Reinventing Your Exit

Германия стоял перед зеркалом и поправлял униформу. Этим утром ему предстояла встреча с его войсками, и опоздать на нее было ни в коем случае нельзя. Тут кто-то постучал в дверь, на что Германия раздраженно вздохнул. Он прекрасно знал, что это Италия, и решил впустить его, поскольку у него не было настроения переносить вопли и капризы итальянца под дверью в такую рань. Хотя тот в последнее время вообще-то начал вести себя довольно странно, выглядел каким-то слишком задумчивым и грустным. Но какая разница? Немцу было некогда думать о такой ерунде. — Что ты хочешь? — рявкнул он на итальянца. Италия уставился в пол. — Я больше не буду твоим союзником, — выдал он тихо и печально. Его слова звучали почти как извинение. Германия подумал, что ослышался, и посмотрел на него. — Что ты сказал? — переспросил он почти уж приказным тоном. — Что больше не буду твоим союзником — ни я, ни мой брат, — сказал итальянец уже более уверенным тоном, но на его лице осталось виноватое выражение. Воцарилось весьма неприятное молчание. — Это твое начальство так решило? Или твой брат? Это были единственные причины, которые мог придумать немец. Но Италия покачал головой. — Нет, это мое собственное решение. Германия вдруг решительно направился к Италии, и тот испугался и начал пятиться назад, пока не прижался спиной к стене. Немец схватил его за щеки и заставил смотреть себе прямо в глаза. — Что ты хочешь этим сказать? — спросил Германия, одновременно ощущая и боль, и злость. — Что не собираюсь больше сражаться вместе с тобой, — ответил итальянец, пытаясь справиться с дрожью в голосе. Немец притянул лицо Италии ещё ближе к своему и надавил на щеки, не обратив внимания на вскрик боли. — Неужели ты считаешь, что мы все здесь играем? Нет, Италия, война — не игра, которую можно покинуть, когда становится скучно. Тут надо оставаться до самого конца, живым или мертвым, поэтому постарайся наконец немного повзрослеть и отмени свое решение! — закричал Германия и уставился на него ледяным взглядом. А бедный Италия тем временем изо всех сил старался не расплакаться. — Я сам знаю, что это не игра, но менять свое решение не буду. Услышав это, немец отпустил его и ударил кулаком о стену, при этом чуть не задев Италию. Тот вздрогнул. — Почему?! — Германия чуть ли не заорал от ярости. — Потому что хочу прекратить это бессмысленное кровопролитие, — ответил дрожащий итальянец. — Война — это и есть бессмысленное кровопролитие, — процедил Германия сквозь зубы, снова сжимая руку в кулак. Этот ответ не удовлетворял его. — Но это еще не все. Германия... я... я больше не узнаю тебя. Ты за это короткое время так сильно изменился, что я уже не знаю, кто ты на самом деле. Германия нахмурился и отошел от него. — Я не изменился. — Еще как изменился! Раньше ты был таким добрым и хорошим, великой нацией, которая делала все ради своего народа и хотела помочь ему. Но теперь ты превратился в сумасшедшего фанатика, слепо подчиняющегося начальнику, который только и делает, что убивает и убивает. Очнись, это не ты! — закричал итальянец. Горячие слезы текли по его щекам. — Заткнись! — взбесился немец, снова толкая его о стену. — Заткнись! Ты должен лучше всех знать, что я все это делаю как раз ради моего народа. — Да, вначале — да... но сейчас у тебя больше ничего не осталось, кроме жажды власти. Снова воцарилось молчание. — Вон отсюда. Убирайся, пока еще цел. — Германия отошел в сторону, чтобы пропустить итальянца. — Но учти, что мы с Японией обязательно выиграем эту войну, и тогда ты пожалеешь об этом. — Неужели ты до сих пор не сообразил, Германия? — спросил Италия, прежде чем уйти. Германия повернулся к нему, ощущая неприятное давление в желудке и горле. — Ты не непобедим. — И, сказав это, итальянец наконец покинул комнату. Оставшись один, Германия в порыве гнева начал колотить кулаками стену, ломать и швырять все на пол, крича от отчаяния. Но от этой проклятой боли избавиться так и не смог. В конце концов он снова подошел к зеркалу, где увидел свое покрасневшее лицо, и стоял там, тяжело дыша и с такой силой сжимая руки в кулаки, что расцарапал бы ладони до крови, если бы не носил перчатки. Слова Италии крутились у него в голове, будто мучительная бесконечная аудиозапись, и он в очередной раз посмотрел в зеркало, надеясь увидеть там мужчину, которого Италия всегда ценил и безусловно поддерживал... но ничего не нашел, кроме отчаявшегося одинокого психопата. Он тут же разбил зеркало и, стоя в осколках стекла, опустил лоб и руки на то, что осталось от него, пытаясь успокоить сердце. А через некоторое время поправил одежду и волосы и вышел из комнаты, ведь его все еще ожидали обязанности. И надо было сообщить его брату и Японии о том, что случилось. Война продолжалась, но, в отличие от того, что многие думали, Германию загнали в угол союзными силами противника, и, в конце концов, он проиграл войну. Но даже это нельзя было сравнить с болью от потери родного брата... Теперь он стоял и не мог оторвать глаз от старшего брата — Пруссии — со скованными цепями руками и ногами. В полной власти России, который, как всегда, невинно улыбался. — Давайте прощайтесь как следует, — сказал Россия и отошел немного в сторону, улыбаясь еще шире, поскольку знал, что братья не посмеют ничего сделать. Германия крепко обнял Пруссию. Видеть брата во власти России из-за собственной некомпетентности было невыносимо. Немец чувствовал себя настоящим чудовищем. Но Пруссия всего лишь ухмыльнулся, даже несмотря на то, что был едва жив. — Все-таки забавно, West, — сказал он, находясь до сих пор в объятиях младшего. — Забавно, что нам все стало ясно только тогда, когда уже не осталось времени. В конце концов Италия оказался прав... Мы не непобедимы. И не успел он выговорить эти слова, как Россия грубо потянул его за цепи. — Все, уже поздно, нам пора уходить, — сказал он подозрительно веселым тоном, уводя Пруссию прочь. А тот продолжал ухмыляться, будто смеялся над собственной судьбой, как над дурацкой шуткой... Но Германия этого уже не видел. Как только брат исчез из его поля зрения, немец упал на колени на грязную окровавленную землю, схватился за голову и хотел закричать. Но вместо того лишь одинокая слеза упала из глаза. Вдруг он почувствовал на плече руку, ужасно знакомую ему руку, и обернулся, услышав, как кто-то зовет его. Это был Италия. С печалью в глазах, пытаясь улыбнуться, Италия звал его по имени. Все еще стоя на коленях, Германия повернулся и инстинктивно обнял итальянца за талию, прижимая голову к его груди. А Италия лишь молча гладил его по волосам. С такой нежностью, что было аж больно. Германия понятия не имел, как его друг мог просто так вернуться к нему после всего, что случилось. «Когда ты окажешься в беде, Германия, я буду рядом, чтобы помочь». Он до сих пор помнил обещание итальянца, но никогда не думал, что оно на самом деле сбудется.