I wanna be trapped in you.

— А-ах! Прогибаясь в спине, я невольно издал звонкий вскрик, неприятно резанувший по ушам. Мой слух заполонили собственные смущающие стоны, учащённое дыхание и жалкие поскуливания. Бёдра рвано дёрнулись навстречу поглаживающим и мягко сжимающим ласкам. В кромешной тьме, вместо привычного удушения, страха и боли, я чувствую плотское наслаждение, от которого так не хочется уходить. Непривычно чувствовать что-то приятное. Мастурбирую я крайне редко, обычно нет желания. Да и не до этого было. Вспоминая своё состояние в прошлом, всё сжимается внутри. Кто-то другой ласкает меня. Но это последнее, что меня волнует. Да и какая разница, кто это делает, если это просто сон? Тёплые руки, до одури приятно сжимающие и гладящие, отчего-то кажутся знакомыми. Я не задумываюсь об этом, лишь податливо виляю бёдрами в такт, кусая мокрые губы. Мой пульс становится всё чаще по мере приближения к разрядке, а я всё чаще вздыхаю и извиваюсь в нарастающем наслаждении. Несколько секунд, и я выгибаюсь в желанном оргазме, сладкая истома растекается по всему телу, в ушах шумит кровь и я, кажется, понимаю, кому принадлежат эти руки, но уже слишком поздно... Я хотел притвориться спящим, но глаза открылись сами по себе. Первое, что я почувствовал – привычное тепло братского тела и... странная липкость внизу. Я не смею пошевелиться и смотрю в одну точку, но ничего не вижу перед собой. Осознание накрывает меня с головой. Боже, какой позор... Жгучий стыд заполоняет каждую клеточку, парализует всё тело, заставляет всё лицо гореть... — Ну ты хоть иногда стресс снимай. БЛЯТЬ! — Не смей... Не упоминай это никогда, понял? Забудь. Сейчас же. — сиплым шёпотом проговорил я. Взмолился, если быть точнее. Меня трясёт от стыда. Или это после мокрого сна. Не знаю. Я не смею поднять взгляда, даже шевельнуться. Да я ему в жизни больше в глаза не посмотрю! — Не хочу врать тебе, поэтому скажу, что то, как ты трахнул мою ногу, забыть невозможно, братец. Уж прости. — я слышу, как он едва сдерживает смех, пока моё лицо по ощущениям краснеет до невозможности. Я взвыл от позора и отпрянул от Данте, свернувшись в клубок. Какой стыд! Ужас! Клеймо на всю жизнь, хоть сейчас собирай вещи и пускайся в бега! — Ладно тебе, с кем не бывает? Ну, вообще много с кем, но не важно. Не загоняйся. Больше всего на свете сейчас я хочу, чтобы мой младший брат заткнулся и хранил этот секрет до гроба. Или чтобы это вообще стёрлось из его памяти. Но это, к сожалению, невозможно. — Если тебе станет легче, то у меня тоже были мокрые сны. Лет в двенадцать. — на этот раз он не сдержался и расхохотался, и мне показалось, что его звонкий смех отскакивает от деревянных стен и долбит по моим ушам. — Заткнись... Заткнисьзаткнисьзаткнись! Закрой рот! — клянусь, я готов разрыдаться, но это сделает всё еще хуже. Я лишь утыкаюсь горящим лицом в подушку и сжимаю в руках клочки волос. Любая мука в Аду была бы во сто раз легче этого, я уверен. — Да всё, молчу. Разберись тут со своей проблемой. В одиночестве. — Данте снова гогочет, вставая с кровати. Худше и быть не могло. Он ведь будет припоминать это каждую секунду, я уверен. Боже, за что мне это...?

***

К моему удивлению, прошло два дня, а Данте не упоминал этот случай, даже не подкалывал меня. Я всё ещё не могу смотреть ему в глаза и избегаю контакта с ним, потому что мне стыдно. Мой образ разрушен! Естественно, Данте пытался заговорить со мной. Но как только я видел его, всё внутри сжималось от позора и я всячески отнекивался от диалогов. Хотя я понимаю, что Данте по большей части всё равно, но я не могу запросто отключить свои эмоции, хотя хотелось бы. Я как всегда рушу всё сам. Даже если брату удаётся вытянуть из меня пару слов, то разговор получается максимально натянутым и неловким. И то, как он пристально смотрит на меня всё время... вызывает у меня неприятные мурашки. Я чувствую прожигающий взгляд отовсюду, даже когда Данте нет рядом. Я заметил, что в последнее время у меня почти не было зрительных, тактильных и звуковых галлюцинаций. На смену им пришло постоянное чувство слежки и тревожность. Я терпеть не могу это состояние. Навязчивые мысли преследуют меня всегда, а сейчас ещё больше. Я даже пробовал "расслабиться", как предлагал брат, но ощущение, что за мной следят, взяло надо мной верх и я не стал даже пытаться. Иногда я думаю о том, что мне не помешала бы помощь. Хотя бы какие-то таблетки. Но... как оказалось, моя репутация для меня важнее здоровья. Не всё так плохо, не так ли..? Я лишь боюсь, что упаду в глазах Данте ещё ниже и доставлю ещё больше проблем. Он не должен беспокоиться о таких мелочах, поэтому я не говорю ему. И не буду. Зачем? Я услышал тихие шаги по поскрипывающей лестнице и напрягся. Лёжа на кровати, я тут же подскочил и принял сидячее положение, застыв на месте. — Верг. — знакомый голос брата вызвал дрожь, будто я какой-то щенок, которого будут отчитывать. Я промолчал, лишь уставился на нейтральное выражение лица Данте, пытаясь разглядеть на его лице хоть одну эмоцию. И он так же пристально смотрел на меня. — Может, хватит от меня бегать? Я сделал что-то не так..? — его голос слегка дрожал. Он волнуется? — Если ты про то, что случилось.. Это не повод меня избегать, ты знаешь? Ты воспринимаешь всё в штыки. Будь... проще, ладно? Мне становится еще стыднее, когда он говорит про это. Быть проще – это как? Вернее, я понимаю, что он имеет ввиду, но как это сделать? Всё-таки... мне кажется, что это неотъемлемая часть моего характера. Да, не очень хорошая, но это всё же Я. От этого не избавиться по щелчку пальца. Он хочет, чтобы я был удобным? ...Ладно, я действительно воспринимаю всё в штыки.

SONG: Soviet Soviet – Ecstasy

— Как это – быть проще? — более бессмысленного вопроса я задать не мог, но мне все же интересно узнать, что это значит в его понимании. — Это значит не быть сложным. — Что? Когда я пытался понять смысл его фразы, он ухмыльнулся. Я не всегда различаю сарказм... — Не воспринимай всё всерьёз. Учись видеть в ситуациях что-то смешное. Одним словом, относись ко всему проще, и всё будет проще относиться к тебе. Это не сложно! Видеть что-то смешное? Я не помню, когда смеялся в последний раз. — Я.. прислушаюсь к твоему совету, Данте. Он смотрит на меня, видимо, ожидая чего-то ещё. Снова использует этот взгляд, от которого я почему-то чувствую себя виноватым за своё молчание и мурашки бегут по спине. — Как же сложно тебя разговорить. Ладно. Мне ведь не нужно напоминать тебе, что я люблю тебя? — сладкая улыбочка снова скрашивает лицо брата. — Не нужно... — нет, нужно. Я всегда сомневаюсь, что не являюсь обузой, что я действительно нужен. Я смущённо отвожу взгляд. Что-то кольнуло в сердце, на душе стало.. приятно. Тепло даже. Быть любимым так непривычно. Данте забавляется моей реакцией, его кончики губ и не думают опускаться, растягиваясь всё шире. Шаг, другой, он приближается, и я, подпрыгнув от неожиданности, оказываюсь в тёплых объятьях. Согнувшись к сидячему мне, он трётся щекой об мою щеку. — Что ты делаешь? — я спрашиваю, но мне не хочется сопротивляться в этот раз и привычной паники нет. Блаженно прикрыв глаза, я сосредоточился на своём бешеном сердцебиении. — Люблю. Верг, люблю тебя. — Данте наваливается на меня всем весом, заставляя лечь, придавив меня. Не сказать, что он лёгкий, но терпимо. Наверное, я бы мог назвать то чувство, что испытываю сейчас, бабочками в животе, но это что-то более существенное. Дрогнули кончики моих губ и поползли вверх в неконтролируемой улыбке. — Данте, мы же не дети... — никакой самоуверенности в моём тоне, да я и не пытался её изобразить. Получив ответ в виде мычания, я, немного погодя, робко приобнимаю брата в ответ, а он довольно вздыхает. Я не смею пошевелиться, пока Данте мерно дышит в мою шею. Как будто при одном неверном движении он уйдёт. Тело дрожит, но не от холода или страха, а от счастья. Я действительно счастлив, и ничто не может сравниться с этим чувством... — Я тоже люблю тебя, Данте. Я понял, что я испытывал, когда он обнимал меня. Эйфория.