«И судорожный вздох спирало мне страданье,
Уж погасала мысль, уже язык немел,
Тебе, тебе даря последнее дыханье,
Ах, чаще, чем должно, мой дух к тебе летел.»
Джордж Байрон
Яркое солнце, пробивающееся лучами сквозь редкие жалюзи на окнах, резко ослепило глаза, заставляя парня тихо и недовольно простонать, развалившись на парте и прикрыв веки, лишь кончиками пальцев легонько перекатывая ручку из стороны в сторону, ловя так последние гроши связи с реальностью и удерживая себя от сна. Всю прошлую ночь он провел за конспектами и повтором лекций, пытаясь выбить очередной автомат, ради которого и сейчас, в такой теплый и не располагающий к учебе весенний день, сидел на парах, вместо того, чтобы зайти в какое-нибудь кафе за любимым матча-латте, а потом прогуляться с ним по парку, словно парочка влюбленных. Лишь он и его «трава галимая», как сказали бы друзья… — Джин. — Парень рядом осторожно толкает Хвана в плечо, вырывая из той сцены в его мыслях, где губы уже тянутся к бумажному стаканчику. Нехотя повернув голову и терпя поражение в попытках разлепить глаза, Хенджин лишь одну бровь вскидывает на соседа по парте. Феликс тянет руку вперёд и треплет друга по волосам, надеясь хоть чуть-чуть взбодрить, — В общий чат только что написали, что можно на завтра записаться в поход… Всего пара дней, зато сессию автоматом закроют. Что думаешь? — Думаю… — Брюнет все же смахивает с ресниц остатки сонливости, не удержавшись от короткого зевка и легкого потягивания, дабы размять тело. — Думаю, что даже пара дней в лесу без интернета и остальных признаков цивилизации будут лучше, чем зачет и бесконечные пересдачи у мистера Пака. Это утро немного выпадает из других рутинных утренних часов Хван Хенджина: вместо горы учебников перед ним на полу, словно гора Халласан, расстилается груда вещей, жизненно необходимых для выживания в дикой природе. Например, любимая книга Ремарка или несколько упаковок печенья с шоколадом. От связи отказаться можно, а от последнего — никогда. Признаться честно, он бы, может, и послал к черту этот поход, найдя в себе последний силы на еще несколько экзаменов и зачётов, но Ликс — этот шумный комочек веснушек, выжженных осветлителем волос и позитива — был слишком настойчив, внушая, как здорово будет сидеть у костра, жарить мясо, петь песни и делать селфи у каждого дерева. Особенно с учетом того, что «там все наши будут! Джисон поспорил с Крисом, что Чанбин в спальный мешок не влезет!». Проще говоря — у Хвана не было шансов отказаться, как и сейчас их нет, чтобы попросить Феликса включить что-нибудь кроме твайс, пока он не выпрыгнул из окна автобуса и не пошел пешком чертову кучу километров обратно до города. Зато в тишине, а не под «what is love» на пятом повторе за час. — Приехали! — один из преподавателей жестами просит всех побыстрее выйти из транспорта на улицу, — Все правила помнят? От группы не отставать, ничего с кустов и земли не есть. Хотя бы это держите в голове. Выдвигаемся через пятнадцать минут, до заката должны найти привал. Хенджин поправляет рюкзак на спине, не глядя убеждаясь, что все нужное взял с собой, и осматривается, чтобы оценить местность — лес густой, болотно-зеленый, с резким запахом хвои и свежести, где-то вдалеке слышно реку, а прямо над головой пролетают стрекозы, разрезая воздух маленькими перламутровыми крыльями. Отъезжающий по местами отсутствующей дороге автобус сейчас выглядит особенно неправильно, цепляя стенками ветки, разгоняя маленьких птиц и белок, в чьи рыжие хвосты тут же устремляется тонкий палец Феликса с возгласом «Джисон, смотри, твои бегут!». Хван никогда не был фанатом активного отдыха на природе и, пускай эти два дня и будут для него тяжелыми, однако обязаны себя окупить… Как минимум — зачетам; как максимум — временем с друзьями, которого им в последние месяцы так сильно не хватало из-за учебы и подработок.🌙
— Я читал, что в этом лесу часто пропадают молодые люди и девушки… — Начинает Чанбин, чем вызывает мягкую улыбку на лице Хенджина. У старшего в карманах всегда были припасены пара-тройка хороших историй, легенд или теорий заговора, Джин, к слову, успел по ним соскучиться, — Примерно нашего возраста, кстати. — Снова хочешь запугать Феликса, чтобы он от тебя всю ночь не отходил? — подмигивает Хван, за что получает лёгкий удар от Со в бок и злобный взгляд исподлобья от Ли. — Придурок. — Бин переворачивает на огне слегка обуглившуюся сосиску и, скривив лицо, отдает ее Джисону. Важное дело по приготовлению позднего ужина Чан перенимает в свои руки, обругав прошлого мастера за растрату особо важных ресурсов для выживания. — Мне просто показалось это интересным, — продолжил Со, — многие считают, что дело лишь в болотах и непроходимых лесах, кто-то даже сваливает вину на диких животных, однако есть и те, кто утверждают, будто вина лежит далеко не на суровой природе… — А в чем тогда? Ту историю про кицунэ мы слышали уже сотню раз… — Нет-нет, тут дело в другом. Говорят, где-то в этих лесах живет ведьма, которая крадет лица красивых девчонок, а потом заманивает к себе парней и… Хруст ветки где-то за спинами парней заставляет Чанбина замолкнуть, а Феликса подпрыгнуть с громким визгом, вцепившись пальцами в рубашку Со, отчего тот не может не улыбнуться, совершенно позабыв о возможной опасности вблизи. Идиот влюбленный. — Мне кажется… или там что-то шевелится… — Хан прячется за спиной Хенджина, лишь вполглаза вглядываясь в темноту сквозь широкие деревья, за которыми все еще раздавался тихий шорох. Парень осторожно, но настойчиво толкает Хвана вперед. — Иди посмотри. — Почему я? — Ты что не знаешь главный закон фильмов ужасов? Девственники не умирают, так что именно их нужно отправлять на разведку. — Ты ахуел? Я не… Еще один толчок в спину вынуждает замолкнуть на середине слова и Хенджин мысленно проклинает Джисона, возможно, даже разглашает несуществующему чудовищу в кустах его домашний адрес, однако, закатывая глаза, все же берет на себя роль героя и, подсвечивая себе путь небольшим фонариком, делает несколько неуверенных шагов в сторону странных и изрядно пугающих звуков. Страх собирается комком в горле, а несчастный фонарик, чьего света явно сейчас недостаточно, чтобы рассеять ужас, скрывающийся в темноте, рисует из веток и листвы причудливые образы, лишь усиливая и без того растущую панику. Кажется, стоит Хенджину сейчас повернуть голову, и из-за поваленного дерева на него выскочит огромный монстр, сошедший со страниц лучших хорроров двадцать первого века, вгрызаясь острыми зубами в шею и разрывая длинными когтями кожу на спине. Чертов Чанбин с его этими страшилками у костра. Им что десять лет, чтобы рассказывать друг другу жуткие истории в лагере? Из раздумий Хвана вырывает столкновение чего-то мягкого с собственной ногой и требовательное «мяу» откуда-то снизу, которое от неожиданности и остроты момента вынуждает громко выругаться, схватившись за сердце. Черный кот с гладкой шерстью, переливающейся серебром в тусклом свете серпа луны и полудохлого фонарика, ластится, трется о ноги парня и сверкает зелеными глазами, хитро подрагивая длинными усами. Взгляд у пушистого хищника уж слишком умный, с оттенком издевки, будто внезапный гость из леса молчаливо спрашивает «испугался?». Да, черт возьми, испугался. — Что ты тут делаешь, дурной?.. — Хенджин берет на руки зверька, осторожно почесывая того за ушами и получая в ответ благодарное мурлыканье, отвлекающее от навязчивой мысли внутри о том, что кот не выглядит диким, а до ближайшего поселения… очень далеко. Парень возвращается к друзьям и, вскинув бровь, будто не он сейчас десять лет жизни от страха в кустах обронил, демонстрирует находку, — Это всего-лишь кот, пойдемте спать. Весь оставшийся вечер проходит спокойно, за исключением фееричного обретения нового друга в лице кота, который, к слову, шипит на всех, кроме Хвана, и успевает даже цапнуть Джисона за неудавшуюся попытку погладить, что несомненно тешит душу старшего. Иногда Хенджин жалеет, что практика сна под открытым небом не особо распространена, и сейчас, лежа в спальном мешке, осторожно почесывает грудь тихо мурчащему зверьку, которого окрестил поэтичным именем «Данте», вынужденно смотрит в навес палатки, а не на бесконечные звезды в ночи. Данте, будто прочитав мысли своего новоиспеченного хозяина, спрыгивает с Хвана, предварительно ударив пушистым хвостом по лицу, мол, «вставай, пошли», выскальзывает за пределы укрытия, заставляя парня впопыхах догонять мохнатого, переступая через спящих друзей. — Хэй, ты куда… — кот, кажется, словно нарочно игнорирует чужие слова и ловко мельтешит лапками по траве вглубь чащи, — Данте, стой! Приходится ускориться, почти переходя на бег, в попытках догнать существо, которое по непонятной причине возвращается обратно туда, откуда не так давно пришло, лишь изредка останавливаясь, чтобы оглянуться на Хенджина. — Мы ведь так…– Хван лишь на секунду оборачивается назад, чтобы убедиться, что свет от привального костра еще виден, однако, конечно же, уже нет. Ни света, ни палаток, лишь темные деревья и их ветви, желающие кончиками своих пальцев располосовать лицо парня. — Класс. Уже потерялись. Он делает лишь несколько неуверенных шагов обратно в надежде, что вот-вот, сейчас только обойдет пару-тройку елок и вновь увидит лагерь, однако под ногами тут же вырастает кот, громко шипя и переходя на рык. Хван лишь руки поднимает, как белый флаг, перед зверьком и отступает. Данте зубами цепляет штанину и тянет в противоположную сторону, а Хенджин, мысленно себя проклиная, слушается, идет за черным, хоть и уверен, что привал совершенно в другой стороне. Идти по дикому лесу в глухой ночи за бестолковым животным — так себе идея, он это понимает, однако все равно уже заблудился. Терять нечего. Скудные познания техники безопасности в лесу говорят, что нельзя уходить далеко, нужно лишь оставаться на месте, но наивность берет верх, полагая, что животное знает верную дорогу. Нет, не знает. Проблуждав около часа и заработав как минимум 10 царапин и бесчисленное количество укусов комаров, Хван разочарованно выдыхает и останавливается. Внутри что-то на грани тревоги, скребущее ребра и дразнящее желудок, точно такое же, как и ветви елей, скребущие черный небосвод, дразнящие далекие звезды. Что если это и есть его конец — стать очередным заголовком новостей о пропавшем в лесу мальчике? Сколько ему еще осталось? Еда, питьевая вода, телефон — все наивно забыто в палатке. Через несколько часов проснется Кристофер, он всегда раньше всех встает. Проснется и обнаружит, что место Хенджина в палатке пустое и холодное. Вероятно, сам на поиски не бросится, Крис всегда был умным парнем — как можно быстрее скажет преподавателю. Только тогда Джина начнут искать. А толку с этого… Черт бы побрал этого кота-путеводителя. За этот час они ушли слишком далеко, чтобы их вообще смогли найти. Руки дрожат. Хенджин садится на землю, прислонившись спиной и затылком к холодной мокрой коре дерева. Дыхание сводит, а сердце, кажется, с каждым своим ударом пытается пробиться все ниже к желудку. Тошнотворная паника разливается бензиновыми пятнами под кожей. Очередное «мяу» где-то между ног и Хван еле сдерживается, чтобы не кинуть в животное одну из бесчисленных шишек на мховом покрывале леса. — Я дальше не пойду, хватит. — Кот снова рычит, недовольно виляя хвостом, однако, похоже, в ответе Хенджина не сомневается, потому как гордо разворачивается и бежит прочь. Отлично, теперь он здесь совсем один. Похолодало. Весна хоть и близилась к лету, но здешний лес явно был не в курсе последних событий. Клубочек пара слетает с губ и несется вверх, к звёздам, сквозь кроны вековых деревьев. На парне лишь легкая футболка, не внушающая доверия на выживание в лесу хотя бы в пару дней. Он прикрывает глаза и медленно считает до десяти, цепляясь пальцами за траву и мох, дабы унять дрожь. Один, два, три… к черту. Не помогает. Приходится обнять себя за плечи, чтобы согреться, но с мысли сбивает новое настойчивое «мяу». — Ну чего тебе?! Хван распахивает глаза и сталкивается гневным взглядом с сухой скруткой трав, осторожно перевязанной шершавой бечевкой поперек пожелтевших стеблей. Лицо вытягивается в немом удивлении, а Данте лишь довольно облизывается, сверкая зелеными глазами в свете далекого полумесяца луны. — Где ты… это взял? — парень задумчиво берет в руки находку, рассматривая со всех сторон и осторожно поднося к лицу. Пахнет засушливой осенью и теплом, наперевес влажному и холодному лесу, окружающему его сейчас. — Идем, отведи меня туда. Данте, давай же, быстрее. Хороший котик, очень хороший! Вероятно, Хенджин сейчас светится от надежды, вдруг воскресшей где-то внутри, потому как черный кот, Хван готов поклясться, улыбается своей маленькой острой мордочкой и беззаботно перебирает пушистыми лапками обратно сквозь витиеватые корни сосен и елей, а парень следует за ним, так спешно поднимаясь с земли, что царапает ладонь о кору дерева. Долго идти не приходится, буквально через пару метров сквозь темноту, мохнатые ветки и толстые стволы выглядывает дом… скорее даже домик. Фасад посерел и местами облупился, крыша поросла мхом, но в окне горит тусклый свет, будто подзывая Хвана к себе, как одинокого мотылька заплутавшего среди ночной мглы. Подхватив на руки кота, Хенджин почти бежит к дому, чуть не спотыкается от излишней спешки, но все же удерживает равновесие, а оказавшись на пороге, тут же осторожно стучит, затаив дыхание. За дверью слышатся шаги, вероятно, он побеспокоил и напугал какую-то старушку-отшельницу, которая большую часть жизни провела здесь, в густом безлюдном лесу, совсем одна и совершенно отвыкла от человеческого общества, но Хвану сейчас необходима хоть чья-нибудь помощь, хотя бы спросить в какую сторону двигаться, а еще лучше, если у женщины найдется карта местности… Дверь открывается и свет лампады заставляет Джина чуть прикрыть глаза с непривычки. — Еще один заплутавший путник? — молодой мужской голос сбивает с толку, вынуждая тут же взглянуть на его обладателя. Совершенно не старушка… Парень перед ним, кажется, либо ровесник, либо старше на пару лет. Каштановые волосы осторожно спадают на лоб, а темно-карие, почти чёрные, глаза не излучают удивление от встречи, лишь заинтересованно скользят по лицу Хвана, вынуждая того сконфуженно проморгаться: — О… ээ… — он мнется с ноги на ногу, пытаясь найти более подходящие слова, — Здравствуйте… — Тебя привел Фауст? — не дает договорить мужчина, а кот, заслышав свое настоящее имя, спрыгивает с рук и мягко обтирается головой о чужие ноги, подрагивая хвостом, — Не знаю по какой причине, но этот наглый кот всех потеряшек ко мне ведет. Ты третий за месяц. — Вообще-то я из-за него и потерялся… — Тихо проясняет Хенджин, смущённый таким неприкрытым интересом к себе и внимательным взглядом напротив. Безымянный парень вновь будто вполне ожидал услышать от Хенджина подобную реплику и лишь не спеша отступает в сторону, пропуская внутрь дома. Хенджин неуверенно делает пару шагов и продрогшее тело тут же окутывает тепло от небольшой печи, а в нос бьет стойкий запах жженых трав и свежих ягод. Хозяин избы все так же немногословно следует вперед и, повернувшись к Хвану крепкой спиной, почти машинально выуживает откуда-то два деревянных стакана, скорее всего сделанных собственноручно, судя по удивительной, хоть и не особо осторожной резьбе на ручках. — Утром отведу тебя в деревню, негоже в ночи по болотам шастать. Садись, тебе нужно согреться. — Джин слушается, устало приземляется за стол, следуя взглядом по загадочному отшельнику, а тот, словно прочитав его мысли, продолжает, — Не люблю большие города и деревенские сплетни, поэтому живу здесь. И людей не люблю, у них на уме лишь собственные греховные желания в виде денег и похоти. Здесь спокойно. Фауст ловит мышей, а я собираю травы и делаю свечи. Ли Минхо, можно просто Минхо. Перед лицом Хвана оказывается кружка с горячим ароматным чаем, в недрах которого, словно в танце, кружатся кусочки листвы и соцветия. — Ромашка, крапива и немного перечной мяты. Успокоит нервы. — вновь опережает вопросы Минхо. — Спасибо… — Чуть дрожащие пальцы обхватывают стакан, а взгляд возвращается к парню. Сложно сказать, выглядит тот уставшим или безразличным ко всему, скорее, просто спокойным до жути, — Я Хенджин, рад знакомству. На удивление Минхо легонько улыбается, обнажая ямочки на щеках. Теперь он не кажется таким пугающим, лишь немного строгим и до невозможности загадочным. Интересным. — Знаете… — начинает Хван, чуть осмелев, но его тут же перебивают. — Можно на «ты». — Знаешь, — он будто пробует на вкус такое неформальное обращение и делает глоток горьковатого чая, слегка обжигая язык, — друг говорил мне, что в здешних лесах живет страшная ведьма… но ты на ведьму не похож. — Но я кажусь тебе страшным? — улыбка становится ярче и Ли упирается локтями в стол, укладывая голову на ладони и как-то хитро, внимательно вглядываясь в лицо Хенджина, вновь совершенно не скрывая собственное любопытство к его скромной персоне. Как же он похож повадками на Фауста. — Нет-нет, скорее… что-то мистическое в тебе есть. — Отсутствие гаджетов и выбор в пользу природы делает меня мистическим… забавный ты, Хенджин. Еще около часа Хван рассказывает новому знакомому о том, как и почему оказался в лесу, а тот, мягко улыбаясь и внимательно слушая, варит бульон, разнося аромат неизвестных специй по дому и предлагая Хенджину утолить голод, на что тот, конечно же, соглашается, чувствуя, что печенья и сосисок в лагере было совсем недостаточно, да и ночные похождения заставили его изрядно проголодаться. Новообретенный знакомый, завидев царапины на ладони, помогает промыть их водой, а после бережно обматывает клочками, оборванной из закромов, белой ткани, перед этим нанеся на рану странно пахнущую мазь «из подорожника» по его словам. Минхо больше не кажется таким жутким, Джин списывает первое впечатление на собственную чрезмерную осторожность. Ли заботливый, мягкий, уютный, с острыми шутками, очаровательными ямочками на щеках, в которые хочется ткнуть пальцем, и какой-то особой волшебной аурой, которая не отталкивает, а лишь тянет ближе к себе. Будто дом — это не квартирка Хенджина в Сеуле, а этот лес, эта хижина и этот парень с вредным котом. Такие мысли заставляют его растерянно проморгаться. Да, парень и правда принял его радушно, но, находясь в гостях, не стоит забывать где твой дом. Его дом — пустая однушка, книги о нездоровых отношениях и друзья, выдергивающие в реальность из очередного литературного запоя. — Если ты так не любишь людей, почему помогаешь мне? — робко бросает Хван, пытаясь понять причину такого теплого приема от человека, который намеренно выбрал отказаться от общества. Он проходится по спальной комнате хозяина, которая, судя по размерам, являлась и рабочим местом, вмещая в себя большой деревянный стол, изрезанный, кажется, рунами и заставленный пыльными книгами, свечами, скрутками. Рука непроизвольно касается камня на полке, вытягивая его из кучи остальных и поднося к лицу, чтобы лучше разглядеть белесые борозды внутри под яркими искрами огня в печке. — Хочешь вернуться обратно в лес? — Минхо выгибает бровь и тут же ловко меняет тему, — Это, к слову, розовый кварц… И я бы на твоем месте так безропотно не хватался за что попало в доме колдуна. Мало ли, чем это может обернуться. Кварц, например, в чужих руках способен влюбить человека в хозяина камня. Лицо Хенджина краснеет, а после удивленно вытягивается: — Колдуна?.. — Шутка, дурной… Однако, могу сделать тебе расклад, если хочешь. — Конечно! Не знал, что ты увлекаешься таро. У меня есть знакомая в городе, которая тож… — Мы знакомы всего час, не думай, что можешь знать обо мне все. — перебивает Ли, тут же закатывая глаза, кажется, от слов про знакомую. Хван не уверен. — Есть огромная разница между «просто мешать картонки» и «ведать». Большинство городских «гадалок» начитаются сомнительных трактатов и вещают потом на каждом углу, мол, колесо фортуны — это удача. Парень вновь закатывает глаза, но в этот раз из-за взгляда напротив, полного непонимания: — Колесо фортуны — это нестабильность. Сегодня, в солнечный день, собираешь во дворе хворост для печи, а на следующий день он пропитывается влагой из-за внезапного ливня. — В третий раз закатив глаза, он поясняет на еще более доступном языке, — Сегодня выиграешь миллион вон, завтра заболеешь чем-то ужасным и все деньги спустишь на лечение. Минхо весело хмыкает, словно подмечая собственную удачную шутку и хорошее сравнение, отпивая глоток травяного чая. — Я вот вообще не использую трактовки. Карты нужно чувствовать. Хенджин решает не спорить. Как минимум потому, что слова парня звучат уж слишком убедительно, лишь кивает, да молча наблюдает за тем, как Минхо перемешивает карты тонкими длинными пальцами, покрытыми кольцами с фиолетово-синими самоцветами, вглядываясь в картонные рубашки как-то особо вдумчиво. — Положи на колоду левую руку, мысленно спроси, что тебя ждет, и сдвинь от себя. — чеканит парень, протягивая ладонь с таро в сторону Хенджина, а тот, замирая сердцем от случайного касания чужих пальцев, слушается. Карты под властью Ли ровным рядом опадают на деревянный стол, а сам Минхо лишь уголком губ дергает от каждой последующей. — То, что я сейчас тебе скажу, ты должен запомнить и слушаться карт, Хенджин. Судьба гибка и она только в твоих руках. Мои карты рассказывают лишь то, как она сложится, если ты не поменяешь свою линию поведения. — Острый взгляд пронзает тело, лишь доказывая парню, что расклад сказал что-то важное. — Понял… — Отлично. Первая тройка: четверка жезлов, дьявол, тройка мечей. Чувства обманчивы и способны завести тебя в тупик. Остерегайся привязанностей, иначе поплатишься сердцем. Вторая тройка: маг, семерка мечей, верховная жрица. Не верь людям, у которых есть над тобой власть. Доверяй своей интуиции. — Минхо на пару секунд замолкает, с некой тоской касаясь подушечками пальцев последней карты в следующем триплете, — Третья тройка: влюбленные, страшный суд и башня. Прими верный выбор, чтобы избежать разрушения собственной жизни. Это важно. — Я не понимаю… — Хван импульсивно тыкает указательным пальцем в карты, — Я ни к кому не привязан, нет ни у кого надо мной власти… И почему моя жизнь должна быть разрушена? У меня все хорошо! Учусь, деньги есть, друз… — Ты должен понять. Низ колоды и общий фон расклада: дурак. Ты наивен. Исправь это в себе, Джин. Ты хороший парень, я знаю, чувствую это. Не хочу, чтобы с тобой случилось что-то плохое. Ты не заслужил. — Меня обозвали карты… — невесело усмехается блондин, — Но спасибо тебе, Минхо, я постараюсь это учесть, обещаю. — Хван делает вид, что его совсем не смутила внезапная забота от парня напротив, однако щеки подло окрашиваются румянцем. Ли усмехается, пряча улыбку за ладонью и почти незаметно закатывая глаза. — Не обещай того, что не в силах исполнить. — Он откладывает таро в сторону и встает из-за стола, — Идем спать, полуночник. Хенджин соврет, если скажет, что эта ночь была не самой сладкой в его жизни. По началу было крайне неловко оттого, что хозяин дома был вынужден спать на полу, разложив футон и уступив место на кровати Хвану, однако, когда по уставшему от хождения по лесу телу разлилась приятная истома, парень забыл о чувстве вины. Мягкая подстилка будто сотней теплых рук поддерживала его тело, а перьевая подушка оказалась в сто крат удобнее, чем своя родная в Сеуле. В ноги забрался Фауст, на удивление даже не грозясь цапнуть Джина за щиколотку, из открытой форточки прохладный околорассветный ветер влек за собой в дом аромат хвои, а от запаха ладана, шалфея и полыни, зажженных у изголовья кровати, голову приятно кружило, унося в необычайно крепкий сон. В эту ночь ему снились чьи-то касания и нежный голос, который он мог сравнить только с русалками… нет, с сиренами. Голос влек за собой, окутывал неосязаемой любовью и трепетом, манил. И Хенджин шел. Шел, пытаясь разглядеть мутный, светящийся золотом силуэт впереди. Казалось, будто щек не просто касаются подушечками пальцев, а обдувает теплым весенним ветром. На все вопросы «кто ты?» Хван получал лишь новые касания — кончика носа, волос, шеи — и мерцающий искренностью тихий смех. Он подставлял свое тело под невинные ласки, улыбаясь и чувствуя то, что так давно мечтал ощутить: любовь. Конечно, у него были отношения, но все они были поверхностными и недолговечными, к его несчастью. Возможно, Минхо прав — городские люди очерствели и не понимают, не чувствуют и половину того, что способны вот такие лесные одиночки. Хенджин всегда хотел глубокой эмоциональной близости, но откуда ей взяться, если близость ограничена лишь историями «для близких» в инстаграме? Было в нем всегда что-то такое, по мнению друзей, «нездоровое»: желание посвятить человеку собственную душу, а чужую запустить к себе под ребра, выцарапывая на костях инициалы. Знать каждую родинку на теле, находить прекрасным самые странные и глупые привычки, помнить любую мелочь, включая любимый детский мультик или мысль, которая вертится у человека в голове два раза в неделю. Вдруг, однажды бы ему повезло и он бы стал чьей-то мысленной «римской империей»? Тогда он безукоризненно бы сделал этого человека своим «перевалом Дятлова» или «теорией квантового бессмертия»… Но пока на его пути попадались лишь нелепые пьяные поцелуи в первую же встречу и черные списки после первой же ссоры. Хван бы, пожалуй, никогда не просыпался, если бы это было возможно, однако его разбудил знакомый бархатный тембр: — Хэй, уже рассвело. — Приоткрыв глаза, Хенджин уперся ими в слегка помятого и такого же сонного Минхо. Кажется, поспать подольше в этом доме было непринято, — Позавтракаем и я отведу тебя в деревню. — Сколько времени? — Он садится в постели, тут же находя на своих коленях кота и поглаживая шелковую шерсть. Оказывается, тот спал с ним всю ночь, а под утро забрался сверху. — Откуда мне знать? У меня нет часов. — отвечает брюнет коротко, — Они мне не нужны. На кухонном столе его уже ожидал творог с медом и свежими ягодами, а также чай на травах, похоже, такой же, что и вчера — обжигающий губы и возвращающий силы. Очевидно, Ли сорвал ягоды незадолго до пробуждения Хвана, так как те буквально источают запах леса, разливаясь сладостью по языку. Малина и черника — его любимые. — Я бы пригласил тебя к себе в гости, — подает голос Хенджин, в надежде прервать неловкую тишину и разболтать Минхо, — но что-то мне подсказывает, что ты свою лачугу не покинешь. — Какой догадливый. — Улыбнуется парень, стреляя хитрыми карими глазами предельно точно в лицо Хвана и отправляя красные пятна на его лицо. — У тебя… У тебя красивый цвет глаз. — Нелепо бросает Джин, сам не понимая, зачем и почему вообще это сказал. Слова сами сорвались с губ, заряжая воздух электрическим током. К своему же удивлению, он не мог пожалеть о такой глупой случайности, фривольно слетевшей с языка. Это было правдой, возведенной в абсолют — в свете рассветного солнца из окна, прикрытого лишь тонкой кружевной занавеской, глаза Минхо окрашивались в медовое золото, переливаясь вкраплениями опала на периферии зрачков, темных, как ночь, в которой он вчера заплутал. Кажется, и здесь он мог заплутать. Или уже это сделал? Хенджин и не заметил, как бессовестно уставился на парня перед ним, а тот лишь вновь улыбается уголком губ, касаясь кончиками пальцев щеки Хвана. — Ты весь красивый, Джин. По рукам пробегает волна мурашек, переходя в легкую дрожь. Это, казалось бы, невинное касание окончательно затуманивает рассудок, а щеки еще пуще багровеют. Ему снились эти касания, точно такие же — теплые и мягкие, бережные и осторожные. Что, если тот силуэт принадлежал Минхо? Что, если именно он посетил этой ночью его сон? Голова закружилась. — Нам пора. — Тяжело выдохнет Ли, убирая руку с чужого лица и оставляя за собой незримый ожог, пульсирующий где-то под кожей Хенджина, — Скоро группа придет в деревню, лучше тебе быть там. — Откуда ты знаешь? — опустив голову, шепчет Джин, пытаясь привести в порядок мысли и дыхание. Минхо отвечает не сразу, однако Хвану уже все равно. На данный момент в голове стоит лишь один вопрос — почему странный, живущий черт знает где в отшельничестве, парень, которого он знает всего пару часов, заставляет сердце так быстро стучать, что Хенджин вынужден волноваться о его сохранности. — Здесь часто бывают туристические группы студентов. Выучил. Утренний лес уже не пугает так, как ночной, особенно под тихий голос Ли, который рассказывает о каждом растении или ягоде, ведая про их целебные свойства или магические особенности. Кажется, даже животный мир был влюблен в этого загадочного парня, заходясь переливами где-то над их головами или шурша в кустах, иногда рискуя пробежать перед ногами под мягкий смех Минхо. Они говорят о разном — о смысле жизни, космосе, картах таро и кошках, к которым старший питает нездоровую любовь, отзываясь о Фаусте, пожалуй, теплее, чем о всех людях на этой планете. Дорога оказалась недолгой или же Хенджина так сильно увлекла эта беседа, что он потерял счет времени, однако на горизонте показались мелкие точки деревянных домов. — Хенджин! — Хван оборачивается на голос и, только завидев его обладателя, тут же со всех ног устремляется к Кристоферу и остальным друзьям, явно взволнованным его пропажей, — Господи, где ты был, Чанбин чуть сам не потерялся, пока рвался искать тебя в лес, мы уже собирались звонить в службы спасения… Ты в порядке? Что с рукой? Ты ничего не ел там? — Я в порядке! Немного заплутал, но мне помог… — Он оберачивается, чтобы представить друзьям своего спасителя в лице Минхо, однако улыбка, обретенная от воссоединения с командой, тут же спадает с лица: На тропе, которая вывела их из леса в деревню, никого не было.🌙
Город встретил его дождем, серостью и тяжелым, давящим на легкие, воздухом. Казалось, будто Сеул не особо был рад возвращению Хенджина… что ж, по крайней мере это взаимно. Сидеть на парах стало просто невозможно, ровно так же, как и поддерживать связь с друзьями. Все казалось таким искусственным, неживым, посредственным… В отличие от лесного мальчика, которого Хван даже не успел поблагодарить за свое спасение. Тот растворился в воздухе, не оставив за собой даже шлейфа полыни или крошек хлеба, чтобы вновь его отыскать. А отыскать его хотелось безумно, нещадно, словно от этого зависела жизнь Хенджина, все его ничтожное существование. Он боялся, что это лишь сон, что никакого черного кота Фауста, творога с черникой, малиной и медом, а главное — Ли Минхо никогда не существовало. Джин верил, что вся та ночь и то утро были реальностью, иначе как объяснить трепет, сохранявшийся на щеке вот уже несколько дней? Или хотя бы клочки белой ткани, которыми парень залечил его раны? Хван не посмел их выкинуть. Да, это звучит странно и немного «слишком», но только так он мог напоминать сам себе, что это правда. Перебирая тряпочки с зелеными пятнами между пальцами, он раз за разом прокручивал в голове все, что удалось запомнить: запахи трав, терпкий вкус чая, тепло от огня, мягкую шерсть, заботу, предостережения и Ли Минхо с его этими чудовищно красивыми глазами, отливающими медом на рассвете. В одном Хенджин был уверен точно — он обязан вернуться в тот лес, обязан найти странного парня-травника с его картами таро и хитрым котом, обязан хотя бы сказать несчастное «спасибо». — Ты с ума сошел? — Джисон крутит у виска, выслушав план старшего, — Скажи честно: «Хан, я идиот конченный, тебе меня не переубедить, используй козырь в виде звонка Крису». — Это важно для меня, Хан. — Хенджин небрежно закидывает вещи в легкий портфель, который собирался взять с собой в дорогу, — Я сказал тебе, потому что доверяю. Будет намного лучше, если ты предупредишь их, когда я покину город. Так будет меньше вопросов и никому ненужного шума. Окей? — Ты конченый идиот. Думаешь, я отпущу тебя туда одного, после того, как ты потерялся черт знает на сколько часов, а утром с улыбочкой начал рассказывать про несуществующего «Ли Минхо», любезно предоставившего тебе крышу над головой? — Он существует. — возражает Хенджин чуть резче, чем планировал, вызвав удивление на лице Джисона, — И да, ты меня отпустишь. Во-первых, потому что не сможешь остановить. У меня автобус через полчаса. Во-вторых, потому что ты мой друг. — Конченый идиот. — лишь повторят Хан, разочарованно покачивая головой. В автобусе до той самой деревни, где пару дней назад Хван воссоединился с друзьями, его поджидали лишь несколько пожилых дам с тяжёлыми сумками, которые Хенджин помог уложить в багажное отделение под недоумевающие взгляды — по какой причине этот молодой человек едет в такую даль в учебное время? Он старался не обращать на это внимание. Мысли все еще сбивчиво летали вокруг одного лишь образа Минхо, а в груди что-то трепетно сжималось от предвкушения грядущей встречи. Так много хотелось ему рассказать, так много спросить… А может и уговорить все же уехать за ним в город? Хван готов был дать ему кров, деньги, помочь найти работу… Да что угодно, даже кота в собственной квартире стерпеть, невзирая на то, что больше любит собак, если бы это только подразумевало наличие Ли под боком. Хенджин все еще не мог понять собственных чувств, нахлынувших волной, словно тайфун, и сносящих внутри него город под названием «здравый рассудок». Ему и раньше нравились парни, он встречался с ними, целовался, строил планы на будущее, но все рано или поздно кончалось, оставляя за собой лишь сомнительные воспоминания и шутки от друзей за бокалом чего-нибудь крепкого по выходным. Все они были не тем, чего хотелось Хвану — разные мировоззрения, языки любви, типы привязанности и прочая «осознанная» чушь. С Минхо было иначе. Это было слишком сильным, неподвластным, дурманящим, влекущим, а главное — неожиданным чувством, объяснить которое было слишком сложно. Странная влюблённость, которую Хенджин уже не мог отрицать, вспыхнула так, словно парень из леса был той самой иголкой в стоге сена, а Хван случайно обронил в него горящую спичку. Это пугало, сносило крышу подчистую со всем привычным ему рационализмом и укладом жизненных принципов, однако, этого он тоже не мог отрицать, чертовски нравилось. Минхо сказал не верь людям, у которых есть над ним власть, доверять своей интуиции и принять верный выбор, чтобы избежать разрушения собственной жизни. Хенджин простился с властью собственных друзей над ним и сделал то, что подсказывала ему интуиция — бросил все, чтобы еще хотя бы раз оказаться рядом с этим парнем. Где-то на подкорках сознания маячила совесть, громко кричащая о том, что это все неправильно — бросать друзей, игнорировать их предостережения, слать к черту остатки здравого рассудка и бежать черт знает куда, черт знает к кому, однако тяга была сильнее, да и Минхо не черт знает, кто а… Ли Минхо. Да и смысл корить себя за импульсивность и отсутствие мозгов, когда ты уже в дороге? Как минимум, следовало ворчать на самого себя как только эта мысль зародилась в голове, а не в тот момент, когда стала действием. Как там говорят? Поздно пить женьшеневую настойку, если почки отказали? Елки и сосны, одна за другой, сменяются за окном автобуса, чуть кружа голову и отягощая веки. Безумно клонит в сон, и Хван был бы только рад уснуть, избавившись от бесконечного роя мыслей в черепной коробке, снующих туда-сюда, шумящих и раздражающих, вот только до прибытия всего пара часов, а страх проспать свою остановку куда сильнее желания выспаться перед встречей. Все-таки едет он один и вряд ли какая-нибудь бабушка решится разбудить сомнительного молодого человека. Было принято решение направить мысли в нужное русло, если уж и не дается их заткнуть. Думать о том, каким бы мог оказаться Минхо в близости куда приятнее, чем о друзьях, которые, вероятно, сейчас знатно волнуются о Хенджине. Хван незаметно для остальных пассажиров косается кончиками пальцев шеи, прикрывая глаза и позволяя себе распробовать ощущения, возводя в голове образ лесного жителя. Губ касается легкая улыбка. Воображаемый Минхо мягко ведет рукой по чувствительной коже, сползая пальцами на плечи и позволяя оттянуть ворот футболки, чтобы осторожно коснуться зубами ключицы, оставляя за собой яркий след и румянец на щеках Хенджина. Глаза словно испытывающе вглядываются, кажется, в самую душу, позже скользя в сторону губ и впиваясь в них собственными уже менее трепетно, но куда более чувственно. Язык нагло проникает в рот, очерчивая кромку зубов и сталкиваясь с языком Хвана, почти напрочь выбивая остатки воздуха и самообладания. Ли сбивает с толку, доводит до дрожи и мурашек, бессовестно и умело ласкает, крепко сжимает в своих руках, кусается бесконечно и улыбается своей фирменной хитрой улыбкой губы в губы. Автобус останавливается и Хенджин распахивает глаза, нелепо пытаясь проморгаться и выровнять дыхание. Щеки горят, но к черту их сейчас. Выходя из транспорта, он пытается вспомнить куда идти. Пожалуй, наивно будет вновь ждать Фауста, любезно указывающего ему дорогу до домика, поэтому теперь придется рассчитывать лишь на самого себя. Джин ехал налегке, не взяв с собой даже сменных вещей на ночь, которую еще хотя бы раз собирался провести в этом лесу, лишь небольшой шоппер с телефоном, фонариком для блужданий в ночи и крошечную коробочку с подарком для Минхо в качестве благодарности. В этот раз лес уже не кажется таким мрачным и зловещим, наоборот, словно расступается перед ногами чужака и четко выкладывает ветви над его головой, указывая тропу. Хенджин не знает, что ему скажет, не знает, как объяснит свое возвращение и подарок. Все слова, складывающиеся в предложения где-то в голове, казажутся абсолютно нелепыми и убогими. Почему нельзя просто помолчать? К примеру, молча обняться? Или это будет еще страннее… Он и сам не заметил, как оказался на пороге, слыша из распахнутого окна громкое мяуканье кота и смех парня, который вынудил Хвана расплыться в глупой улыбке. Смех у Минхо какой-то особенно теплый, будто ручей бежит по влажным камням, задевая прибрежную траву. Так звенят рождественские колокольчики или кричат морские чайки, летящие под сводами облаков. Осторожный стук в дверь словно нарушает идиллию. Долго ждать не приходится — хватает пары секунд, прежде чем она распахивается перед лицом, снова слепя светом, как пару дней назад, и вынуждая щуриться, но в этот раз не закрывать глаза. Он хочет его видеть. — Привет… — звучит ещё более неловко, чем звучало в голове. — Все-таки вернулся, — Минхо, как и раньше, окатывает его изучающим взглядом с ног до головы, а после с улыбкой делает шаг в сторону, — я ждал тебя, проходи.🌙
— … В общем… — нервные пальцы теребят коробочку в руках, на которую то и дело поглядывает Минхо, больше совершенно не скрывающий улыбок, что, если честно, Хенджину только в радость, — Я просто хотел поблагодарить тебя за спасение. Если бы не ты, я бы, вероятно, умер в этой чаще на второе сутки блужданий. Старший смеется, одним лишь своим смехом заставляя Хенджина краснеть и сиять одновременно. — Во-первых, тогда ты должен благодарить не меня, а Фауста. — Ладонь пробегается по кошачьей спине, в то время как сам усатый выхаживает от одного парня к другому, пока они сидят на полу в окружении книг, подушек, камней и свечек. Комфортно. — Это он тебя привел, я лишь решил не спорить с его решением. — Но… — Во-вторых! — Уже привычно перебивает Минхо, — Ты бы не умер. Опять же, спасибо Фаусту, ведь если бы не он, твой поход прошел бы без особых приключений. Да даже если бы ты заблудился, вторых суток не настало бы. Нашелся бы к утру. Живым и невредимым, за исключением укусов комаров. — Откуда ты знаешь? — По-доброму усмехается Хван, склоняя голову набок, — Все же соврал мне тогда и на самом деле являешься колдуном? Минхо не спешит с ответом, лишь любопытно блуждает по чужому лицу взглядом темных глаз, словно обдумывая стоит ли давать ответ на этот вопрос. Хенджин же пользуется моментом, чтобы мысленно отметить, как красиво завиваются кончики его волос. Кто-то на укладку тратит два часа жизни, а этот парень, моющий голову в речке неподалеку, выглядит как модель с обложки журнала. Хван не идеализирует, он так чувствует. Хочется рукой в эти волосы ворваться и пропускать сквозь пальцы, бесконечно перебирая мягкие пряди. Интересно, у Минхо и правда такие шелковистые волосы, какими ему кажутся? — Да, соврал. — Наконец выдыхает Ли с совершенно беззаботным лицом, в отличие от Хенджина, замершего от неожиданности, — Сбежишь? — Стой, то есть ты правда… — Меж бровей проползает мелкая морщинка удивления и недоверия одновременно, — Это же ну… Невозможно. — По-твоему мне все это… — Он хаотично обводит рукой пространство, забитое различными магическими атрибутами, — нужно для антуража? Я знаю больше, чем ты думаешь, Джин. Нужны доказательства? Минхо наклоняется чуть ближе, с хитрым блеском в глазах вглядываясь в лицо напротив, а Хенджин, похоже, за секунду обретает астму, которой никогда в жизни не страдал. Еще пара сантиметров и можно почувствовать дыхание парня на своей щеке. Это, честно говоря, сейчас его волнует куда больше, чем внезапная правда о том, что все детские сказки про волшебников — правда. — Я знал, что ты вернешься. Джисон. Так зовут друга, который должен был тебя отговорить, но не смог. Твой любимый цвет красный. Любимый мультик «Анастасия». В коробке лежит подвеска. Хм… — Он на секунду задумывается, вновь бросая ленивый взгляд на подарок, подготовленный Хенджином, и хихикает, — С кошачьей лапкой. Хенджин лишь рот открывает от изумления, чувствуя, как по спине расползается волна мурашек и не находя в себе силы ответить на это хоть что-нибудь. — И это взаимно. — добавляет Ли, улыбаясь по-особому довольно. — … Что? — То, что ты хочешь мне сказать, но боишься. — Он выгивает бровь, словно подчеркивая последнее слово, — Твои чувства. Они взаимны. — Ты и мысли читать умеешь? — лишь полушепотом выдыхает Хенджин, ощущая как стыд пятнами краски ложится на щеки и уши. — Нет, я лишь чувствую это. Ты тоже мне понравился, Джин. Расслабься. Чужая рука опускается на его колено, осторожно поглаживая и пытаясь успокоить, но, раз уж Минхо насквозь его «чувствует», то должен понимать, насколько это действие имеет обратный эффект, заставляя сердце Хвана сбиваться с привычного ритма. Хенджин не знает, куда себя деть. Губу закусывает нервно, глаза прикрывает, кивает много раз, будто соглашаясь, что теперь верит каждому слову колдуна. — Я рад… Что все так сложилось… Рад, что встретил тебя, даже если это всего лишь судьба, выцарапанная когтями Фауста. — Парень неуверенно открывает коробочку, демонстрируя, что там и правда лежит кулончик в форме лапы кота, — Ты немного испортил мне подарок, но это мое «спасибо» за твое гостеприимство и заботу… И за тебя самого. Минхо подхватывает цепочку и задумчиво, с улыбкой, ее рассматривает, пуская блики по комнате от поверхности серебра. — Дай мне минутку. Он внезапно встает и уходит в сторону своего рабочего стола, что-то шепча над подарком, пока Хван пытается унять дрожь в пальцах и подскочивший пульс, скользя глазами по чужой спине, облаченной в одну лишь потянутую белую футболку. «Сбежишь?» — эхом отдается на подкорке мозга. Наверно, умный человек и правда бы сбежал, оклеветав это все чертовщиной и сумасшествием, но Хенджин чувствует что-то странное. Чувствует доверие ко всем словам и действиям парня, чувствует, что Минхо это все словно «идет», будто это что-то нормальное и так должно было быть на самом деле. Словно все эти непонятные для Хвана «магические штучки» и в самом деле не являются чем-то сверхъестественным, а являются лишь той самой изюминкой в чужом образе. В своем любимом человеке Хенджин всегда был готов принять что угодно, смириться даже с каким-нибудь ужасным поступком в прошлом или с пристрастием к громкому прослушиванию музыки, а здесь… здесь ему и мириться не с чем. Его все устраивает. Да, это пугает, но его всегда все новое пугало. Это же нормально. В ответ на чужое «сбежишь?» он лишь мысленно отвечает вопросом на вопрос: «Как я могу сбежать, если хочу остаться?». Вслух он это тоже сказать боится. Такие сильные и внезапные чувства для Хенджина тоже является чем-то «новым». — Я закончил. — Минхо возвращается обратно, а затем, под недоумевающий взгляд Хвана, цепляет подвеску на его шею вместо собственной. Совсем бережно и осторожно, сначала заправляя волосы Хенджина за уши, а затем, словно случайно, задерживаясь пальцами на коже под ними, прежде чем закрывает замочек цепочки. — Для меня лучший подарок — твоя сохранность. Я заговорил его на защиту. Ты не против? Можешь носить и вспоминать меня и Фауста, если будешь скучать. «Если будешь скучать»… Каждое из трех слов режет изнутри, подчеркивая откровенную дерьмовость всей ситуации: да, Хенджин снова здесь, но как долго это продлится? Сейчас, узнав о взаимности чувств, еще больше хочется забыть к чертовой матери про этот дымный город и разделить остаток жизни рядом с Минхо, помогая по хозяйству и, может, даже учась в быту каким-то его «трюкам». Просто быть рядом, на расстоянии руки днем и длине ресниц ночью. Конечно, он будет скучать. Он еще здесь, а уже заранее скучает. Это невыносимо. Как Хенджин может быть против своеобразного возвращения подарка, когда этот мужчина с таким теплом смотрит прямо в глаза в считанных миллиметрах от его лица. Хван не просто не против, он бы сейчас что угодно сделал, если бы Минхо только попросил. Кажется, влюбленная потерянность в зрачках блондина не остается незамеченной Ли, потому что тот разливается тихим смехом, упираясь лбом в лоб, и поглаживает чужие плечи, вновь пытаясь успокоить. — Какой же ты все-таки красивый, Джин. Особенно когда смущаешься. — Я не см.! — Пойдем спать, наверно, ты не на шутку устал после дороги. Утром я провож… В этот раз очередь Хенджина перебивать на середине слова, лишь бы хоть раз, но доказать, что он не настолько стеснительный, каким может показаться: — В этот раз ложись со мной! — Он тут же краснеет и прочищает горло, поправляя фразу до более приличного варианта, — На полу наверняка неудобно и холодно. Я не против. Минхо неоднозначно хмыкает, прикрывая улыбку рукой, а Хенджин импульсивно убирает ее от чужого лица, совершенно не встречая сопротивления. Так оно лучше. Он хочет видеть каждую улыбку этого парня, даже если она вызвана его собственной глупостью. Полутороспальная кровать на двоих оказалась куда более неловкой идеей, чем Хван мог себе представить изначально. Минхо постарался создать максимальный комфорт: привычно зажег свечи и травы, открыл настежь окно, из которого можно было любоваться звездами, если приподнять твердую перьевую подушку чуть повыше. А звезды Хенджин любил. Пожалуй, наивно, но он верил, что если увидеть падающую звезду и загадать желание, оно непременно сбудется, а потому часами мог вглядываться в далекие космические дебри в надежде увидеть как за тысячи километров от земли маленькая точка летит к краю горизонта. Если бы сейчас на его глазах небесная красавица вдруг решила покинуть свой мир, Хван непременно бы загадал застыть в этом моменте, никогда не покидая лесной домик с его тихими жителями в виде мальчика-колдуна и черного хитрого кота, любящего, когда ему чешут подбородок. Тем не менее, присутствие Минхо чувствуется сейчас почти каждой клеточкой тела, в частности — правым боком от плеча до ступни. Его не смущает теснота, его смущает то, как кожа в местах соприкосновения с темноволосым парнем вибрирует и жужжит изнутри, совсем как цикады во дворе, исполняющие ночную колыбельную всей тайге. — Ты уже успел почувствовать действие расклада? — Тихо произносит Ли и голос его щекочет шею. Кажется, тот сейчас вовсе не звездами любуется, а самим Хенджином. — Не думал, что это случится так быстро, но да… — задумчиво отвечает Хенджин, чуть повернув голову и встретившись взглядом с совсем черными от слабого освещения глазами напротив. В таких ведь и утонуть можно, взаправду омут. — Даже послушался твоих указаний. Не стал идти на поводу у тех, у кого надо мной есть власть. Минхо улыбается криво одним лишь уголком губ: — Правда? И у кого же была власть над тобой? — У друзей. Я к ним бесспорно привязан, оттого обычно и слушаюсь любого совета, но сейчас… Как бы я ни дорожил дружбой с Феликсом, как бы ни любил дурачиться с Чанбином, как бы ни восхищался Чаном или ни обожал Джисона за его юмор… Я чувствую, что с твоим появлением в моей жизни что-то очень сильно изменилось. — Хенджин совершенно случайно скользит взглядом по чужим губам, что снова не остается незамеченным полуночным собеседником. Тот еще ярче улыбается и вскидывает бровь. — И мне нравятся эти изменения. Как будто я нашел то, что давно хотел найти. Поэтому я не послушал их и вот… Я здесь. Наверно, звучит как сумасшедший бред, ведь мы знакомы второй день… Но я ощущаю это так, будто должен был знать тебя всю жизнь. Минхо на пару секунд оставляет Хенджина без ответа, а затем, вместо него, просто наклоняется чуть ближе и мажет сухими губами по щеке, что в ту же секунду расплывается смущенным румянцем. — Мне приятно знать, что ты поверил в мои слова. Невинный, почти праведный поцелуй выбивает из Хвана здравый рассудок, поэтому он выдыхает шумно, грубо сжимает одеяло в кулак, а после, бросив лишь короткое «мне приятного знать тебя», сам целует чужие губы, не давая Ли возможности успеть отстраниться. Совсем осторожно, ненастойчиво и медленно, словно боясь чужой реакции, но она, на удивление, растекается улыбкой по нижней губе и пальцами по позвоночнику под майкой. Минхо тянет его ближе, вынуждая не просто прижаться всем телом — буквально залезть сверху, чтобы удобнее было держать Хенджина рядом, а тот покорно слушается, раздвигая ноги поперек чужой талии и позволяя активнее себя целовать. У Минхо язык горячий и юркий, зубы так и норовят зацепиться почти до боли, но в каждом действии кошачья медлительность и грация, пропитанная нежностью и бережностью. Подушечки пальцев грубые, но пропитанные любовью в каждом поглаживании по коже над ребрами и бледному животу. Дыхание ровное и спокойное, в отличие от Хвана, что готов воздухом подавиться, когда губы спускаются на его шею, оставляя за собой алеющую дорожку до ключиц. Он вспоминает тот сон, что снился ему несколько дней назад, когда пришлось вынужденно впервые остаться на ночь у Минхо. Вспоминает, как точно так же его целовали и обнимали, ласкали, окутывали бесконечной нежностью и чувством любви. Кажется, Хенджин был прав. Именно Ли Минхо приснился ему той ночью, даже в тот момент, когда Хван сам еще свои чувства к парню не осознал. Волшебно. Его руки рисуют мятые линии на чужой футболке, а сердце так и ноет от каждого касания, прося не останавливаться ни на секунду. Минхо снимает с него одежду совсем незаметно, блуждает по телу, изучая каждый изгиб, на что Хенджин откликается лишь довольным мычанием и благодарными поцелуями на тазобедренных костях — ровно под вздернутой до груди футболкой и над опущенной резинкой штанов. Ли на вкус как безумный коктейль из всего того, что составляет его быт. Он ощущается на кончике языка расплавленным горячим воском, медовой сладостью, ягодной кислинкой, шершавостью необработанных натуральных камней, терпкостью трав и каплей крови, пущенной в стакан домашнего вишневого вина. Он сводит с ума, пьянит, дурманит, тянет к себе и внезапно вырывает из гортани тихий стон, когда ладонь касается возбуждения, а спина Хенджина выгибается дугой, пытаясь толкнуться бедрами вперед, навстречу чужим неспешным движениям и заплывшему похотью взглядом, от которого отворачиваться не хочется. Хван хочет, чтобы Минхо никогда больше не прекращал смотреть на него. — Быстрее… — лишь в полубреду шепчет блондин, в ответ находя чужой член под складками одеял и одежды, — Пожалуйста. Они оба входят в синхронный такт, словно отзеркаливая движения друг друга: вот — Хенджин обводит большим пальцем набухшую влажную головку и размашистым движением ведет ладонь вниз, подушечками очерчивая каждую венку и мышцу на плоти, а вот — Минхо вторит его движениям, одновременно выстанывая имена друг в открытые рты. Пальцы свободных рук путаются в волосах и, черт возьми, да, Хенджин был до невозможности прав. Волосы Минхо — чистый шелк, мягкие и лоснящиеся. От одного лишь подтверждения этой истины он готов с ума сойти. Кажется, на их телах не остается ни одного чистого от поцелуев места, как минимум, Хенджин готов поклясться, у него горит вся шея кольцом, а у Минхо на плечах краснеют свежие пятна укусов, которые, как оказалось, ему очень нравятся. Без разницы, кто их оставляет. Хван держаться больше не может, мышцы ног предательски сводит судорогой до дрожи, поясница хрустит до боли от очередного толчка в чужую руку, под крепко закрытыми глазами звездочки пляшут, а с опухших, блестящих влагой, губ то и дело срываются откровенные маты. — Я сейчас… Минхо. — Он явно царапает чужую спину, потому как Ли шипит, но даже так слышно, что сквозь пошлую и довольную улыбку, лишь ускоряясь в движениях руки. — Давай, Джинни. — Шепчет в самое ухо, зажимая мочку меж острых зубов. И вот здесь Хенджина ломает окончательно. С громким, словно предсмертным вздохом, он позорно кончает на чужую футболку и живот, растерянно моргая и ощущая, как все тело становится ватным. Прежде, чем мозг окончательно затянется туманной негой, он лениво съезжает ниже, шумно выдыхая в чужой пах. — Что ты делаешь, дурной? — Тепло смеется старший и у Хвана кружится голова, приходится крепче впиться ногтями в чужое бедро, чтобы не обвалиться безвольно, как тряпичная кукла, из которой выдернули шарниры. — Заканчиваю то, что мы тут начали? — Язык вальяжно скользит по длине члена, оканчиваясь долгим поцелуем у основания и нервным движением кадыка Минхо, замеченным Хенджином из-под вуали темных ресниц. — Ты блядски прекрасен. — Стонет парень неразборчиво, одной рукой цепляясь за изголовье кровати, а вторую стягивая в кулак у корней светлых волос. Хенджин движется размеренно, точечно ведя языком по чувствительным точкам, постепенно набирает глубину, изредка отстраняясь, чтобы сделать глоток воздуха в еще горящие от собственного оргазма легкие. В уголках глаз и губ скапливается влага, без разрешения скатываясь белесыми дорожками к напряженной шее. Минхо стонет хрипло, почти рычит, рукой давит на затылок, вынуждая Хенджина задержать дыхание и пропустить член еще дальше, до удара о стенку гортани, вызывающего у первого тремор, а у второго еле сдерживаемый приступ кашля. — Прости… — Широкая ладонь расцепляет хватку у волос и мягко поглаживает, заставляя Хенджина вновь раскраснеться от такой нежности. Он бросает преданный взгляд в глаза, находя в них еще больше мотивации на усердную работу от чужой полупьяной пелены в зрачках. Блондин набирает скорость, крепче сдерживая чужие бедра от непрошенной дрожи. Минхо же безрассудно стонет от каждого толчка, пока наконец с тихим «Господи» не изливается в чужой рот. Не давая и секунды опомниться, парень перехватывает чужой подбородок кончиками пальцев и тянет на себя, чтобы впиться в губы, опять кусая за нижнюю, что уже успела знатно опухнуть от таких грубых ласк, а после зализывает языком, чтобы после ворваться им внутрь, сплетаясь с чужим. Во рту вкус Минхо, вкус белой жидкости, что Хван даже не успел проглотить, вкус крови от предательски лопнувшей губы и вкус желания никуда, черт возьми, никогда, Господи, отсюда не деваться. Он не вернется в город. Ни за что. — Минхо, — Хенджин тихо смеется, когда страсть перетекает в сотню мягких коротких поцелуев по всему лицу и плечам, — Стой, я хочу кое-что сказать… Ай, щекотно. — Что такое? — выдыхает он, упрямо продолжая осыпать кожу касаниями губ. — Я… Хочу переехать к тебе. Парень замирает, странным взглядом скользя по лицу Хвана, молчит долго, заставляя Хенджина не на шутку встревожиться. Меж бровей пробегает настороженная линия. Он что сказал какую-то нелепицу? — Я помню, что ты не любишь людей, извини, наверно, поспешил… — Он опускает глаза, словно ища в чужих ключицах строки правильных слов для своей объяснительной, — Мне просто кажется, что я без тебя не проживу и дня теперь. Наверно, я сошел с ума, прости. — Ты и со мной прожить не сможешь. — На удивление голос старшего сочится какой-то вселенской тоской, вынуждая Хенджина снова взглянуть на него. Тот руку поднимает, чтобы осторожно огладить скулу подушечкой большого пальца, словно жалея блондина. За что он его жалеет? Хенджин сейчас испытывает тот уровень счастья, который даже вообразить себе не мог за все двадцать с лишним лет. — Почему не смогу? Я готов отказаться от техники и прочего, без проблем оставлю всю прошлую жизнь в городе, брошу друзей и учебу, только позволь мне быть рядом, прошу. — Он поцелуем клюет чужой кончик носа, вызывая грустную улыбку у парня, — Пожалуйста, Хо. — Ты уверен? — Предельно. Готов хоть завтра утром уехать за вещами и вернуться обратно на первом же ночном автобусе. Только позволь. — Хорошо… — Минхо осторожно, почти незаметно кивает, глубже вглядываясь в черты лица напротив, заправляя влажные прядки волос, спадающие на глаза, за уши, поглаживая кончиками пальцев губы и линию челюсти. — Я никогда не был так счастлив. — Хенджин перехватывает его ладонь, чтобы бархатно коснуться губами каждой костяшки. — Я… Да, я тоже, Джинни.🌙
— Ты больной. Я звоню твоим родителям. — Крис грудью заслоняет входную дверь, не пропуская Хенджина через порог его же квартиры, а пальцы взволнованно ищут нужный контакт в телефоне. На лице желваки от злости играют, глаза округлились от напряжения, ресницы дрожат. Весь такой из себя сильный и независимый Бан Кристофер Чан — негласный лидер их компании — рассыпался на глазах под действием волнения за одного из ее составляющих. — Чан. — Хван поправляет рюкзак на спине, в который наспех закинуты пара шмоток, книг и особо значимых для него вещей. — Это мой выбор. Можешь повести себя сейчас как взрослый человек и хороший друг, просто его приняв? Я могу возвращаться иногда в город. — Можешь повести себя как взрослый человек и адекватная версия Хван Хенджина, которую я знал с детства, и осознать, что творишь сейчас откровенно импульсивную хуйню, которая может закончиться плохо? — Парирует парень, — Я не понимаю, что с тобой происходит и, если честно, пиздец, как переживаю. Ты в зеркало на себя посмотри, у тебя глаза бешеные, ты весь осунулся. Джин, я не видел тебя всего пару дней, а ты выглядишь как живой мертвец. У меня лишь два варианта событий в голове: либо ты правда сошел с ума и никакого «Минхо» не существует, либо он тебя чем-то накачивает. Мне страшно. Послушай меня, прошу. Голос старшего был пропитан тревогой, сочувствием и заботой одновременно, но каждое слово, неосторожно спущенное с его уст, особенно в контексте Минхо, все больше раздражало Хенджина. В отражении зеркала в прихожей он видел прежнего себя, за исключением более ярких скул и ожерелья отметин под воротом футболки. Да как Минхо может быть ненастоящим, если все доказательства, которые в планы, конечно, не входили, но все же на лицо? — Звони куда хочешь. Передавай привет. Я ухожу. Резким ударом плеча он отталкивает Чана, совершенно наплевав на все нормы приличия. Матерится тихо себе под нос, быстро перебирая ногами вниз по лестничной клетке. — Хенджин, давай поговорим. — Бросает Чанбин, внезапно встреченный на крыльце подъезда. Тот хватает его за руку крепкой хваткой, не позволяя уйти от разговора, но получает в ответ лишь искрометный взгляд на грани с ненавистью. Почему они все даже не пытаются его понять? Это не просто злит блондина, это буквально выводит его из себя, заставляя усомниться напрочь во всей этой чертовой дружбе, ведь как можно так рьяно препятствовать счастью близкого тебе человека? Он ни слова не сказал, когда Чан, будучи на третьем курсе, словил не слабую такую симпатию к собственному ученику с репетиторства. Как там его звали? Чонин? К черту. Хенджин ни разу не осудил, наоборот, поддержал, сказав, что тот скоро закончит свой несчастный последний класс, и вообще, вроде как, намерен на их же факультет поступать. Мол, «все у вас сложится, Чан-и, ты только подожди». Хенджин и не поспел бы слово против сказать Чанбину, который вот уже который год ухлестывает за Феликсом, а сам, вероятно, в глаза долбится, не замечая, что чувства взаимны. Ну что он сделает, если троп у них такой? Конченный. Да даже Джисону Хван никогда палки в колеса не ставил, хотя там и некуда, если честно. Белкоподобное существо всегда больше на рэп свой наяривало, чем на живых людей, прости Господи, с их этими влюбленностями и отношениями. Так почему, блять, сейчас всем вдруг так резко понадобилось отговаривать его, удерживать и считать последним идиотом, когда он просто банально хочет быть счастливым? Чем он это заслужил? — Убери руки. — Цедит сквозь зубы, вызывая искреннее удивление у друга, который за долгие годы дружбы ни разу не видел Хвана таким. — Если бы ты был на моем месте, а на его месте был Феликс, как бы ты поступил? Со на секунду задумывается, ловя расфокус в глазах и неосознанно ослабляя сцепку на запястьи, что дает Хенджину зеленый сигнал к бегству. Он тут же выдергивает руку, срывается с места, слыша за спиной лишь Чановское «он словно одержим». Сейчас они уже не пытаются его догнать, но это не останавливает блондина. Под громкий стук сердца он ловит на дороге первое же такси, почти выкрикивая название той самой близлежащей деревни и обещая заплатить тройную стоимость за поездку. Плевать, деньги ему больше не пригодятся. Он хочет быстрее оказаться рядом, быстрее обнять за талию, носом в волосы мягкие зарыться, снова ощутить чужой вкус на губах. Хочет к нему. Срочно. Таксист брови удивленно выгибает, но слушается, вдавливая педаль газа в пол и объезжая сторонние машины, а у Хенджина в голове буквально пульсирует «Минхо, Минхо, Мин-хо». «М» в его имени — это мягкость касаний. «И» — истинное счастье, которое Хван наконец-то смог обрести. «Н» — нежность в каждом слове, взгляде и действии. «Х» — хроническая невозможность Хенджина быть сейчас за сотни километров, а не под боком, а «О» — отчаянное желание любоваться этим парнем в рассветных лучах, пока тот варит свои травяные чаи или готовит незамысловатый завтрак в деревянных мисочках каждое утро. Хенджин улыбается отражению в стекле автомобиля, будто сейчас там не его двойник, а тонкий, недосягаемый образ Ли, что находится одновременно так близко и так далеко. От мыслей о нем даже пульс выравнивается после нежеланного кросса. Он оставил в квартире абсолютно все, включая телефон. Теперь он навечно недоступный абонент, потерянный для всех, но предельно свободный человек. Счастливый человек. Бросил Чану ключи на прощание, сказав, что квартира теперь принадлежит Джисону и пусть тот покажет, что делать, если замок снова заклинит. У Хана всегда были дерьмовые арендодатели и начальники, теперь он может не париться, все сложится хорошо. Даже сейчас Хвану казалась, что он был более благосклонен к друзьям, чем они к нему, но Хенджин поступил правильно — он в этом уверен. — Я дома! — Звонко смеясь оповещает Хван, переступая дверной порог без стука, будто и в самом деле зашел к себе домой. Но так ведь оно и есть, правда? Это теперь и его дом тоже. В ответ ему доносится лишь глухая тишина и тихое мурчание кота откуда-то из дальней комнаты. — Хо? Ты тут? — Хенджин неуверенно разувается, бросая рюкзак в угол коридора, и осторожно следует вглубь помещения. Он видит Минхо почти сразу, как входит в зал. «Почти», потому что первое, что бросается в глаза — пятнадцать черных свечей, расставленных кругом вокруг стула посередине комнаты. От каждой восковой свечи к соседней ведет дорожка сухих листьев, смоченных в чем-то красном, образуя между собой пентаграмму. А в центре сидит Минхо, спиной к Хенджину. Молчит. — Минхо, что ты… — Я немного занят. Ты устал с дороги, выпей отвар на печке. Он еще горячий. — Он замолкает и лишь через пару мгновений чуть поворачивает голову в сторону, позволяя пятнам света рисовать причудливые теневые узоры на его лице. Так лицо его кажется еще более взрослым: нож острый, скулы впалые, губы напряжены и сведены в тонкую линию с надломом к уголку, — Позже позову. Голос Ли сквозит холодом, пуская по всему телу Хенджина ворох мурашек, словно его после теплого душа выкинули на улицу в тридцатиградусный мороз абсолютно нагим. Наверно, просто сконцентрирован на работе… Поэтому Хван решает не мешать и слушается — идет к печи, неторопливо греет руки о кувшин, чуть дует на поверхность мутно-зеленой воды, окутывая кухню облачком пара, а после отпивает щедрый глоток. Горько. Что-то он в этот раз не то туда добавил… В прошлые разы чай Минхо казался терпким, но по-своему домашним, обжигающим и ласкающим рот одновременно, а после пары глотков по телу всегда разливалась приятная волна спокойствия и комфорта, позволяющая наконец-то расслабиться. В этой же бодяге язык разъесть может. Лишь из любви и уважения к парню он отпивает еще пару больших глотков, кривясь лицом от вкуса. Ну и гадость. Желудок неприятно крутит, но Хенджин списывает это на отсутствие еды в нем за весь чертов день, что он разбирался с проблемами в городе и пытался любой ценой вернуться сюда. Минхо зовет его, но, даже после окончания «работы», к его голосу не вернулась прежняя мягкость и бархат. Хенджин никогда не страдал тревожным типом привязанности, но сейчас остро его ощущает впервые за всю жизнь. Такой тон от любимого человека ощущается треском подпиленной ножки у табуретки, на которой стоит Хван с петлей на шее. Один неудачный вдох и под ногами вместо табуретки окажется пустота, а удавка сдавит горло, ломая кадык и подъязычные кости. Хенджин осторожно следует обратно в комнату, ощущая неприятный металлический привкус на языке и тошноту. Минхо же неспешно подходит к нему ближе, подушечками пальцев поглаживая холодную щеку парня. — Соскучился? — Бросает как-то почти безразлично, заставляя Хенджина вздрогнуть. — Да… Что-то случилось? — Он тянется ближе, чтобы привычно клюнуть чужой нос коротким поцелуем, но Ли в последнюю секунду отворачивается, вынуждая мазнуть сухими губами по скуле. — Я тебя чем-то расстроил? Ты обижаешься на меня? Минхо молчит, лицо его не выражает абсолютно ничего, кроме откровенно пугающей, неискренней, какой-то пластмассовой полуулыбки. Глаза черные совсем, что тоже не может не удивить. Да, в плохом освещении медовость его радужки всегда обращалась в ночную мглу или омут темных вод, но сейчас, когда под ногами скопление свечь, а из открытого окна светит кольцо полной луны, не такой должен быть оттенок у его взора. — Ты мне доверяешь? — Спрашивает он, словно прощупывая почву. Хенджин брови к носу сводит. — Конечно, верю. Ли невесело усмехается, как-то раздосадованно покачивая головой: — Хорошо… Тогда садись. — Он кивает в сторону стула в центре пентаграммы, а Хенджин слушается, аккуратно переступая язычки пламени. Может, он защиту хочет на него поставить? Или, скажем, от болезни какой-то скрытой излечить? Если честно, Хван не то чтобы силен в эзотерике и всяких таких «штучках»… В эту же секунду Минхо подходит к нему сзади, мягко поглаживая плечи и почесывая волосы на загривке, а после перехватывает руки назад, крепко перевязывая запястья грубой, почти режущей кожу, веревкой. — Не дергайся. — Минхо, если это какие-то ролевые игры, то, прости, я сейчас как-то не очень хорошо себя чувствую… — Хенджин и правда ощущает, как носоглотку сводит сухостью, а глаза теряют фокус, вынуждая часто, но совершенно бесполезно моргать, — Давай покушаем и ляжем спать? Я, кажется, заболел. — Не заболел, это белладонна. Ты только что ее выпил на кухне. Сильный природный яд. В течение ближайшего получаса твои легкие и гортань «свернутся в трубочку» и ты потеряешь зрение. Минхо констатирует это совершенно спокойно, словно беседуя о погоде, а сам же Хван сердцем заходится в приступе тахикардии. Животный страх окутывает все его тело, паразитируя изнутри и выжигая каждую здоровую клеточку организма. — Что это значит? — Хенджин кашляет, почти задыхаясь, — Что вообще происходит? Хо, я не понимаю. Ему страшно. По-настоящему жутко. Все, что сейчас происходит в этом доме, выглядит как сцена из старого фильма ужасов, где в конечном итоге главный герой умрет. Свечи припекают кожу ног, в воздухе стоит запах удушающий запах травяного дыма, луна почему-то жжет до слез глаза, руки болят от тугого узла, который при каждом вдохе режет запястья, Минхо ведет себя откровенно странно, а в углу комнаты сидит тот самый черный кот, нагло облизываясь и будто насмехаясь над Хенджином, оказавшемся в затруднительном положении. Где то тепло, которым его окутывали всего день назад? Почему его не встречают мягкими поцелуями меж ключиц и под ушами? Почему любимый человек внезапно стал таким пугающим, безынтересным, жестким? Хенджину хочется расплакаться прямо сейчас, честно. Это все его доводит. — Я очень надеялся, что ты все же не вернешься. — Чеканит Минхо, словно врезая Хвану звонкую пощечину или пиная кривой кирпичик в основании розового замка влюбленного дурачка, вынуждая рушиться у того на глазах. Парень обходит его спереди и садится на корточки, сцепляя пальцы в тугой замок, чтобы снизу вверх посмотреть в лицо, что сейчас, вероятно, и правда выглядит болезненно, потому что Хенджину откровенно плохо. Кажется, его сейчас стошнит. — Если честно, впервые я чувствую такое к жертве. — Какой, к чертовой, блять, матери, «жертве»? Хо, ты с ума сош… — Замолчи. Дай договорить, — Он бросает ленивый взгляд в сторону луны, — у нас осталось не так много времени. Так на чем я там остановился? — Минхо смеется натянуто, вновь покачивая головой из стороны в сторону, — Ах да… Впервые подношение заставляет меня жалеть о его судьбе, но в ней ты виноват сам. Ты хороший парень, Хван Хенджин, но глупый до невозможности, потому и сидишь сейчас такой… Несчастный, бледный, дрожащий, как осенний кленовый лист на ветру. Глаза блондина наполняются слезами, горло снова стягивает болезненной сухостью, словно в гортань засыпали горсть корицы. Он кашляет, с каждой секундой задыхаясь все больше, и все меньше видя чужое лицо. В глазах мутно, он может разглядеть лишь размытый силуэт вместо прежде красивого лица лесного парня, которого так быстро, но так наивно полюбил. Его выворачивает изнутри от боли в желудке, легкие горят. Голова кружится до одури. — Мин… — очередной приступ кашля, — …хо. — Помнишь расклад, который я тебе делал? Я ведь с самого начала буквально раскрыл тебе все карты того, чем обернется твое нахождения рядом со мной. «Чувства обманчивы и способны завести тебя в тупик. Остерегайся привязанностей, иначе поплатишься сердцем» — цитирует наизусть Ли, с издевкой надувая губы, — «Не верь людям, у которых есть над тобой власть. Доверяй своей интуиции.», «Прими верный выбор, чтобы избежать разрушения собственной жизни, Джинни». О ногу Хвана ударяется что-то мягкое, и лишь с чужих слов он способен понять, что это: — Еще пару минут, господин Фауст, мы почти закончили. — Минхо ласково проводит ладонью по спинке животного, поглаживая лоснящуюся черную шерсть, — Я дал тебе инструкцию к собственному спасению, Хенджин. Разве я виноват, что ты читал ее вверх ногами?.. В каждой чашке твоего чая были заговоры на приворот и оморок с парой капель моей крови. Цепочка, что ты так любезно решил мне подарить, тоже оговорена на привязку. В каждом моем действии и слове было предупреждение. Почему же ты не услышал их, глупенький? — За что… т-ты так… со м-мной? — Хрипит Хван, лишь на периферии сознания ощущая, как все тело трясется, а лицо покрывается соленой влагой. Пот это или слезы — он уже не в силах разобрать. — Сколько мне дадут лет за него?.. — Сейчас Минхо говорит не с ним, поворачиваясь в сторону животного, — Молодой, чистый и наивный девственник, неосознанно соблюдающий все заповеди… Господин, менее трех лет не приму, готов торговаться. Звонкое «мяу» звучит подобно глухому смеху, или Хенджин уже окончательно потерял рассудок. — За еще пять лет на этой гнилой земле. — Прямо отвечает Минхо, а в голосе сквозит неприкрытое удовольствие, — Накинули за то, что я к тебе нехило так успел привязаться, в отличии от предыдущих… Я жить хочу, Хенджин. Объясню сразу на твоем языке: если не выплатить вовремя долг, придут коллекторы. Я однажды на этом обжегся, теперь исправный заемщик. Ли, кажется, поднимается на ноги, потому как в следующую секунду подбородок младшего крепко сжимают чужие пальцы, медленно вертя голову в разные стороны, словно осматривая и прицениваясь: — И правда не такой, как другие… Те ни рыба — ни мясо… А ты правда меня зацепил, Джинни. Жаль, что все так сложилось. Его губ касаются чужие. Совсем без движений, лишь короткий прощальный поцелуй, в который Минхо вкладывает тихое «извини» и грамм оставшейся внутри тоски по тому, чего уже не вернуть. А затем Хенджин чувствует резкую боль в районе шеи, разливающуюся червоными пятнами по тонкой белой футболке, голубым джинсам, деревянному полу, плечам, ногам и вообще всему, куда может дотянуться кровь. Вздохнуть больше не получается. Каждая жалкая попытка сопровождается бульканьем и конвульсиями, выбивающими остатки жизни из тела сквозь рваную рану. Ему перерезали горло. Минхо скучающе вытирает нож о чужую одежду, лишь на секунду замирая, чтобы посмотреть в чужие невидящие глаза напоследок, а после наизусть зачитывает строки, ставшие его собственной молитвой, хранимой в сердце уже не десяток лет. Внутри и правда что-то шкребет. Хенджин был хорошим мальчиком. Пожалуй, даже слишком хорошим. Нельзя было так к нему привязываться, теперь аж как-то гадко на душе. Ладно, год-другой, да забудется, зато Минхо снова обыграл собственную смерть в этой партии. Не он первый, не он последний в этой проклятой сансаре по продлению своего существования. Раздражение пройдет, надо только отпустить. — Пейте, пока теплая. Кот, соскочив с подоконника, на который успел усесться в поисках лучшего места для представления, вальяжно дефилирует к луже крови на полу, сначала принюхиваясь к приторно-медному запаху, а потом уже касаясь колючим язычком алой жидкости. Мурлычет довольно, хвост пушит, спину блаженно прогибает. «Изголодался…» — думает Ли, — «Конечно, в последний раз такой деликатес лет семь назад вкушал.» — Явись. — Последнее, что слышит Хенджин, прежде чем провалится в бесконечную бездну. Темный высокий силуэт, выросший в багряном пятне из хитрого кота по кличке «Фауст» — последнее, что он видит. Дурак… Так вот, что именно значила та карта на дне колоды. Хенджин и правда был дураком.🌙
— Да послушайте же вы! — Чан задыхается, рукой по столу бьёт, чем вызывает недовольный взгляд у сотрудника полиции, — Он направлялся к какому-то «Минхо», вот координаты деревни, возле которой должен быть тот дом. Пожалуйста, не игнорируйте это, Хенджин наш близкий друг. Полицейский устало вздыхает, глаза закатывает, чиркает что-то в своих документах, но эмоций от слов Криса явно не испытывает. — Мы обладаем информацией о Хенджине, но Вам, как другу, разглашать ее не имеем права. Покиньте отделение, пожалуйста. — Родители волнуются, будьте хоть каплю человечнее. — Если хотите знать, что сейчас с вашим одногруппником, можете сами им позвонить. Думаю, они уже в курсе. — Мужчина окидывает парня недоверчивым и, кажется, чуть печальным взглядом, отпивая глоток кофе из бумажного стаканчика, — Номер-то есть? Чан замирает, не веря своим ушам: — …Что?.. — он чувствует, как пальцы начинают дрожать, на что тут же реагирует стоящий за спиной Чонин, осторожно переплетая ладони, чтобы успокоить старшего. — Он нашелся? — хором интересуются Феликс, Чанбин и Джисон, заполнившие маленький кабинет и заставляющие глаз сотрудника дергаться от своих выкриков, да допросов. — Запрашивайте информацию у родителей Хван Хенджина. Больше они не добиваются от него ни единого слова. Возвращаясь в квартиру Хенджина, ныне находящуюся под опекой Хана, они кучкуются вокруг Бана, с тревогой смотрящего в телефон. Нет смысла звонить, родители их друга вот уже несколько недель то отбивают пороги различных инстанций, то сами прочесывают лес в составе поисковых групп. Ребята тоже пытались, но их быстро вычеркнули из списка волонтеров за излишнюю вспыльчивость и несобранность. Да как тут можно оставаться собранными? Их друг пропал, черт возьми. Бросил на прощание что-то про своего чудака-отшельника и смылся, оборвав все связи. Лишь бы он был в порядке, лишь бы не угодил черт знает во что. Матери Хенджина писать бесполезно — женщина и так сидит на успокоительных и любое «Хенджин» в ее присутствии всегда заканчивается горькими рыданиями, за которые чувствуешь вину. Именно поэтому Чан пишет его отцу. «Мы были в полиции и узнали, что появились какие-то новости. Нам ничего не сказали, но рекомендовали спросить у Вас. Хенджин нашелся? Вам нужна помощь?» В ответ он получает лишь короткое «Включите новости.», сдавливающее дыхание у всей компании. — Я надеюсь, что он там сейчас с улыбкой на лице дает интервью о выживании среди комаров и волков… Маугли несчастный блять… — Шутит Джисон, стараясь разрядить атмосферу, но тщетно, — Господи, лишь бы он был в порядке. Рука старшего тянется к пульту, включая технику и настраивая нужный канал. Сердце обрывается, находя нужный. «Спустя три недели поисков, студент южнокорейского университета искусств — Хван Хенджин — найден мертвым в одиноком доме среди глухой тайги. Неизвестный с особой жестокостью перерезал горло мальчику, чьим исчезновением были обеспокоены все жители страны. На месте преступления работает оперативная группа, но уже сейчас нам известно, что молодой человек стал жертвой сектантского культа, на что указывают улики: в главной комнате дома найдены свечи, неизвестные травы, книги по шаманизму и темной магии. В крови погибшего обнаружена высокая концентрация ядовитых веществ, предположительно, травы белладонны. Очевидно, преступник не только зверски расквитался с Хенджином, но и попытался его отравить. Также в доме оказались нахальная записка с издевкой «приберитесь тут, вернусь чуть позже» и черный упитанный кот, ожидающий своего хозяина…» Кадры на экране сменяются один за одним. Вот — на кухне, среди сухих трав, сидит животное, умиротворенно облизывает лапки, чтобы промыть белые усы от оставшихся на них капель крови, сверкая хитрыми глазами прямо в камеру оператора, вот — незаправленная кровать, с лежащей поверх одеяла запиской, а вот — комната, в которой уже нет тела Хенджина, но под мыльной цензурой весьма легко разглядеть темно-красные пятна на деревянном полу. Слишком большие пятна. Слишком много пятен. «Хван Хенджин не был отличником, но был выдающимся парнем, любившим литературу. В его вещах найдены книги великих философов и поэтов, а также несколько пачек, вероятно, любимого печенья. Красивый молодой человек к этому времени мог бы успешно сдать зачеты и экзамены, закончить четвертый курс в университете и найти подработку на лето, чтобы в новом году встретить своих одногруппников и позвать в кафе в честь начала учебы, но жизнь сложилась иначе. Напомним Вам, что за последнее десятилетие это уже не первое исчезновение молодых людей в лесах Канвондо, носящее криминальный характер. Всего за это время в этой местности пропали без вести пятнадцать молодых людей и девушек до двадцати пяти лет. Найдены тела лишь трех, включая Хенджина. Следствие предполагает, что дело касается рук не просто серийного убийцы, а целой группировки, преследующей религиозные мотивы, в частности, сатанизм. Приносим свои соболезнования родителям погибшего, а всем нашим зрителям напоминаем об осторожности в общении с малознакомыми людьми. Телефон экстренных служб и региональных отделов полиции Вы сейчас видите на экране. Оставайтесь в порядке и оставайтесь с нами, чтобы следить за ходом расследования дела об убийстве Хван Хенджина.»