Метод-2. Одиночное плавание

Утро началось слишком хорошо, словно недавние события были только протоколом в очередном деле и произошли не с ними. Лофт заполнил запах свежесваренного кофе, в который Родион все же плеснул коньяк - нужно было как-то компенсировать бессонную ночь. Какую уже по счету? Но с этим он был готов смириться, потому что Есения снова улыбалась, дефилируя в его рубашке по залитому солнцем лофту. Сидя в любимом кресле, Родион наблюдал за ней со странной ускользающей улыбкой, думая о чем-то о своем, пытаясь поймать какую-то беспокойную мысль, что засела, как иголка, и не дает покоя. Есения сразу почувствовала изменившееся настроение любимого. В данный момент можно было только гадать, что стало причиной такой внезапной перемены. Свой лимит расспросов она уже исчерпала. Она попыталась поймать его взгляд, ставший вдруг отчужденным и настороженным. Медленно подошла ближе, протянула руку, коснувшись кончиками пальцев манжета рубашки. Меглин удивленно поднял на нее глаза, нашел силы улыбнуться, пытаясь скрыть нарастающую тревогу, взял за руку и потянул к себе на колени. По-прежнему, не говоря ни слова, чмокнул в висок, рассеянно поглаживая ее по бедру, лишь наполовину прикрытому рубашкой.   Снаружи требовательно и пронзительно загудел знакомый автомобильный сигнал. - Открой. – беззвучно, одним движением губ, попросил Меглин. - Доброе утро, дочь, - несколько иронично проговорил, входя, Андрей Сергеевич, протянул Родиону объёмную папку, - Вот, как ты и просил. Меглин, все так же молча, принялся за изучение документов, не обращая ни на кого внимания. - У тебя все в порядке? – не отводя изучающего взгляда, поинтересовался Стеклов у Есении. Она закусила губу, сдерживая злость. Ну почему отец никогда не может с ней просто поговорить, без этих замашек дознавателя. Когда в последний раз он просто интересовался ею, без цели что-то выяснить, чтобы потом этим же и уколоть? - Ты меня проверить приехал, или документы отдать? – Есеня демонстративно уселась на стол, всем своим видом показывая недовольство. - Слезь, - бросил Родион, не глядя на нее, поглощенный изучением папки, - И переоденься. Стеклов спрятал усмешку, обращенную в сторону дочери, но от колкости удержаться не сумел, - Откуда что берётся? Родион хмыкнул, обменявшись взглядами с Андреем Сергеевичем. За ширмой что-то загрохотало. - Кофе налей. – махнул Родион в сторону отведённого для кухни угла. Андрей налил в чашку черную жидкость, с опаской понюхал, - Есеня готовила? - Мг… Разбавь, - протянул ему фляжку Меглин, - Я так понимаю, что на службу он не вышел? - Правильно понимаешь. И телефон не отвечает. – побарабанил пальцами по подлокотнику Стеклов. - Ты вчера дело запрашивал? – фыркнул Родион, - Остается только надеяться, что ему это надо больше, чем мне. - Что надо? – нахмурил лоб Стеклов, ожидая услышать то, что ему совсем не хотелось. - Дуэль, схватка, состязание – выбирай, что тебе больше нравится. В любом случае, будет новый труп. А может быть даже два. Это как повезет. – Меглин загадочно посмотрел на него, потом крикнул, - Поехали! Есеня вышла откуда-то из глубины лофта, (который напоминал Андрею параллельное измерение, столько загадок в нем было, еще и хозяин под стать жилищу), на ходу закручивая волосы в узел и закалывая карандашом. Сдула со лба выбившуюся прядь, - Я готова. При этом она нарочно не смотрела в сторону отца, всем видом показывая свое отношение к этой навязчивой, по ее мнению, опеке. Родион закатил глаза, - Выяснения отношений будут после. Всё понятно? – он посмотрел поочередно на Есению и Андрея. Она судорожно кивнула, опасаясь возможных последствий своего упрямства – терпеть язвительные реплики и замечания у нее не было никакого желания. Стеклов удивленно уставился на Родиона, открыл рот, чтобы возмутиться, потом закрыл, развел в стороны руки, словно пытаясь объять необъятное, - Понятно, - смирившись с неизбежностью, сказал он на выдохе. Меглин удовлетворенно кивнул. Маленький Подмосковный городок, ничем особо не отличающийся от других, таких же, раскиданных по просторам нашей необъятной Родины, даже не подозревал о событиях, которые нарушат привычный, немного сонный ход его жизни. А пока он наслаждался теплом и нежился в жарких лучах августовского солнца. Игорь Самарин возвращался в город детства. Он не собирался надолго там задерживаться, на ближайшее время у него были другие планы. Он все подготовил и предусмотрел заранее: новая личность, новая жизнь – сейчас это, оказывается, так просто. Осталось одно незаконченное дело. А потом, как завершающий штрих - долгожданная встреча. Его двор почти не изменился, сюда еще не добралась мода на яркие детские площадки. Все так же поскрипывали на ветру качели с облупившейся блекло-желтой краской, под которой виднелся слой красной. Ржавые лесенки, остов сломанной карусели, – Аж слеза навернулась! Остров детства моего! – думал Самарин, пересекая двор в направлении подъезда родного дома, в котором не был со дня отъезда в институт. Обшарпанные стены подъезда, заплеванная лестница, но на площадках стояли огромные вазоны с пальмами и еще какими-то непонятными цветами, призванные, видимо, скрыть окружающую убогость. Но Игорю показалось, что эти растения тоже оказались ненужными и нелюбимыми, за что их постигла участь служить на благо общества. Он, следует отметить, был ярым противником системы и всего, что было с ней связано. И того самого пресловутого "блага общества", которое и призвана была эта система защищать. Кто установил само понятие блага? Кто дал определение - что хорошо, а что плохо? Каждый должен сформулировать это для себя сам. И нет четких границ или рамок. Неужели эти "законники", что сидят в шикарных кабинетах, всегда соблюдают установленные правила? Да не смешите меня! Они же первые их и нарушают. Всего лишь несколько месяцев проработав в органах в должности психолога, он понял, что все законы - фальшь. Всё, даже самое страшное преступление, можно оправдать. Меглин всегда шел против системы, он сам был и судьей, и палачом. Он добровольно принял на себя весь груз: это к нему приходили тени его жертв, это его руки горели от запёкшейся на них крови, он сам вершил правосудие. А сейчас Великий и Ужасный сдает позиции, и виной всему Есения Стеклова, та, в которой смешались система и жажда крови. Взрывоопасная смесь! Наверное, именно это и привлекло Меглина, это он учуял, будучи наполовину зверем. Но он подпустил ее слишком близко, он позволил ей себя приручить. Теперь только от него зависит кто одержит победу - зверь, притаившийся внутри, и ждущий своего часа, или, ослеплённая любовью, человеческая составляющая. - Мы скоро будем в городе. Ты местных предупредил? … Как получится. – Меглин сбросил звонок и, не глядя на спутницу, буркнул. – Готова? - А что ж вы сирену не включили? – зло спросил Родион вместо приветствия. Местные правоохранители прибыли на трёх автомобилях. Целая группа захвата. Игнорируя попытки капитана группы представиться по всей форме, следователь оглянулся – Есения стояла, опираясь на капот машины. Она не надела пиджак, выставив наплечную кобуру на всеобщее обозрение. «Красуется» - подумал Меглин, смерив ее выразительным взглядом. - Ну что, господа оперативники, пошли посмотрим… - вздохнул Родион, и направился в подъезд. Есеня бросилась за ним, но ее задержал капитан: - Вы давно с ним работаете? Он что, правда псих? И что это за приказ такой – оказывать полное содействие, но в работу не вмешиваться? Он, вообще, кто? Чувствовалось, что капитан был зол. Молодой и амбициозный, он не привык уступать, а здесь ему ясно дали понять, что его присутствие нежелательно. Раздосадованная непонятным поведением Меглина, Есения нашла возможность оторваться на ни в чем не повинном капитане, - Ты в курсе, что подряд задал четыре вопроса? – голова мягко закружилась от нахлынувших воспоминаний, - Хреновый из тебя дознаватель! - Закончила знакомиться? – Родион склонил голову к плечу, в его глазах плескалась усмешка, он придержал дверь, - Идем. Стоя перед дверью квартиры, Меглин тормознул капитана, собиравшегося нажать на кнопку звонка, - Чувствуешь? Газ… - Ломайте дверь! – махнул капитан. Родион, с недоумением посмотрел на него, надавил на ручку – дверь открылась. Оперативники бросились в помещение, а он перехватил рванувшуюся следом Есеню, - Куда? Сейчас окна откроют, проветрят, потом зайдешь. Уже спешить некуда. Золотисто-карие глаза так близко сейчас от её, чёрных, так уверенно, можно сказать, властно, он держит ее за талию, что Есения на мгновение забыла, что находится на месте преступления. Но быстро пришла в себя, увидев знакомое насмешливое подрагивание уголка губ. - Погибшие – муж и жена, - докладывал капитан, пока Родион осматривал квартиру, - Отравление газом. С каких это пор, на бытовуху столичные следователи приезжают? Родион опять проигнорировал высказывание и обратился к Есене, - Что видишь? Она на секунду зажмурилась и потрясла головой, стараясь прогнать наваждение, вызванное этим простым вопросом, произнесенным хриплым баритоном. - Жили вдвоем, идиллия прямо. Был сын, - она помолчала, задумавшись. - Был или есть? – уточнил Меглин. - Я не могу понять… - У них есть сын, - снова вмешался капитан, - Игорь Самарин, я с ним в одном классе учился. Только он с родителями не живет, уехал учиться, потом на работу устроился. Его здесь уже давно не видели. - Скоро увидите… - хмуро пробормотал Родион, проходя в спальню, где до сих пор оставались тела. Они будто спали. Голова женщины лежала на груди мужа, его рука обнимала ее за плечи. Есене внезапно стало дурно, она отшатнулась к стене. Тем временем, абсолютно невозмутимый Родион, обыскивал взглядом комнату. Подошёл к трюмо, осмотрел флакончики и баночки, поднял взгляд, выискивая что-то, понятное только ему, в отражении зеркала. Достал из кармана платок и взял продолговатый предмет, - Ну что, послушаем? «Добрый день. То, что вы сейчас видите, называется – они жили долго и счастливо, и умерли в один день. Прекрасный финал для такой любви, вы не находите? Заметьте, я оказал им услугу. Только подумайте, сколько боли и страданий приходится на долю того, кто теряет свою половинку. Особенно, если сам так или иначе причастен к его смерти. Мне всегда было любопытно - что Вы почувствовали, Есения Андреевна, своими руками убивая любимого? А ведь сердце Вы так и не нашли…» - Узнаёшь одноклассника, капитан, - прорычал Меглин, не сводя обжигающего взгляда с бледной Есени. ТМНП пытается достать его самым отвратительным, но, к сожалению, действенным способом. Вот ЧТО он мог сделать, чтоб хоть немного ее успокоить, если комната забита оперативниками и криминалистами? Родион поймал ее взгляд и беззвучно, пошевелил губами – «Нашла», и подмигнул. Есеня улыбнулась. Она понимала, что ТМНП дразнит ее, но не могла ничего с собой поделать, продолжая реагировать на его провокации. И сейчас она была очень благодарна Родиону за поддержку, понимая, как нелегко ему даются подобные проявления, тем более, в свете навалившихся проблем. - А это он что, к Вам обращался? Тот, кто запись оставил. – громким шёпотом спросил у Стекловой капитан. - Ко мне он обращался, - тяжёлый взгляд следователя пригвоздил к месту любопытного сотрудника, - И ты теперь будешь обращаться ко мне. Всё понятно? – надавил он, не отрывая зрачков с красновато-оранжевыми бликами от обескураженного лица капитана. Есения проснулась от кошмара. Первые секунды не могла сообразить, где она находится. Потом вспомнила, как Родион привел ее в гостиничный номер, заставил принять душ, и она просто отключилась, упав на кровать. На фоне темного окна ясно очерчивался силуэт. Меглин стоял без рубашки, засунув руки в карманы джинсов. Она могла только догадываться, какие мысли терзали его. Есения встала, путаясь в простыне, подошла к нему и положила голову на плечо. Он отрешённо обнял ее, продолжая всматриваться в темноту, ища там ответы на одному ему известные вопросы. Есеня встала перед ним – глаза в глаза: - Здесь сейчас нет никакого ТМНП, здесь есть я, и ты мне нужен. – как можно тверже произнесла она, глядя в нездешние, но такие родные усталые глаза. Какое-то время он все так же молча глядел на нее. Потом, не отводя внезапно потемневших глаз, склонился к ее губам. Это был бесконечно нежный поцелуй, без нотки привычной властности. Его губы лёгкими изучающими прикосновениями очерчивали контур ее рта. Есения могла только вдыхать воздух короткими судорожными всхлипами и цепляться за его плечи, потому что ноги отказывались подчиняться. Ее руки, ставшие вдруг лёгкими, как дыхание, поднялись, чтобы дать пальцам зарыться в прохладные мягкие волосы и скользнуть к шее. Родион издал какой-то нечленораздельный звук похожий и на стон, и на рычание, голова его опустилась к ее макушке, а руки сжались так, что казалось, переломится позвоночник. Потом он рывком, от которого перехватило дыхание, оторвал ее от пола и почти бросил на кровать, опускаясь рядом. Джинсы, которые оставались на Родионе, стали для Есени барьером, приводящим в ярость. Задыхаясь от мучительных ласк, она умудрилась непослушными пальцами освободить его тело от всего, что ей мешало. Всё быстрее метались по ее телу его жесткие требовательные губы, заставляя ее гореть, рассыпаться пеплом и вновь возрождаться, чтобы снова расплавиться от его жара. Не в силах более терпеть, она бессознательно рванулась под ним, прося, направляя, подталкивая, и он сдался, до боли стиснув ее в жарких тисках объятий, откинул голову, с мучительным стоном оторвавшись от ее губ. - Не уходи, - простонала она и, притянув его голову, впилась в губы. Ее руки сплелись на его исчерченных шрамами плечах, судорожно скользнули по спине, лаская, убеждая, умоляя не останавливаться. Его пальцы зарылись в струящиеся темные волосы; горячие, безумные в своей ласке губы, прервав поцелуй, пробежали по щеке к тонкой шее. Она впилась ногтями в его спину, и всхлипывала, не в силах кричать, и ответный хриплый стон растопил ее как воск. Ее руки, устроившиеся на груди Родиона, вздрагивали от ударов сердца, а когда она погладила тонкими пальцами его шею, удары превратились в бешеную дробь. - Я не хочу чтобы эта ночь заканчивалась. - срывающимся голосом прошептала Есеня. - Я тоже... - мгновенно отозвался он и с такой нежностью прикоснулся губами к ее плечу, что у нее защемило сердце. И отчего-то стало тревожно на душе.