------------
Вы посещаешь бал, посвященный чему-то. Это не имеет значения. Не обязательно должна быть причина. Это просто бал. Вино богатое, хорошее и дорогое. Золото сияет из каждого горла, каждого пальца, каждого канделябра. Еды так много, что гости не смогут съесть её всю, даже те гости, у которых, в отличие от тебя, желудки не связаны нервами из-за всё более враждебного поля битвы аристократического общества. Позже той же ночью, в безопасности своей комнаты с запертой дверью, беспокойство в твоём кишечнике превращается в сталь. Корво растянулся на твоём диванчике, его строгая рубашка расстегнута на воротнике, один из его ботинок сброшен. «Я думаю, – медленно говоришь ты, – что Дануоллу следует ввести более высокие налоги на аристократию. Тогда наш дорогой казначей мог бы перестать рвать на себе волосы во время переписи населения». Корво наклоняет голову набок, задумавшись, а затем пристально смотрит на тебя. «Облагать богатых большим налогом? Они уже протестуют против тех грошей, которые ты заставляешь платить их сейчас.» «Да», – скажешь ты. «Это плохая идея?» Корво смеётся. «Нет, – он тянется к твоей руке, чтобы коснуться губами костяшек твоих пальцев. – Однако ты, кажется, делаешь всё возможное, чтобы усложнить мою работу». Ты тоже смеёшься. «Полагаю, своими действиями я сильно подпорчу им жизнь? Ты правда думаешь, что они пошлют убийц?» Корво улыбается, его глаза сверкают весельем. «Если они посылают за тобой людей, – говорит он с насмешливой торжественностью, – это значит, что ты действительно меняешь ситуацию.» Ты смеёшься и притягиваешь Корво к себе для поцелуя. Нервное напряжение вечера истаивает как дым.------------
Двор посмеивается над твоим предложением по налогообложению. Когда становится ясно, что ты настроена серьёзно, хихиканье превращается в шипение, а затем внезапное молчание, когда ты проходишь мимо. Корво начинает следить за тобой втрое внимательнее, начинает следить за тем, кто готовит тебе еду. Тени под глазами становятся фиолетовыми и синюшными. Остатки детского жира тают. Аристократия, несмотря на всё свое сопротивление твоему предложению, может тебя только задержать. Но не остановить. Тебе исполнится двадцать, когда законопроект будет принят. Корво восемнадцать. Ты подписываешь бумаги трясущейся рукой, разбрызгивая чернила по своей подписи. Корво пристально наблюдает за тобой со своего места у двери. Ты спиной ощущаешь теплую тяжесть его взгляда.------------
Несколько недель спустя местная газета опубликовала карикатуру, на которой ты, подобно дракону, сидишь на корточках на куче золота, выдыхаешь огонь из носа и говоришь: «Мы все должны отдать деньги за нашу страну». Глаза Корво становятся совершенно плоскими и холодными, когда он видит это, но ты вырезаешь это и прикрепляешь к столу. Дешевая бумага немного рвется под твоими трясущимися руками. «Если они посылают людей за вами», – говоришь ты с жаром в горле, – «это значит, что ты меняешь ситуацию». Удивление мелькает на узком лице Корво, его глаза слегка расширяются, и на мгновение он кажется таким же молодым, каким является на самом деле. – Я люблю тебя, – говорит он торопливо, словно эти слова стали для него шоком. На мгновение ты не можешь ничего сказать, чувствуешь себя совершенно пустой и неподвижной, как пруд в безоблачный день. Ты видишь, как испуганные глаза Корво напрягаются, его ногти нервно впиваются в ладони, и твоё дыхание возвращается. «Я тоже тебя люблю», – говоришь ты, – «Конечно , я тоже тебя люблю». Рот Корво растягивается в нервной улыбке, яркой и кривой, а челюсть покрыта щетиной. В животе порхают бабочки, ощущение одновременно юности и чуждости, и внезапно до тебя доходит, что ты уже не ребенок.