***
Зайдя по пути в магазин и взяв всякой вредной дряни по типу чипсов и сухариков, мармеладок и кислых конфет, Чуя направился на квартиру к Танидзаки. Когда Чуя добрался до пункта назначения, практически все были в сборе. Оставалось только дождаться Акутагаву и можно было начинать. Пока что Накахара помогал накрыть на стол. На телефон пришло короткое уведомление от любимого контакта: Скумбрия бинтованная♡: Хорошо провести время♡Солнышко♡: Спасибо, ты там тоже не скучай ;)
Скумбрия бинтованная♡: Я уже по тебе скучаю :_Солнышко♡: Я тоже :_ Люблю <3
Скумбрия бинтованная♡: И я тебя <3 На этом Чуя вышел из сети, поскольку его позвал Танидзаки. Дазай же ещё долгие 10 минут не выходил из сети, пока его телефон сам не решил уйти в спящий режим. На данный момент он лежал и бездумно смотрел в потолок. Какое-то нехорошее предчувствие поселилось в нём. Он старательно отгонял его. Но то и дело возвращался к тем мыслям, что одолевали его ночью. А вдруг Чуя действительно от него устаёт? Его ответы выглядят такими односложными… Да и в последнее время он был каким-то… Более отстранённым, что ли… Что, если его симпатия угасла? Прошла любовь, завяли помидоры. Ага, именно. Осаму попытался отвлечься от мыслей с помощью твиттера, а после с помощью игры на телефоне, а потом с помощью готовки (надо сказать, что у него получились очень даже неплохие онигири). Про книгу можно вообще промолчать, он не смог осилить и одной страницы. Предложения никак не хотели обретать смысл и логическую связь в его голове. В итоге он решил, что самым действенным способом отвлечься будет…***
-Эй, давайте погромче, ну! -Да ну нафиг, у меня такие соседи, они могут и вызвать кого. Оставьте на 50. -Ну чё ты паришься, ну последний раз в этом году собираемся! -Нет, я сказал, мне потом это всё разгребать. Чуя сидел на диване и преспокойненько попивал красное вино, которое пришлось ему по вкусу. Какое счастье, что это была не какая-нибудь там палёнка, а реально хорошее вино ещё из позапрошлого века, если ему не изменяет память. И откуда только у них было столько денег на хороший алкоголь... А выбор, надо сказать, был знатный. Как говорится, на любой вкус и цвет. -Мальчики, вы чего тут так орёте? – из комнаты вышла Наоми и… Юан? Чуя сначала удивился, но потом вспомнил, что Наоми и Юан, вроде как, не в плохих отношениях. Вполне вероятно, что они просто планировали устроить ночёвку, а тут… Ну, они короче. Чуя, как и всё остальные, кроме Танидзаки, помахали девушкам в знак приветствия. Заметив рыжего, Юан как-то странно усмехнулась. Какое прекрасное совпадение…***
Нагулявшись за несколько часов, а точнее просто устав бродить, Осаму вернулся домой. Он завалился на постель и просто продолжил слушать треки, которых у него было неимоверно много. Вслушивался в слова, пытался найти какой-то смысл в песнях. Это занятие давало свои плоды: Дазай немного отвлёкся от своих терзаний. Уже было одиннадцать часов вечера, за всё это время он получил от Чуи всего одно сообщение. Это была фотография, где тот в компании своих трёх друзей весело улыбается и показывает знак «мир». Осаму улыбнулся, несколько раз пересмотрев эту фотографию, а после сохранив в галерею. Сейчас же он делал уроки, которые им задали, параллельно пересматривая какое-то аниме, которое смотрел вместе с Чуей. География, какой же это всё-таки ужас. Алгебра – пожалуйста, геометрия – ещё куда ни шло, но география… Дазай спасался зубрёжкой, чего нельзя сказать о Чуе. У него всё с этим было полегче, хоть он и любил больше точные науки по типу всё той же алгебры, информатики и геометрии. А у Дазая на первом месте была социология. На телефон приходит несколько уведомлений. Осаму тянется за телефоном. Фотография и сообщение от его солнышка. Осаму улыбается и заходит в месенджер, открывая диалог с Накахарой…***
Музыка, играющая всего на половину мощности, кажется просто оглушающей. По потолку бегают разноцветные кружочки, непонятно, от дискошара они или просто Чуя их видит. Он сидит, точнее сказать полулежит на очень мягком диване, на котором прямо сейчас бы отрубиться… Как так получилось, что Чуя выпил не несколько бокалов, как планировал, а уже больше 5 точно – он сам не особо понимает. Зато он видит перед собой несколько размытую фигуру девушки с розовыми волосами. Она о чём-то с ним болтает, он, правда, не уверен, сколько уже по времени они ведут беседу. Хотя беседой это назвать сложно – это не диалог, а скорее монолог от Юан и редкое кивание головой и угуканье от Чуи. Перед глазами всё немного плывёт, зрение потеряло чёткость. Он пытается уловить мысль, которую так старательно пытается донести до него девушка, но, кажется, это какая-то чепуха про очередные сумочки, платьешки, ноготочки. Он ещё раз кивает и позволяет себе прикрыть глаза. Так легко. Какое-то странное чувство, как будто можешь прямо сейчас выбежать из дома и орать любимые песни на всю улицу. Что не удивительно, некоторые (а, точнее, Тачихара и Танидзаки) примерно в таком же состоянии. Только у них это чувство, судя по всему, вылилось в поцелуй. Поэтому двое рыжих сейчас сидят в обнимку, стараясь, кажется, съесть друг друга. Чуя вспоминает про Осаму. Чем он там занимается, интересно? Мысли не особо хотят как-либо между собой связываться, ну или хотя бы просто контактировать, поэтому уже через минуту он думает о том, почему ламинат назван ламинатом. Странная штука, зачем вообще называть покрытие пола таким длинным словом? Кто бы знал этих людей. Кажется, девушка у него что-то спрашивает. А, кажется, Чуя вспомнил, почему он так много выпил. Потому что любезная Юан предлагала ему бокал вина раз за разом, а отказывать девушке ведь неприлично, тем более, это всего один бокал. А потом ещё один. И ещё один, да? Вот и всё. Как хочется прямо сейчас и тут уснуть, на этом прекрасном диване, забыв про всё. Но нет, а как же Осаму? Чуя ведь обещал вернуться не позже 12 ночи… Но уже через минуту он погружается в дрёму, напрочь забывая о своём обещании. Потом он, несомненно, об этом пожалеет, но сейчас Накахара не в состоянии осознавать хоть что-то в полной мере. Девушка, сидящая рядом и вещающая про своих многочисленных подружек, смотрит на Чую. Любая другая на её месте оскорбилась бы таким «интересом» собеседника к своему рассказу, но не она. Юан ведь прекрасно знала, что именно так получится. Иначе бы не начала эту скучную болтовню про сумочки. Усмехнувшись, она посмотрела на Чую. Такой красивый, даже когда вусмерть пьяный. Быстро пошарившись по карманам кофты, в которой рыжий хранил телефон, она ловко достала тот и включила. Посмотрев на экран, ей захотелось выкинуть мобильник к чертям. На экране блокировки стояла фотография её Чуи с этим бинтованным обмудком. Почему обмудком? А потому что он увёл Чую у неё. Но, совладав со своими эмоциями, она всё же решила приступить к выполнению плана. Какое счастье, что кроме самой Юан трезвых в этой комнате не было. Даже Наоми умудрились напоить. Надо упомянуть, что всё это было спланировано. Точнее, вечеринка, конечно, не её рук дело, но весьма болтливая Наоми рассказала про то, что её брат собрался позвать своих друзей и устроить пати, а Юан напросилась в этот день к ней «на ночёвку, посидим, поболтаем, масочки поделаем, может быть, к ребятам потом присоединимся». Наоми, конечно же, быстро согласилась. Далее дело оставалось за малым – напоить Чую, быстренько сделать дело, а после уехать, как будто её тут и не было. Зачем ей это нужно было? Скажете: «ну сидела бы себе дома, делами занималась, зачем тебе все это?.» А это всего-навсего банальная ревность и обида. Как можно было променять её на какую-то несуразную шпалу с прибабахом? Ну вот что он в нём нашел? На этот вопрос она не могла найти ответа. Поэтому решила его и не искать, а просто сделать так, чтобы их союза больше никогда не существовало. Она знала Чую и его характер, хоть и не общалась с ним, но видела, как он общается с другими. Он бы вряд ли просто так взял и бросил Дазая. Так что она решила зайти с другой стороны. Именно этим девушка сейчас и занимается. Свайп вверх, просят ввести пароль. Блокировка, конечно. Так, ну, что можно сказать. После четырёх раз неправильного введения пароля телефон, скорее всего, заблокируется. Возможно, только на 30 секунд, а может дольше, что маловероятно, но всё же рисковать не стоит. Можно было бы поставить тупо цифры по порядку, что Юан и решила попробовать. Ну а мало ли. Дальше шла дата рождения Чуи. Да, Юан её прекрасно знала. Она тоже не подошла. Тогда, недолго думая, она всё же решила ввести имя. Только не Чуи. Дазай тоже не подошло. Случайно куда-то тыкнув, Юан переключилась на английскую клавиатуру. И тут к ней пришла идея. Последняя попытка, но вполне вероятно… Тоже Дазай, только по-английски. Неужели, серьёзно? Хотелось фыркнуть и закатить глаза, что она, собственно, и сделала. После такого ритуала, она зашла в чат с Дазаем. О господи, какая ванильность, сердечки, смайлики, блевать тянет. (На самом деле, ей просто хотелось так же) Оглянувшись на всё также лежащего Чую, она улыбнулась и, взяв его телефон покрепче в руки, легла на него. Какое счастье, что он лежал на спине. Ей не составило особого труда положить одну его руку на свою талию, а вторую вытянуть так, будто это он делает селфи, обнять его ноги своими, а своими губами прикоснуться к его. И тоже прикрыть глаза. Таймер отсчитал до трёх и сделал фото. Юан отстранилась и посмотрела на получившийся шедевр. О да… Натурально, гармонично, вполне реалистично. Проверив на наличие хоть каких-то деталей, говоривших о том, что это фото подделка, она добавила подпись и отправила. Теперь дело сделано. Ей даже немного жаль Дазая. Но он сам виноват. В глубине души Юан надеялась, что после того, как с Дазаем они разойдутся, Чуя прибежит к ней. Она удалила эти сообщения «у себя» и стёрла фотографию из галереи, а потом из корзины. Отключив телефон, Юан быстро собрала вещи и, бросив подруге, что ей пора, покинула квартиру.***
Знаете, часто в книгах пишут «И весь его мир рухнул в одну секунду». Обычно многие думают «Да ну, всё слишком преувеличено». Осаму испытывал такое чувство во второй раз. Но только теперь у него не осталось вообще никакой надежды на то, что этот мир подлежит хоть какому-то минимальному восстановлению. Он уже не надеялся, что из этих руин можно сделать хотя бы шалаш. Абсолютно всё разрушено. Камни, из которых были сделаны замки, растёрты в мелкую пыль, которая развеялась сразу же с помощью ветра. Все деревья и доски сожжены, как и листья, как и цветы. Всё. Голубое небо теперь уже не голубое, благодаря всей той пыли и саже, которая витает в воздухе. Оно приобрело тёмно-серый цвет, практически как в очень пасмурную осень, но гораздо темнее. Облаков не видно, как и рыжего солнца. Только на земле валяется множество осколков. Осколков сердца, осколков души. И маленький, совсем крошечный Человек стоит голыми коленями на осколках, согнувшись, практически касаясь своими волосами земли. Эти осколки впиваются в его кожу, падают сверху. А Человек зажмурил глаза и сжимает полупрозрачную белую тунику на том мете, где должно находиться сердце. Сжимает, пытается порвать ткань. То место облито кровью. Сердце разбилось. А раз разбилось, значит, оно перестало качать кровь. Человек умирает. Сзади, аккуратно, прямо, под углом 90° воткнут кинжал. Не нож, а именно кинжал. С красивыми гравировками, резным лезвием, проработанными деталями. Видно, что на этот кинжал ушло много времени и сил. Но несмотря на это, его резко воткнули Человеку в спину. Без сожаления. С усмешкой. А после ушли, не вытащив его. Кристально чистые капли воды падают с неба. Что удивительно, руки Человека чисты. Только кровь, сочащаяся из некоторый порезов от осколков, но никакой грязи, никакой пыли. На ладони попадает несколько крупных капель, сливающихся в одну. И ещё несколько капель. Опять дождь… Дождь, преследующий его каждый раз, когда Человек умирает изнутри. В капли попадает кровь, они окрашиваются в красный. Человек заворожено смотрит на это. Как красиво смешивается кровь с водой. Не сразу, сначала там создаются причудливые разводы. Только если нарушить их покой и чем-либо помешать, это превратится в воду однородного прозрачно-алого оттенка. К воде и крови добавляется ещё одна капля. Тоже вода, только солёная. Человек открывает глаза. Ему предстаёт вовсе не пустой мир, состоящий только из серого и красного. Перед глазами экран гаджета. А там фото любимого солнышка, которое решило светить не ему. И греть не его. И подпись. «Ты что, серьёзно думал, что это всё правда? Наши с тобой отношения? Ты думал, что достоин меня? Это было лишь игрой. Тебя нельзя полюбить, просто не за что. Я в этом прекрасно убедился. Спасибо за то, что подыграл, теперь можешь быть свободен. Прощай, Дазай)» Осаму не верил. Не мог поверить. Что это? Это не может быть правдой. Он несколько раз включил и включил телефон. Он просто надеялся, что это всё – ужасный, дурной сон. Сейчас он проснётся рядом со своим солнышком, котёнком, тот скажет доброе утро, поцелует. Спросит, что случилось, и почему Осаму такой грустный. А Дазай улыбнётся, обнимает его крепко-крепко и скажет о том, как сильно любит его. Они вместе пойдут готовить завтрак и собираться в школу. Но почему-то проснуться не получается, а расцарапанная грудная клетка ощущаются вполне себе реально. Осаму рыдает. Не просто плачет, именно рыдает. Истерика, которая, кажется, будет иметь весьма плачевный исход. Осаму пытается дрожащими пальцами нажать кнопку вызова. «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети.» Ещё раз. И ещё. И ещё. 10 пропущенных. 15 пропущенных. 20 пропущенных. 25 пропущенных. 30, 35, 40, 50, 60. Телефон разрядился. А Осаму прямо на полу свернулся калачиком, обнимая себя руками. Сил встать и перебраться на постель не было. Было очень больно. Слишком. Он знал, какой есть метод успокоения душевной боли. Вот только лезвия под чехлом нет, а до ванны он не дойдёт. Сейчас не дойдёт. Он всё ещё надеется на то, что это просто страшное сновидение. Шатен проваливается в тревожный сон.***
За окном идёт дождь. Голова раскалывается. В горле как будто пустыня Сахара. Тело абсолютно не хочет передвигаться, да что уж там, вообще совершать какие-либо движения. Рыжий открывает глаза. Что это, свет в конце тоннеля? А, нет, просто в другой комнате кто-то зажёг лампу. Чуя пытается приподняться на локтях и – о, неужели! – у него это получается. Оглядываясь, он пытается вспомнить, а что, собственно, вчера было? Помнит вчера то, как они сидели и играли в какую-то интересную настолку. Помнит, как смотрели какую-то комедию. Потом помнит, как начали играть в бутылочку, от которой Чуя отказался и пошёл на диван. Ну потому что играть в бутылочку с тремя парнями и одной девушкой как минимум странно. Потом помнит, как к нему подсела Юан. Помнит, как она ему что-то вещала. Потом помнит прекрасный вкус красного вина. А потом ничего. Прикооооольно. Так, а сколько времени? Чуя ищет свой телефон в карманах, где обычно его носит, но в итоге видит его рядом на диване. Пытается включить, но на телефоне появляется значок загрузки. «В смысле, он что, выключен был? Почему? Зарядка села?». Но когда телефон включается, Чуя видит, что он заряжен на 50%. Странно. Ну ладно, мало ли что. Бывает такое. Время уже… 7 часов. Угу… СТОП, ЧТОООО??!!! Чуя резко вспоминает, что он обещал Дазаю приехать… 7 часов назад. Супер. И как по заказу, его телефон начинает вибрировать от приходящих уведомлений. Все 60 гласят одно и тоже. «Этот абонент пытался вам позвонить». 60 пропущенных. Чуя сейчас напуган. Очень сильно напуган. Осаму звонил ему 60 раз. Чуя не ответил ни разу. Чуя не ответил на сообщения и не приехал домой. Что вообще можно было подумать? Глаза расширились от осознания. Он вскочил с постели. Пытаясь собрать все свои вещи, параллельно вызывая такси, потому что не было времени медлить. Чувство тревоги всё сильнее нарастало. Чуя не знал, почему, но предчувствие чего-то очень плохого не то что не покидало, оно развивалось со скоростью дерева в сказке про бобовые зёрнышки. Разрасталось в геометрической прогрессии. В комнате, где горел свет, был Акутагава. Тот посмотрел на Чую, пожелал доброго утра, и, кажется, предложил чашку чая. Чуя не уверен, что именно было после пожелания доброго утра, во всяком случае он бросил, что ему нужно бежать, и, накинув куртку, побежал в такси. Чуя очень надеялся, что Осаму спокойно спит в кровати, а не меряет шагами квартиру, думая, в какие морги звонить, ведь больницы уже наверняка обзвонил.***
За окном шёл дождь. Мерный стук капель только нагнетал обстановку. Дазай хоть и поспал, но выспавшимся он себя не чувствовал абсолютно. Его всю ночь преследовали кошмары. Каждый раз Чуя смотрел на него с таким холодом и презрением, что хотелось вскрыться на месте, выколоть глаза чтобы не видеть. Отрезать уши, чтобы не слышать. Изрезать своё сердце, чтобы не чувствовать. Осаму не мог так больше. Он сидел на холодном кафеле в ванной, держа лезвие в руке. Бинты валялись вокруг, руки были открыты. Казалось, что он уже так давно не видел их. Сплошь в порезах, большинство из которых уже стали побелевшими шрамами, некоторые были сделаны месяца два назад. Как же давно… Из глаза катились проклятые слёзы. Слабак. Даже Чуя тебя не выдержал, ушёл. Посмотрев на красивый блеск лезвия, Дазай сначала легонько провёл по запястью. Слабый, неровный. Злость на себя. Слабак. Даже нормальный порез сделать не можешь. Совсем уже отвык. А это, вообще-то, твоя жизнь. Второй порез получился глубже и ровнее. Руки всё так же дрожали. Первую секунду порез был незаметен, а потом стал проявляться тонкой красной нитью. Сейчас Осаму вспомнил про то, как ему было хорошо в объятиях Чуи. Как они могли просто ничего не делать, не говорить, валяться и обниматься. Неужели это всё было ложью? Все слова, которые тот говорил? Помнится, Осаму говорил, что отпустит Чую, если тому так будет лучше. Кажется, ему так действительно будет лучше. Осаму действительно любил его. Или не его? Дазай уже ничего не понимает. Совсем ничего. Как такое вообще возможно? Порез. Теперь уже идеально ровный. Руки всё-таки вспомнили, как это делается. Дазай лелеял надежду, что это всё был сон. Но когда сегодня утром он встал и увидел за окном дождь, а рядом не увидел солнца, он понял, что это реальность. Ужасная реальность. Осаму обещал, что отпустит Чую. Он отпустит. Как только умрёт. А этого, кажется, ждать недолго. Он столько раз был на грани. Никак не получалось умереть. Он так этого хотел. До того, как появился Чуя. Когда рядом был Чуя, Дазай напрочь забывал об этом желании. Он уже думал, что имеет шанс прожить эту жизнь счастливо. Но нет. Всего лишь игра. Какие знакомые слова. Неужели с ним опять поигрались и просто бросили? Он совсем никому не нужен? Его что, действительно нельзя полюбить?... Что он такого сделал? За что с ним так? Почему эта гребанная история повторяется? Осаму не хочет так. Зачем так жить?. Единственный человек, которому он доверял, который его любил, предал его. Оказалось, что никто его не любил вовсе. Ещё один порез, уже чуть выше. Хотелось перерезать себе вены. И ему, в принципе, ничего не мешает это сделать, не так ли? Умер он ещё вчера вечером. Когда осколки его сердца валялись на земле… Его, оказывается, никто и никогда не любил. Ни родители, ни кто-либо ещё. Только Одасаку, да и то, вряд ли он его любил. Общался из жалости. Бедный подросток, которого помотало жизнью, которого бьют дома и гнобят в школе. Можно почувствовать себя настоящим героем, защищая такого. «Он тебя, между прочим, от смерти спас» - подсказывает голос разума. «И что с этого? Лучше бы не спасал, честное слово» - говорит другой голос. «А было ли это из-за того, что тот любил Осаму? Или он просто не хотел бы жить с грузом вины за смерть мальчишки, он же весь такой правильный» - включился в дискуссию третий голос. Во всяком случае, Осаму благодарен Оде за то, что был единственным светлым человеком в его жизни. Солёные слезы капали на порезы, создавая ещё большую боль. Это, наверное, к лучшему. Осаму запрокинул голову и вытянул свои длинные ноги. Интересно, скоро найдут его тело? Вряд ли. Живёт он один, район неблагополучный, даже соседей, которые могли бы заподозрить что-то неладное, не было. Впрочем, какая Дазаю разница? Наверное, было бы хорошо, если можно было бы просто исчезнуть. Чтобы как будто тебя и не было. И никому бы хлопот не приносить. Но где-то внутри голос, настойчиво требующий к себе внимания, говорил о том, что хочет, чтобы все знали о смерти Осаму. О том, что он вскрылся. Чтобы те, кто причиняли ему боль, мучались с чувством вины. Чтобы они поняли, как ему было тяжело. Вот только голос разума подсказывал, что никто никогда не поймёт всю боль человека кроме него самого. Да и сам человек вряд ли может осознать эту боль. Зато чувствовать может прекрасно. Видимо, он правда не был достоин Чуи. Не был достоин счастья. Не был достоин ни-че-го. Взяв лезвие поудобнее в руки, он посмотрел на чуть выделяющуюся вену и старый шрам на ней. Можно ведь прямо по нему резать. Мысленно попросив прощения у Оды, он занёс лезвие повыше, собираясь махнуть по диагонали. Но резкий, громкий выкрик его прервал. -ОСАМУ!!! У Чуи тряслись руки. Кажется, похмелье отошло куда-то на задний-задний план, оставляя место только беспокойству за дорогого человека. Он приехал буквально за 30 минут, но это казалось просто огромным промежутком времени. У него никогда ещё не было такого ощущения. Вина была на очереди, сейчас главную роль играл страх. Вина его съест потом. Точнее сказать, обглодает то, что останется от Чуи после Страха. Буквально залетев в дом, замечая то, что Дазай не закрыл дверь (какое счастье). Видимо, ждал, что Чуя вернётся. Но у рыжего был ключ. Может, предполагал, что тот вернётся немного не в том состоянии, чтобы вставить ключ в скважину? Сейчас не время думать об этом. Накахара, не снимая обувь, забежал в дом и громко крикнул во второй раз. Не было никаких звуков. Так сначала ему показалось. А потом он услышал совсем тихий всхлип. Резко залетев в ванну, он чуть было не упал на месте. Осаму… Его Осаму сидел на холодном полу, с запрокинутой головой и… И лезвием в руках. А ещё с кучей порезов. Сейчас Чуя не мог ничего осознавать, обдумывать, выстраивать в цепочку. Шатен перевёл взгляд на Чую. Его глаза были ужасно красными, из них буквально ручьём текли слёзы. -Чуя? – совсем тихо, таким дрожащим голосом, что сердце Чуи сжималось ещё больше. Было похоже на «мяу» котёнка, выброшенного на улицу под холодный проливной дождь. Чуя не понимал, что ему делать. А что вообще тут можно сделать? Он выхватил лезвие из рук Осаму и быстро выбросил его в ведро. Он стал нервно искать взглядом, где у Осаму хранятся бинты и перекись. Вспомнив, наконец, он быстро залез в шкаф. Паника сейчас не нужна, но кто Чуя такой, чтобы не паниковать, когда перед ним его любимый человек, который только что буквально был на грани смерти? Трясущимися руками он открыл бутылёк перекиси и достал вату, обрабатывая руки Дазаю, который всё так же смотрел на него пустым взглядом. Тот не подавал признаков жизни кроме тихого, но ровного дыхания, и это пугало. Даже когда Чуя стал обрабатывать порезы, он не шипел. Просто так же сидел. «Он привык к боли» - подсказывает сознание. Чуе больно. Больно за Дазая. Неужели это из-за того, что Чуя не вернулся? Он не может понять, но знает, что сейчас обсуждать это бессмысленно. Пока он обрабатывает, взгляд падает на множество других шрамов, сделанных гораздо раньше, но… но явно не год назад. Он выглядят так, будто им месяца три. Чуя очень боится. Он боится, что Дазай лишь играл. Что тому было плохо, а Чуя этого не заметил. Он видел, что есть прямо очень старые шрамы, и очень надеялся, что они только выглядят так страшно. Он не понимает, что думать, на что надеяться. Глупо надеяться на то, что это всего лишь иллюзия, что этих шрамов нет. Они есть, это неоспоримо. Это страшно. Это очень страшно. Знать, понимать, что близкий тебе человек причиняет себе боль. Что твои догадки были верны. Ты можешь догадываться, но видеть это… Это даёт осознание. Это не просто слова. Слова не могут передать всего. А ещё слова никогда не смогут передать всю боль, которую испытывает человек. Чуя аккуратно забинтовывает порезы, шепча что-то успокаивающее, по типу «всё хорошо», «я рядом». Непонятно, кого он успокаивает: себя или Дазая. Он смотрит только на руки парня, стараясь сделать так, чтобы ему не было больно, по крайней мере, чтобы было не так сильно больно. Всё это время Дазай молчит. Чуя чувствует его взгляд на себе. А Осаму на данный момент вообще ничего не понимает. Буквально восемь часов назад этот человек написал, что Осаму ему не нужен, а сейчас сидит и забинтовывает его руки, нашёптывая что-то. Почему он вообще вернулся? Что происходит? Наконец, завязав аккуратный узел на бинтах, Чуя поднимает глаза и смотрит своими аквамаринами в глаза Осаму. Глаза Чуи, наполненные слезами, всегда похожи на аквамарины. Каким бы красивым не был этот камень, Осаму не хотел бы видеть эти океаны с солёной водой. Нет, пусть они будут ярко синими, в них будет плескаться радость, а не грусть. -Почему ты плачешь? – тихий вопрос, прозвучавший от шатена, вывел Чую из транса. -Мне жаль. Мне так жаль, Осаму, прости меня. – Чуя не очень понимал, за что конкретно извиняется. За то, что плачет, за то, что не заметил боли Осаму, за то, что задержался на вечеринке или за всё вместе… Но сейчас это его и не особо волновало. Сейчас он не понимал свои эмоции, но где-то среди них проскочила радость за то, что Осаму жив. За то, что Чуя успел. Ведь задержись он хотя бы на секунду, Осаму уже, скорее всего, не было бы в живых. Оба понимали это, сидя на холодном полу в ванной и обнимаясь. Точнее сказать, обнимал скорее Чуя, поскольку Осаму до сих пор не особо понимал, что твориться, но после обнял его в ответ и положил свою голову рыжему на плечо. Хорошо. Что происходит, Дазай разберётся потом. А пока он просто хочет насладиться теми объятиями, в которых уже не надеялся очутиться.