***
Саске фыркает презрительно. Мир? Он стоит перед ней в огромной пещере, способной вместить два взвода. Вдоль стен, ухмыляясь, выстроились враги. Сай, на четвереньках, больше похожий на изувеченное мясо, чем на человека, поднимает к ней лицо, залитое кровью и синяками, и улыбается. Что он здесь делает? ПОЧЕМУ ОН УЛЫБАЕТСЯ?! КАК ОН МОГ?! Кусанаги вспыхивает молнией. —Мне наплевать на мир! Меня волнует только победа! — яростно восклицает он. Цунаде падает — сначала голова, затем всем телом — в снег. Жесткие пальцы впились ей в подбородок, заставляя запрокинуть голову к ослепительному солнцу Узушиогакуре. —Ты просто контактное лицо, не более, — прошептал Саске, его голос был теплым, но самодовольным. Она ощущала легкое опьянение, а он, будто хищник, играл с ней. Его указательный палец скользнул по мочке ее уха, а затем рука опустилась на затылок, зарываясь в волосы и обхватывая шею. —Мы больше не напарники, — произнес он, его слова звучали как приговор. —Мы не друзья. Мы — чужие друг другу. Понимаешь? В этот момент его губы накрыли ее в поцелуе, от которого по всему телу пробежала дрожь. Очнувшись от очередного толчка, Сакура увидела над собой Суйгецу. Одинокая лампочка под высоким потолком лишь подчёркивала безграничность пустой темницы, милостиво предоставленной ей в качестве камеры. Холод. Пустота. Серость. Стены, сырые, как она и представляла, ловили свет, источая атмосферу запустения и безнадежности… Как же ей хотелось остаться в темноте! Даже этот крошечный лучик света причинял невыносимую муку. —Врачеватель скоро будет, — пробормотал Суйгецу, его лицо выражало беспокойство. —Я не думал, что ты так сильно ранена. Хотя открытых ран нет… Сакура с недоумением смотрела на него. Да, ходить было тяжело, но боль терпимая, если лежать спокойно. Не шевелиться — вот главный секрет. В изоляции она уже научилась спать, не тревожа раны. Вдруг медик ощутила хрип в дыхании и влагу на лице. Слезы. Она нахмурилась. Неужели Суйгецу считает, что переломанные кости могут сломить дух (куноичи)? —Прости, — добавил он, явно не понимая ее реакции. Слова Суйгецу вспыхнули гневом, словно искры от удара металла о металл. —За что? — прошипела Сакура, пряча лицо за руками и отворачиваясь к решетке. —Ведь ты же этого хотел, не так ли? Мое состояние не имеет значения? —Если ты не заметила пару дней назад, то имеет, — холодно отозвался Суйгецу. —Не для меня, — пробормотала медик, стараясь сдержать слезы. —Оставь меня в покое. —Хотел бы, но приказ есть приказ. Давай не будем сегодня ссориться. Принуждать тебя — отвратительно.Неприятно трогать тебя за рот, да еще и ты все обслюнявила. Тебя даже стошнило однажды — фу. Просто съешь, что я принес, и можешь отправляться спать. До завтра тебя не потревожу. Сакура снова отвернулась и закрыла глаза, пытаясь заснуть. Мысль о том, что Мадара желает ее выздоровления, стала еще одним поводом не подчиниться Суйгецу. —Перестань называть меня ребенком, — хрипло проговорила она. Ей было больно осознавать, как знакомо звучит этот тон. Сакура ненавидела мысль, что этот человек предал ее, и ненавидела, что за эти месяцы начала ему доверять — врагу, которого нельзя было простить. Она знала лучше. —Съешь этот хлеб как следует, и я клянусь, что перестану, — пробормотал Суйгецу, раздраженно вздохнув.—Неужели тебе плевать на свою подругу? Я думал, что шиноби Конохи ценят общину, верность… Слёзы душили Сакуру, но она сжимала зубы, чтобы не поддаться им. С того момента, как её снова заточили, медик почти всё время пребывала в забытьи, отчаянно желая не просыпаться. В те редкие, мучительные мгновения, когда ей всё же приходилось бодрствовать, она каждой клеточкой своего тела стремилась снова погрузиться в сон, лишь бы не думать о кошмаре, омрачающем её разум. —Боже, ты упрямее осла, — с раздражением бросил Хозуки спустя мгновение, видимо, поняв, что его провокация не сработала. — Знаешь, Орочимару целые дни уговаривал Мадару не убивать тебя. Сначала нужно измельчить чашку риса. Затем три горных цветка, размером не больше дюйма, следует быстро высушить и превратить в пасту. Семена… — он оборвался, глядя на неё. — На твоем языке есть печать, которая… Сакура, словно дикий зверь, рванулась к Суйгецу. Сердце колотилось в груди, готовое вырваться из груди.Если это резкое движение причинило ей боль, она не чувствовала ее. В глазах шиноби отразился ужас, когда она вцепилась в его плечи, притянув к себе. Она молила аметист не показывать ей ничего, кроме правды. —Какая печать? — хрипло прошептала она. —Не знаю, — отодвинулся он назад. — Никогда такой не видел… Мадара говорит, она из Корня. В ушах Сакуры гудела кровь. Только шиноби 8-го класса и выше имели право использовать эту печать. Только они вообще знали о её существовании. Лишь командиры отрядов могли получить 8-й класс. К концу войны остался лишь один командир Яманака. —Пожалуйста, скажи нет, — пробормотала она, моля о лжи. — Это Ино? — еле слышно прошептала куноичи, надеясь, что он солжёт. — Скажи нет. Ври мне, мне всё равно — просто скажи нет! — Суйгецу растерянно моргнул, не понимая её истерики, и Сакура почувствовала, как её голос сорвался на крик, когда она отчаянно трясла его. — Ино Яманака! Длинные светлые волосы, голубые глаза, такая красивая… Это Ино?! В его взгляде мелькнуло узнавание. Подтверждение, которое обрушилось на неё, как ледяной душ. —Скажи, что это неправда! Пожалуйста… — еле слышно прошептала она, моля о лжи. —Я думал, ты уже знаешь, — пробормотал Хозуки.***
Когда Сакура открыла глаза, Суйгецу снова был рядом. Он сидел у клетки, спиной опираясь о прутья, до которых она не могла дотянуться. Очевидно, Сакура потеряла сознание от новости. Видимо, ее положение было действительно ужасным, если шок смог ее отключить. Сакура старалась не шевелиться, не желая сообщать ему, что она очнулась. Ей нужно было время, чтобы осмыслить услышанное. Ино жива. Неужели Орочимару внял ее мольбе на том снежном поле и спас связующую? Их планом всегда было захватить Ино? Они ранили ее просто потому, что могли? Или потому, что знали, как отреагирует Сакура? Ино жива, но заточена в качестве пленницы. Такой же пленницы, как и она сама. У нее есть своя камера? Она на той же базе? В каком она состоянии? Тоскливое чувство пронзило опустошенные кости Сакуры. То, что Ино жива, означало, что у нее все еще есть шанс сбежать. Но пока она не сбежит, ее ждет лишь пытка. Сакура словно снова видела Сая, поднимающегося на пьедестал, и в ее душе снова схлестнулись ликование и ужас. Если слова Суйгецу были правдой, и на Ино стояла Печать Истребления, то она не представляла никакой ценности как источник информации. Снять печать можно было только после смерти того, кто ее наложил, но Сакура сомневалась, что Мадара обладал такой информацией. Использовать эту технику на себе было невозможно. Даже если бы Мадара знал способ, ему сначала нужно было бы выяснить, кто наложил печать на Ино, а затем найти этого человека. Это мог быть кто угодно. Использовать печать могли только командиры, но в чрезвычайных ситуациях им разрешалось передать ее союзнику. Вероятно, Ино перед пленением попросила кого-то из клана Яманака запечатать себя и отправила его прочь. В таком положении Ино не могла ничего сообщить Мадаре. Ее единственной ценностью было то, что она служила рычагом давления на Сакуру. И Сакура люто ненавидела, что Мадара верно рассчитал все ходы. Она никогда не позволит Ино умереть. Не так. Ни за что. Пока существует хоть малейший шанс, что Ино может сбежать, Сакура сделает все возможное, чтобы сохранить ей жизнь. Все остальные погибли. Она не могла потерять еще и Ино. Если нужно будет окрепнуть, она окрепнет. Если нужно будет немного посотрудничать, она притворится. Если ей нельзя сломаться, то, черт возьми, она так или иначе заставит себя держаться. Что угодно. Ино ни в коем случае не должна умереть. Достаточно, если хоть один дорогой ей человек переживет это. Теперь этого будет достаточно. Должно быть достаточно. Пять лет не могли пройти зря. Ино должна выжить. Сакура твердо произнесла, садясь: —Я буду есть. Хозуки не шелохнулся, и она, повысив голос, добавила: —Эй! Я говорю, что буду есть! Он лениво повернулся к ней, недоверчиво глядя из-под зевоты. —А? Месяц боев, и ты сдаешься просто так? Сакура опустила взгляд на пол. —…Они морили ее голодом? —Может быть. Я не знаю. Не видел ее, но, скорее всего, нет. Мне удалось скрыть большую часть твоих отказов от еды. Но теперь тебя видел Мадара. Больше не получится скрывать это от ее охранников. Скоро они начнут урезать еду, если ты не станешь немного сотрудничать. —Я же уже сказала, что буду, — пробормотала медик. Суйгецу поднялся, рывком открыл дверцу металлической клетки и вошел к ней, держа в руках коробку и флягу. —Поверю, когда увижу. Последние несколько недель, пока я за тобой присматривал, были пыткой.— Он смущенно почесал голову, прежде чем плюхнуться перед ней. — Э-э, не пыткой-пыткой, а… ну, ты понимаешь. В любом случае, вот. Положив между ними предметы, словно подношение, шиноби с ожиданием уставился на Сакуру. Она потянулась к коробке, осторожно открыла ее, и внезапно ощутила острый голод. Внутри лежала небольшая буханка хлеба и три кусочка вяленого мяса. Когда она откусила первый кусочек, Суйгецу хмыкнул, его губы приподнялись в улыбке, и он откинулся на руки. —Видишь? Разве это не лучше для нас обоих? Боже, я просто ненавижу, когда мы ссоримся. Он помолчал, ухмыляясь. —Неужели я сейчас прозвучал так, будто из Конохи? Но Сакура лишь наполовину слышала его поддразнивания. В ее смятении мысли крутились вокруг его слов. Что-то в его комментариях не совпадало с той реальностью, с которой она столкнулась, но сейчас куноичи была недостаточно сообразительна, чтобы разобраться без дополнительных размышлений. —Наше «столкновение» было первым, что приказал Мадара? — спросила она. —Что он велел? —Чтобы Ино… голодала, если я не буду есть? — спросила Сакура, еле сдерживая дрожь в голосе. —Нет, это был приказ с самого начала, — ответил шиноби, не глядя на нее. —Я бы предупредил тебя раньше, но ты все время была без сознания. Не знал, что ты даже не в курсе, что она здесь. Сакура медленно подняла взгляд, изучая его лицо, пытаясь найти в нем признаки лжи. —Значит, ты… никому не говорил, что я не ем? — спросила медик, стараясь сохранить спокойствие. —Чтобы Ино кормили? Хозуки закатил глаза. —Какая мне разница, ест ли эта пленница? — бросил он небрежно. —Не называй ее… — начала было Сакура, но шиноби перебил ее. —Ладно-ладно, она не пленница, бла-бла-бла. Продолжай есть, — сказал он, кивнув на еду, которую принес. Сакура сжала губы, сдерживая гнев. Спорить с ним сейчас было бессмысленно — ей нужно было беречь силы. Суйгецу был болтуном, это она уже давно поняла. Он мог часами рассказывать истории, не заботясь о том, интересно ли его слушателям. И хотя Сакура многое о нем не знала, его склонность к болтовне была ей хорошо известна. Если бы она правильно разыграла свои карты, то, возможно, могла бы заставить его признать почти что угодно .Ей повезло, что к ней приставили именно его, а не кого-то более сдержанного. Сакура откусила кусок вяленого мяса, стараясь не думать о словах Хозуки. —Тогда зачем никому не говорить, что я отказываюсь от еды? — спросила она, стараясь говорить как можно более спокойно. —Некоторым я сказал, — пожал он плечами. —Ты же сама видишь, насколько ты исхудала. Невозможно было это скрыть. Сакура отвела взгляд, чувствуя стыд. —Зачем? — пробормотала она. —Думал, так будет меньше проблем, — пожал он плечами. —Саске все равно должен вернуться рано или поздно. При упоминании имени Саске тело Сакуры пронзила острая боль. Она сжала кулаки, чтобы сдержать слёзы. Если Суйгецу и заметил ее реакцию, то ничем не выдал себя. —Я подумал, что тебе станет еще хуже, если твоя подруга умрет, — продолжил он, стараясь звучать равнодушно. —А я знаю, что это обернется против меня, если за тобой не будут следить. В любом случае, Мадара был занят, так что это не имело значения. До сих пор, полагаю. Сакура чувствовала, как силы покидают ее. Этот короткий разговор уже вымотал ее до предела. Она понимала, что сейчас не время для размышлений, но ей нужно было как-то разобраться в этой ситуации. Кивнув, куноичи отодвинула тарелку и закрыла глаза. Ей нужно было собраться с силами и обдумать все, что она узнала.***
Следующие полторы недели Сакура жила в таком режиме: меньше спала, больше ела и всеми правдами и неправдами вытягивала из своего сторожа любую информацию. Суйгецу приносил ей еду три раза в день. Рацион постепенно улучшался: от хлеба и вяленого мяса до супа с овощами, а иногда и до мяса, которое не было пересушено. Первые пару дней Хозуки следил за каждым ее кусочком, огрызаясь, когда она замедлялась или останавливалась, и требовал, чтобы она доедала все. К четвертому дню он стал приносить свою еду в камеру и болтать с ней так, будто ему негде больше было поговорить. Он садился рядом с ней на холодный, липкий пол темницы. Их общение было загадкой. Сакура отчетливо помнила, как он нес ее через джунгли и бросил к ногам Мадары. Вспоминала его жестокие слова и жесткие руки, то, как он крепко сжимал ее волосы, заставляя смотреть на резню. До сих пор чувствовала боль предательства каждый раз, когда он открывал тюремную дверь, чтобы уйти, оставляя ее позади, прикованную к земле. Но по тому, как он обращался с ней, когда они были одни, можно было подумать, что ничего из этого не происходило. Он снял с прутьев молнию и принес ей новую, более толстую подстилку. Ни разу не использовал свою силу, чтобы заставить ее что-то сделать. Он никогда не наказывал ее, когда она не съедала все, что он приносил, и даже когда медик огрызалась. Он говорил непринужденно, с теми же неловкими поддразниваниями и резкой честностью, как и во времена, когда они были союзниками. Хотя Сакура когда-то и считала Суйгецу союзником, ей все чаще приходилось напоминать себе об этом. Его поведение вызывало у нее тревогу. Зачем он изображал из себя друга? Пытался ли он разжалобить ее, усыпить бдительность и выведать секреты? Или, возможно, Мадара дал ему особые инструкции, чтобы завоевать ее доверие? Сакуре было бы легче, если бы он просто вел себя как тюремщик. Ведь, как ни странно, ей становилось все труднее ненавидеть человека, который держал ее в живых. Он был ее единственным настоящим человеческим общением. Будь он холоден и жесток, как положено тюремщику, все было бы проще. Она могла бы презирать его, как военнопленный должен презирать врага. Но вместо этого Сакура ловила себя на том, что считает минуты до его появления, с нетерпением ожидая его возвращения и компании, которую он приносил. Она была благодарна, что его присутствие отгоняло жуткие видения и призраков, которые терзали ее в одиночестве. Вместо того, чтобы планировать побег, куноичи с беспокойством осматривала его, ища новые синяки и ссадины. Это было отвратительно, думала Харуно. Она предпочитала, когда он приводил с собой гражданских, чтобы ее помыть, или целителя, чтобы обработать раны. Во время этих визитов Суйгецу принимал повелительный тон, отдавая ей приказы, как и полагалось по их негласному договору. В такие дни Сакуре было гораздо проще смириться со своим положением и его ролью в нем. Тем не менее, Хозуки был ценным источником информации, за что Сакура ему была благодарна. Она узнала, что некоторые Союзники все еще живы и на свободе. Их было достаточно много, чтобы Мадара разослал по всей стране сотни охотничьих отрядов с целью их выследить. Хозуки отказался делиться предположениями о том, кто мог возглавить партизанское движение, и не стал называть имена тех, кто, возможно, сбежал из Страны Молнии. Сакура также узнала, что Мадара и Орочимару отправились в Страну Земли, чтобы завладеть последними культивациями клеток Хаширамы. Под руководством Хидана на вершине скрытой комнаты была возведена большая база. Тело Мадары, якобы, так и не оправилось от ранений, полученных в бою с Майто Гаем и Цучикаге, а клетки еще не размножились достаточно, чтобы стать ему полноценной заменой. Суйгецу утверждал, что лидер даже не сражался в последней битве, а просто сбежал, когда Райкаге его обнаружил. И наконец, на восьмой день он рассказал ей об Ино. До начала битвы ее и еще несколько Яманака захватили люди Мадары. За час до начала сражения группа его людей проникла в разведывательные палатки, надеясь лишить Каге возможности читать мысли армии. Суйгецу объяснил, что это было легко, так как Мадара заблаговременно, за месяцы до этого, внедрил в армию своих шпионов. Подписи этих шпионов не должны были вызвать никаких подозрений. Первоначально планировалось держать всех пленными. Запереть и пытать, чтобы выведать информацию. Но затем Мадара захватил Хокаге, и ценность Яманака значительно снизилась. Все согласились, что проще и эффективнее держать одного важного заложника, чем множество менее важных. Для охраны Каге требовалось слишком много сил, чтобы держать в плену еще много людей. Мадара приказал заковать Яманака в цепи вместе с остальными. В последующем хаосе трое сбежали, один покончил с собой, а на языке последней, когда пыль улеглась, обнаружилась печать. Ино осталась жива, потому что Орочимару действительно остановил кровотечение и позвал целителя, чтобы тот залечил ее колотую рану. За это Мадара на него наорал. Однако Саннин настаивал на том, чтобы Яманака осталась жива, и Мадара в итоге согласился, несмотря на печать. —Змея сказал, что она будет хорошим средством давления на тебя, — объяснил Хозуки, словно говорил о погоде, а не о том, как они собираются подвергнуть ее ментальным пыткам, используя одну из ее лучших подруг. —Где она? — спросила Сакура. —С другими пленными. —На этой базе? —Мгм. В восточном крыле. Тебе достались апартаменты руководителя. — ухмыльнулся он, отхлебнув из фляжки. —Кто еще попался? —Скорее всего, никого, кого ты знаешь. Слышал, вы вдвоем на этой базе единственные из Конохи. Правда, я не посещаю другие камеры, так что точно не могу сказать. И не знаю, с кем ты дружишь. —Можешь ли ты позволить мне ее увидеть? Или привести ее сюда? —Ты же шутишь, правда? Сакура посмотрела на него умоляющим взглядом. Суйгецу фыркнул. —Ни за что. —Я прошу всего лишь о нескольких минутах, — умоляла Сакура. —Я готова сделать все, что угодно… —Слушай, малышка, — с сарказмом молвил Суйгецу. —Возможно, ты не понимаешь этого, потому что я такой потрясающий и все такое, но здесь я выполняю приказы. Теперь, когда бои закончились, моя полезность стремится к нулю. У меня нет никаких планов навлечь на себя гнев Мадары. Если ты хочешь нарушить правила, говори с боссом, а не со мной.— Он оглядел ее потрепанный вид, губа слегка скривилась. —И вообще, я с самого начала думал, что это глупый план. Сакура не ожидала, что он согласится, но ей нужно было хотя бы попытаться. Впредь она собиралась спрашивать его об этом каждый день. Его решимость со временем могла ослабнуть, если она его достаточно достанет. Это не обязательно должно было случиться сегодня, но ее непосредственной целью было увидеть Ино. Куноичи не могла начать строить планы побега, не зная сначала местоположения и состояния Ино. Сакуре потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что она чуть не упустила кое-что. —…Какой план? — спросила она, нахмурившись. Суйгецу кивнул в ее сторону. —Ты. Здесь. Вот так. Его слова вонзились в нее, восстанавливая стены, которые она позволяла медленно рушиться во время их ежедневных разговоров. Когда он так откровенно отвечал практически на любой ее вопрос, легко было забыть, что он не является дружелюбным присутствием. Сакура с гневом посмотрела на бутерброд в своих руках, на кандалы на запястьях. Раздраженная собой за то, что почувствовала горечь от его признания. Хозуки — пешка Мадары, а не ее союзник. Определенно не ее приятель. Конечно, он думал, что ей лучше умереть. —Лучше бы я умерла. Это ты хочешь сказать? — прорычала куноичи. —Ты бы уже давно была мертва, если бы я так думал, не так ли? — хмыкнул Суйгецу. —Тогда тебе следовало позволить мне убить себя, когда я пыталась! — огрызнулась Харуно. Хозуки усмехнулся. —Слушай, я только говорю, что сам никогда не позволю себе попасться. Сакура опешила от его намека. —Ты думаешь, я хотела оказаться здесь? —Не понимал этого, и до сих пор не понимаю, — пробормотал мужчина, щелкнув зубами. —У Конохи и Ива самые странные шиноби. Тюремная дверь наверху лестницы распахнулась, прервав их разговор. Суйгецу вскочил, повернувшись к ней спиной, загородив обзор. Ее это устраивало. Никто, с кем она столкнулась на этой базе, кроме Хозуки, не относился к ней с должным уважением. Быть невидимой было лучше, чем явное презрение. Сакура спряталась еще ниже у его ног, опустив голову, чтобы тот, кто бы это ни был, не мог увидеть ее лица. —Я думал, я ясно дал понять, что никто не должен меня прерывать, пока я здесь, с пленницей! — рявкнул шиноби. —Я-я извиняюсь! — послышался высокий голос с запинками. —Н-но вы же сказали, что к-когда он прибудет, вы з-хотели…—Девушка, судя по тону, молодая, похоже, сделала вдох и собралась. —Учиха-сама вернулся!***
Он не видел ее два дня. И все эти два дня Сакура, борясь с тошнотой, каждый бодрствующий час ждала его неизбежного появления в своей камере. Она не была к этому готова. Никогда не будет. Её терзания по этому поводу были настолько сильны, что в те часы между поспешным уходом Суйгецу и его возвращением с ужином в первый день, она больше всего надеялась, что Учиха-сама имелся в виду Мадара. Но это было не так. Саске был на базе. Она бы сразу узнала о его прибытии, если бы не блокировала влияние печати союза своей чакрой. Возможно, ей даже удалось бы определить, насколько далеко он находится. Скорее всего, куноичи могла бы даже вторгнуться в его мысли своими проклятиями и осуждениями, находясь так близко. Но все эти действия означали открытие связи, чтобы он мог на нее влиять. Сакура, поборов сомнения, заблокировала печать, решив встретить Саске так же, как и до их договоров — в неведении. Она будто вернулась к слепоте генинства, но это казалось ей меньшим злом, чем быть открытой его мыслям и эмоциям, которые он так тщательно контролировал. Любая преграда, даже искусственная слепота, была лучше, чем очередное его вторжение в ее душу. Из-за своего решения Сакура не ожидала появления Учихи, поэтому его визит застал ее врасплох. Она рыдала над безжизненным телом Тен-Тен, когда шум полевой медицины стих до шепота. Багровое полутело Тен-Тен исчезло за ее веками, и Сакура сдержала рыдание. Вот и Тен-Тен уходит навсегда. — выглядит так? — раздался хмурый голос. —Она — пленница. Как еще ей выглядеть? — ответил другой голос. —Мне не до твоей семантики, Орочимару! — рявкнул первый. —Успокойся. Ей становится лучше. Еще несколько дней еды, и она будет как новенькая. — попытался успокоить его второй. —Не говори мне успокоиться! У тебя были приказы… — начал было первый, но его перебили. —Продолжим этот разговор позже, а? Встретившись взглядом с Саске, Сакура невольно вздрогнула. Он опустился перед ней на колени, его растрепанные волосы обрамляли лицо, а на губах играло хмурое выражение. Неповрежденный, здоровый и сияющий, он казался посланником богов, снизошедшим к грешнице, чтобы провозгласить свою волю. Внутренности Сакуры подскочили к горлу, обжигая ее гневом. Она с ненавистью окинула взглядом Саске, ища раны, но вместо этого в голове промелькнула крамольная мысль: «Какой красивый». Разум, спохватившись, вернул ее к реальности. Стук сердца в ушах больше не был похож на ненависть. Реальность вернула ее к земле, и медик оттолкнула Саске прочь, пробормотав проклятие. —Как видите, она все еще довольно бодрая, — хмыкнул Орочимару из дверного проема камеры. Саске проигнорировал его, не сводя с Сакуры пристального взгляда. —Тебя переводят на новую базу. Думаешь, справишься с телепортом? Из Страны Молнии в Страну Земли. Его слова гулко отдавались в ушах, бесформенные, как накатывающие волны. Сакура могла только смотреть на Саске, ошеломленная его спокойствием. Его первое же предложение ничего не значило. Он говорил легко, невозмутимо. Она не знала, с чего начать. —Как ты смеешь! — прошептала Сакура, захлебываясь от слов. Мысли путались, рвались наружу, но она не могла их собрать в связное предложение. —Это был твой план с самого начала? Я доверяла тебе! Как ты мог? — закончила куноичи криком и отползла от него, пока спиной не уперлась в холодные металлические прутья. —Как… ты… ЦУНАДЕ, САСКЕ! Ты убил Цунаде! Крик растворился в пустоте. Дыхание вырывалось из нее короткими рывками, пока медик пыталась унять бешеный стук сердца. Этот человек — предатель! Это ничтожество! Она тряслась. Слезы застилали зрение и текли по щекам, оставляя мокрые следы на грязной рубашке. Это не должно было так сильно ранить. Она не должна была так остро реагировать. На ее месте другой шиноби никогда бы не позволил себе такой слабости. Но… —Я думала, мы друзья. Я думала, ты… — слова застряли у нее в горле. Харуно все еще смотрела на Учиху, встречая его взгляд, выдерживая его Риннеган. Мокрое лицо, дрожащее тело — она, должно быть, выглядела жалкой, глядя на этого дьявола без страха. Ведь что он мог ей сделать? Что еще он мог у нее отнять? Ее предательство уже свершилось. Все кончено. Он победил. Может быть, Саске слышит ее мысли, даже несмотря на печать? Может быть, он знает, как сильно она его ненавидит? Знает ли он, как ей хочется его смерти за то, что он сделал? Эти истины Сакура была готова ему открыть. Если бы это было единственным, что он мог узнать о ней, она бы сняла печать и позволила ему выдержать её удар. Все было бы так просто, если бы она испытывала только ярость. За последний месяц куноичи видела Саске бесчисленное количество раз. Он являлся ей в каждом сне, в каждом кошмаре. Он стоял на краю каждого поля боя и мелькал на периферии каждого воспоминания. Но видеть его здесь, во плоти — вдыхать едва уловимый запах болиголова, замечать щетину, небритую уже четыре дня, на его скулах, его широкие плечи и гладкие сухожилия на шее — Глубоко внутри, под слоями презрения и ярости, все еще, после всего — теплилась невинность. Вот Саске, пятилетний мальчишка, с аппетитом уплетающий рисовый шарик, сидя на перилах. Надежда. Двенадцатилетний Саске напоминает ей, что он знает, что она самая умная в команде. Сакуру стошнило. Принятие. Её кунай замирает за его спиной, когда ему пятнадцать лет — она не может этого сделать. Желание. Ему двадцать один, он без рубашки, и они купаются вместе в реке. И любовь. Столько любви, что она не могла её вынести. Столько любви, что она могла бы её задушить. Этого не имело никакого смысла — Это было предательством по отношению ко всем, кого она потеряла, ко всем, кто погиб из-за того, что этот человек не сдержал своего слова. Она ненавидела себя еще сильнее, чем подавляющую враждебность, которую испытывала к Саске. Все, что Сакура могла сделать, это сверлить его взглядом, погрязнув в слишком большом количестве противоречий, чтобы сделать больше. Желание выплеснуть на него всю тошнотворную любовь одним горячим желчным порывом и избавиться от нее навсегда. Он ее разрушил. На короткое мгновение ей почти показалось, что его чакра коснулась ее сознания. Она почти поверила, что он действительно может слышать ее отчаянное желание навсегда вырвать его из себя. —Мы никогда не были друзьями, Сакура. Если Учиха хотел, чтобы эта жестокость ранила, то ему это не удалось. Она слышала этот вариант предложения так много раз во сне, что теперь он пролетал мимо нее, как легкий бриз. Они никогда не были друзьями. Никогда. Томоэ замедлилось, его взгляд переместился с ее лица на грудь, ноги и ступни. Саске нахмурился, прежде чем снова поднять глаза на нее. Она даже не моргнула, когда его додзюцу прекратилось. Затем он встал, протянув ей руку, предлагая помощь. —Тебе нужна ванна. —Потом мы отправимся на портал. —Позвать служанку? — спросил Орочимару. —Нет. —Пойдем. —Поторопись. Его холодность ледяным ветром обжигала душу. Он возвышался над ней, словно неприступная крепость, хотя находился всего в шаге. В его взгляде не было ни тени того тепла и заботы, которые она помнила по их встречам в Стране Чая и Узушиогакуре. Он был чужим, далеким, словно с другой планеты. Это все была ложь. Саске обманул ее. И самое худшее: Он предупреждал ее об этом с самого начала. …никакого обмана не было. Стены смыкались вокруг куноичи, словно тиски, не оставляя ни глотка воздуха. Ей казалось, что легкие вот-вот разорвутся, но при этом в груди была пустота. —Я сожалею, что полюбила тебя, — прошептала Харуно. И это было истиной — это чувство терзало ее изнутри, даже когда девушка произносила эти слова. —Лучше бы мы никогда не встречались. Его лицо было невозмутимым, как летнее поле под палящим солнцем. Саске было все равно. Как всегда. Грудь сдавило, словно бумагу, скомканную в кулаке. —Прекрати черт возьми реветь! — мысленно взревела Харуно. Больше всего на свете Сакура ненавидела в Учиха Саске то, как ее подсознание слепо верило в него, даже после всех ужасных поступков, которые он совершил. Как ее сердце разбивалось вдребезги, сколько бы раз он ни демонстрировал свою жестокость и равнодушие, будто оно все время твердило: «В этот раз будет по-другому.» Казалось невозможным задушить надежду на то, что где-то рядом все еще скрывается тот мальчишка-генин, который дорожил своими товарищами. Тот, кто бросался на защиту, рискуя собой, кто был готов пытать, лишь бы облегчить ее боль, кто всегда ждал, пока она возьмет первый кусочек еды, прежде чем начать есть сам. Кто являлся по первому зову. Команда номер семь всегда верила, что он вернется к ним, стоит им только приложить достаточно усилий. Что если им дать немного времени, они смогут вернуть того прежнего Саске. Это чувство было таким естественным, словно врожденным. Но теперь команды номер семь не существовало. Осталась только она, сломленная и закованная в цепи. И Саске, бесконечно предавший свою команду, который с безразличием выслушал ее желание разорвать их связь. Настало время отказаться от надежды. Наконец-то. Наконец-то. Оказалось, для этого достаточно было всего лишь проиграть войну. Отвернувшись от него, Сакура легла и свернулась калачиком, словно собираясь заснуть, пытаясь игнорировать десятки мечей, вонзающихся ей в грудь и легкие. Она тоже перестанет заботиться. Она вырежет его из своего сердца ножом, если потребуется. Она перестанет испытывать эту невыносимую боль предательства. Она больше не будет его любить. —Не заставляй меня тащить тебя, — тихо предупредил юноша. -—Имей немного гордости. —Прояви хоть немного верности и вали к черту. Орочимару хихикнул; Сакура забыла, что он все еще здесь. —Прекрасно получилось, — пробормотал он. Сакура знала, что это произойдет, еще до того, как это случилось. Поэтому, когда теплые, знакомые пальцы коснулись ее шеи, она с облегчением погрузилась в спасительную темноту.