От огня огонь

      Майк держал на сбитых костяшках жестяную банку колы. Взгляд его метался по комнате, то застывая на старом, лоснящемся от времени пуфике у двери, где обычно переобувался Уильям, когда зимой на улицу приходилось надевать тяжелые утепленные ботинки, в которых было невозможно находиться в кабинете; то пробегал по корешкам книг, которые стояли на полках позади рабочего стола. Повисшая тишина лилась в уши тягучим кукурузным сиропом и заставляла ежиться, словно противный сквозняк из-под неплотно закрытой двери. Уильям делает несколько шагов от своего рабочего стола и оказывается в метре от Майка: он со странной мрачной заинтересованностью оглядывает его смятенное лицо, потом переводит взгляд на фиолетовые отметины на его руках.       – Ну и зачем, мистер Шмидт? Разъясните для меня эту ситуацию.       Выдохнув, он возвращается к столу и присаживается на самый край. Понимая, что ответа он не дождется, он спрашивает снова:       – Молчание меня не устраивает, Майк. Дай мне повод не выставить тебя за дверь в ближайшие полчаса. Или тебя устраивает подобный расклад?       – Нет, вовсе нет, – вскидывает голову Майк, – просто, поймите, этот человек мог сделать все, что угодно в этот момент, я знаю таких как он, они абсолютно непредсказуемы!       С долей иронии выгнув бровь, Афтон смотрит в глаза Майка неотрывно и пытливо.       – Не так, как я; я понимаю, о чем вы сейчас думаете, – оробев, он опускает глаза, – вы думаете, что я такой же, но это не так. Поймите, та сцена, которую он устроил у вас в кабинете, могла окончиться плачевно, если бы я не вмешался.       – О, то есть ты меня спас? – хмыкает Уильям.       – Знаете, что, да, – раздраженно выплевывает Майк, – вполне возможно, что я вас спас от избиения этим придурком, возможно, если бы не я…       Тихий смех обрывает его гневную тираду, и Майк возмущенно переводит взгляд на Уильяма, который смеется, прикрыв широкой ладонью рот. Жестяная банка щелкает от того, как зло Майк сжимает ее в руках.       – Не переусердствуй, Майкл, ты же не хочешь залить мне газировкой ковер, – отсмеявшись, Уильям устало трет лицо рукой.       – Я думаю, что мне действительно лучше уйти с этой работы, – Майк горько цедит эти слова, чувствуя, как обида комом подкатывает к горлу.       – А я так не думаю, – Уильям снова проделывает несколько шагов в его сторону, в этот раз остановившись только в тот момент, когда опешивший Майк почти утыкается носом ему в грудь. – Мистер Шмидт, у меня такой клиентуры пруд пруди: бывшие наркоторговцы и наркопотребители, вышедшие из тюрьмы идиоты, которые считают, что познали жизнь после того, как отсидели три года за кражу плазменного телевизора и сварливые идиотки, которым обязательно нужна такая работа, на которую можно брать своих сопливых отпрысков; сколько я их повидал и сколько таких, как тот идиот, грозили мне судом или убийством, но я все еще здесь. Но я не могу сказать, что такая защита мне не льстит. Только мне нужна реальная причина – ты ведь кинулся на него не из-за побуждений вселенской справедливости и праведного гнева, не так ли?       Сердце загнанно трепыхается в груди Майка и от внезапно подкатившего волнения его начинает подташнивать. Неужели, все это столь очевидно? Он запоздало понимает, что сам не до конца осознал, что его подвигло на эту драку. Зато теперь признание самому себе в том, что он, будто верный пес, кинулся защищать человека, проявившего к нему долю сострадания и доброты, не заставило себя ждать.       – Мистер Афтон, я… – севший голос его подводит, и он шумно закашливается.       – Не торопись, ты разогнал своим выпадом всю очередь на сегодня, – Уильям не сдвигается ни на дюйм, продолжая смотреть на Майка сверху вниз.       – Просто поймите, вы были ко мне очень добры, когда взяли на работу своим помощником, поэтому я счел своим долгом, – на секунду он запинается, коря себя за такие громко звучащие слова, – защитить вас. Я же не мог стоять и ничего не делать, когда тот ублюдок начал на вас орать. Когда он швырнул в стену ваше пресс-папье, я побоялся, что следующая вещь могла прилететь в вас…       – Майк, Майк, Майк, – голос Уильяма спокоен, – не смотря на контингент, у нас вполне приличная контора. В таких случаях нужно звонить охране, возможно попытаться осадить его словесно, но никак не ломать нос человеку, который пришел сюда за работой. Я ведь взял тебя на должность помощника, а не телохранителя.       Вдруг, Майк чувствует, как длиннопалая сильная рука забирает у него уже окончательно потеплевшую жестяную банку. От прикосновения к онемевшей после удара руке все равно ползут мурашки, и Майк шумно сглатывает – он обещал себе подавить эти неуместные чувства к Афтону, который его одновременно и пугал, и будоражил сознание. Вся эта забота, вроде двух стаканов кофе навынос (хотя, казалось, таскать кофе было обязанностью ассистента), время от времени обеды вне конторы, за которые платил Уильям, не принимая отказов, приглашения на перекуры, на которые Майк таскался исправно, хоть и не курил – Уильям постоянно беспокоился о том, что тот слишком много сидит за документами – все это подкупало непривыкшего к такой опеке Майка.       Уильям тянет за жестяной язычок и кола с шипением открывается. Он подносит банку, кажущуюся маленькой в его руке, ко рту и пьет большими глотками – Майк завороженно глядит, как ходит вверх-вниз его адамово яблоко. Опустевшая банка со скрежетом сжимается в его руке, и Уильям облизывает сладкие от газировки губы длинным языком.       – И что же мне с тобой делать, Майк? – он забрасывает банку в сетчатую урну у двери.       – Накажите меня, – совершенно не узнавая собственный голос, хрипит Майк.       Удивленно переведя взгляд от урны на Майка, Уильям пытается понять, правильно ли он услышал его слова.       – Наказать… тебя? – понизив голос, он с интересом глядит на смущенного Майка, склонив голову.       – Простите, я не это… мне лучше уйти, – паника накрывает его с головой, и он порывается сбежать, но Уильям останавливает его у самой двери.       – Знаешь, Майк, – он подпирает дверь спиной и, заведя руку назад, медленно поворачивает ключ, – такой вариант меня вполне устраивает.       Сердце ухает куда-то в желудок и ладони становятся влажными. Майк растерянно поднимает глаза на Афтона: тот невозмутимо стоит перед ним, с нескрываемым любопытством разглядывая сбитого с толку Майка.       – Что? – он нерешительно смотрит на Уильяма.       – Я принимаю твое предложение, Майк. Или ты уже передумал?       Торопливо Майк мотает головой, усилием пытаясь протолкнуть слюну по мгновенно пересохшему горлу.       – Славно. Тогда убери все с моего стола, будь добр.       На негнущихся ногах он добирается до рабочего стола Уильяма и торопливо складывает в одну стопку телефонные справочники и записные книжки, заполненные бланки соискателей и папки документов и переносит все это на тумбу в дальнем углу. Трясущимися руками он отключает стационарный телефон, скидывая провод на пол, и убирает его в сторону. Последней он убирает блестящую табличку с гравировкой «Уильям Афтон» – он прослеживает пальцами каждую буковку, пока стоит перед полкой, раздумывая, куда ее поставить.       – Подойди, – Майкл оборачивается и понимает, что Уильям уже стоит у торца своего рабочего стола.       Сделав несколько глубоких вдохов, он подходит к Афтону, который пропускает его ближе к столу. Оказавшись за спиной Майка, Уильям подталкивает его так, что край упирается ему в бедро.       – Ляг животом на стол, – спокойно указывает он Майку.       Таким же тоном он заказывает обед в «У Спарки» или просит сделать дополнительную копию бланка миловидную девушку, которая заведует копировальными аппаратами.       Лаковая поверхность столешницы холодит тело под рубашкой. Майк льнет щекой к гладкости и напряженно вцепляется руками в края.       – Не стоит так нервничать, я еще ничего не сделал, – Уильям мягко проводит большим пальцем от загривка, вдоль по позвоночнику, собирая складки на застиранной фланели, и останавливается на пояснице.       Майку начинает казаться, что кровь, стучащая в его ушах, слышна на весь кабинет. Он не находит в себе сил вздохнуть и поверхностное дыхание оставляет на глянцевой плоскости столешницы запотевшие кляксы. Он чувствует, как костяшки пальцев перекочевывают на его задницу, невесомо проходясь вниз по бедру.       – Ну так что, Майк, ты раскаиваешься в содеянном?       – Нет, – глухо хрипит он в столешницу, – я не жалею, что разбил лицо этому уроду, ведь он хотел…       Жесткая рука с оттяжкой бьет его по левой ягодице. Несказанное застревает у Майка в глотке, но он не издает ни звука, только сильнее сжимает пальцы. Место удара слегка пульсирует, и Майк ощущает, как кровь начинает приливать южнее.       – Неправильно, – хмыкает над ним Уильям, – еще раз. Майк, ты сожалеешь, что устроил драку в моем кабинете?       – Я не хотел устраивать драку, я всего лишь пытался…       Второй удар приходится симметрично первому, принося на порядок больше боли – кажется, Уильям прибавил силы в этот раз. Майк с силой прижимается лбом к столу и дышит шумно, чувствуя, как на член начинает неприятно давить жесткий шов ширинки.       – Такой ответ тоже не подходит. Ты не чувствуешь никаких угрызений совести за совершенный поступок?       Избрав дальнейшей тактикой молчание, Майк тщетно пытается загасить собственное возбуждение, но тишина тоже не устраивает Уильяма.       – Молчание только усугубит твое положение, – еще один удар, – давай же, ответь на мой вопрос, Майк, – жесткая ладонь опускается на поджавшуюся задницу, – это не так сложно.       Словно и не ожидая ответа, Уильям хлещет его тяжелой рукой. Смесь боли и желания бьет Майклу по мозгам, он поднимается на цыпочки, отклячивая задницу выше, чтобы вставший член не упирался в твердый край, и все сильнее вжимается лицом в столешницу. Не останавливаясь ни на секунду, Уильям уже молча сыплет ударами. Уже теряя самообладание, Майк мечется по столу, душа скулеж; ему начинает казаться, что еще несколько ударов и он отломит края стола, как куски скрипучего белого пенопласта. Голова начинает кружиться и его словно утягивает в темный слив ванной.       – Я сожалею, – внезапно сипит Майк, – сожалею…       На лбу его выступил холодный пот, а на губах пузырится слюна. Ему начинает казаться, что тело перестало подчиняться его приказам и только лишь дышит на автомате. Рука Афтона замирает в воздухе.       – О чем ты сожалеешь? – обманчиво мягкая ладонь ложится на ремень Майка.       – Я сожалею, что избил человека в вашем кабинете, мне не стоило… – он находит в себе силы глубоко вдохнуть, – устраивать потасовок с клиентами, впредь я постараюсь…       – Да? – рука скользит к животу, заставляя Майка подняться на цыпочках еще выше.       – Я постараюсь сдерживать свой гнев.       – Чудно, – проворные пальцы расстегивают его ремень, вжикают молнией, и он чувствует, как джинсы сползают к лодыжкам.       Неловко сведя ноги, он пытается оглянуться на Уильяма, как вдруг рука опускается на его шею, пригвождая к столешнице.       – Погоди, я всего лишь добился от тебя признания собственной вины, Майкл.       В животе стягивается узел.       – Наказание все еще впереди.       Пальцы подцепляют резинку трусов и медленно тянут вниз. Прохладная рука касается разгоряченной ударами кожи, и Майк вздрагивает.       – Кажется, в ближайшие дни заниматься сидячей работой тебе будет не совсем… комфортно, – он гладит сухой рукой раздраженную кожу и Майку словно наждачкой по нервам эта странная ласка.       Слыша звук выдвигаемого ящика стола, он уже понимает, что Уильям достанет оттуда.       «Мистер Афтон, зимой очень важно увлажнять руки, чтобы кожа не потрескалась» – пухлогубая Бэтт из регистратуры слишком интимно вкладывает Уильяму в руки тюбик какого-то крема, улыбается едва заметно и смотрит исподлобья. Наблюдающий эту сцену Майк пытается понять, отчего у него разыгралась изжога – на обед он не ел ничего жирного.       Он слышит звук отворачиваемой крышки и чувствует приторный запах кокоса.       – Небольшой вопрос не по делу, Майк, но мне показалось, что ты тогда был недоволен таким вниманием Бэтт к моей персоне, – Уильям словно читает его мысли; он наклоняется и Майк чувствует его крепкую грудь и мягкий живот на своей спине, а ногами ощущает, что тот еще полностью одет, но явно возбужден.       – Нет, – спешно отвечает Майк.       «Как же ты смешон, придурок, ты отрицаешь очевидное, почти лежа под ним» – проносится в его голове.       – Неправильно, – прежним спокойным тоном отвечает Уильям.       Майк понимает, что после предыдущего «неправильно» его заднице пришлось несладко и почти истерично выпаливает:       – Да, да, я не хочу, чтобы она подходила к вам так близко, чтобы трогала вас; я не хочу, чтобы кто-либо другой касался вас, кто-либо, кроме меня!       Над ухом слышится тихий смех.       – Будь по-твоему, Майк, будь по-твоему.       Пальцы с коротко остриженными ногтями спускаются по расселине, оставляя за собой скользкий след крема; Майк испуганно втягивает живот и замирает. Уильям плотнее прижимается животом к его пояснице и, согнув шею, он утыкается носом в затылок Майка и втягивает порядком ослабший запах его шампуня. На две фаланги проскользнувший внутрь палец нежно оглаживает бархатные стенки, слабо, на пробу, сгибается.       – Скажи, если будет больно, – шепчет Уильям ему в загривок.       – Разве наказание этого не предусматривает?       – Не в этом случае.       Полностью погрузившийся в горячее нутро палец скользит туда-обратно, через несколько мгновений к нему присоединяется второй. Майк дрожит от этих непривычных ощущений. Ему хочется раствориться в этом моменте и больше не думать ни о каких заботах, вроде вечно донимающей его тетки или беспокойства за младшую сестру; ему так хорошо в руках этого большого человека, который горячо дышит ему в волосы. На секунду Майка выбивает из этой неги – сладкий разряд прошивает его от пальцев ног до затылка. Не сдержавшись, он стонет, ощущая, как под веками вскипают слезы.       – Так хорошо? – явно зная ответ, шепчет Уильям.       Вместо осмысленного ответа Майк согласно мычит.       Снова нащупав этот сгусток нервов, Уильям трет его подушечками указательного и среднего пальцев; он прижимает мятущееся тело всем своим весом к столу и шепчет на ухо:       – Оказывается, все эти вспышки агрессии можно было погасить, засунув тебе пальцы в задницу. Я готов устраивать такую профилактику скверного поведения с твоей стороны, мой мальчик, хоть каждый день.       Уже абсолютно не понимая, от чего его колотило больше – от восхитительных рук Уильяма или от этого горячечного бреда, который медом лился ему в уши, Майк высоко скулит и, судорожно сжимая эти невозможно длинные пальцы внутри себя, и кончает с подбирающимся к глотке сухим рыданием.       Он понимает, что отключился на несколько секунд, когда Уильям легко бьет его по щеке.       – Майк, ты в порядке? Я сделал тебе больно? – он обеспокоенно смотрит ему в глаза.       Осоловело моргая, Майк понимает, что по его лицу текут слезы.       – Нет, я в полном порядке, – он смущенно натягивает штаны, смотрит на боковую стенку стола и заливается краской пуще прежнего.       – Не нагнетай, это можно исправить сухими салфетками. Ты точно хорошо себя чувствуешь?       – Я чувствую себя… восхитительно, – он поднимает глаза на Уильяма.       Морщина беспокойства на переносице медленно разглаживается под взглядом Майка и Уильям улыбается.       – Значит, я не уволен? – Майк старается занять себя чем-то, а поэтому надергивает салфеток из картонного короба и стирает со стола собственную сперму.       Его руки дрожат.       – Не уволен, ты очень стойко выдержал свое наказание.       Закашливаясь, Майкл выбрасывает салфетки в урну. Рядом стоящий Уильям вытирает скользкие от крема пальцы.       – Мне бы покурить, – он поправляет очки.       Майк скользит взглядом по его лицу и останавливается на красноречивой выпуклости на штанах Афтона.       – Могу я вам… помочь? – он и раньше замечал, насколько этот мужчина большой во всех его проявлениях, но сейчас он просто не в силах оторвать взгляд.       – Боюсь, ты немного обессилел, – Уильям многозначительно смотрит на все еще подрагивающие руки Майка. – Я в порядке, идем покурим.       Отпирая дверь, Уильям почти успевает продавить ручку, как его останавливает Майк.       – Наденьте пальто, – его голос почти звенит.       Заинтересованно оборачиваясь на него, Уильям с неподдельным весельем смотрит Майку в глаза.       – Трогать меня нельзя, подходить ко мне нельзя, а теперь и смотреть на меня возбраняется? – он кокетливо склоняет голову.       – Да, на вас такого могу смотреть только я, – он подает ему пальто.       – Хорошо, мой мальчик, – Майку приходится встать на цыпочки, чтобы надеть пальто на его плечи.       На секунду в голове Майка проносится мысль, что он не сдержит данного обещания и точно изобьет любого, кто позарится на его Уильяма Афтона.