44 дня

      В голове жутким звеньем перфоратора дребежала головная боль. Веки словно облитые клеем не могли распахнуться. Стойкое ощущения безвыходности, безнадёжности и обиды, словно раскалённый гвоздь были прибиты к груди, выжигая её изнутри. Радуга точно знала, что больше никогда не сможет увидеть дневного света, не сможет ощутить тёплых лучей солнца на своей морде, почувствовать мягкого объятия облаков и услышать ласковые голоса близких ей пони, подруг, и кого либо ещё, помимо её мучителей.       Нос словно ежесекундно протыкался тысячями игл, солоноватым привкусом отдаваясь в ротовую полость. Казалось, что из него вытекли литры её уже остывшей, засохшей крови, что растеклась по её рту, подбородку, шее и оголённой груди. Губы были разбиты, лицо изрезано. Она словно все ещё чувствовала, как холодное лезвие медленно разрезает её кожу, пробираясь все дальше и дальше, рвя ткани и мясо, доходя до кости. Углубившееся лезвие будто бы все ещё царапало её скулы и лобную долю. Щеки были разрублены, изображая ужасную улыбку оголяя окровавленные зубы. Сотни синяков на рёбрах, животе и ногах. Крылья были грубо отрублены пилой по металлу. Все ещё ощущалась вибрация от ходящих, острых зубчиков по костям, что когда-то держали крылья. Ей казалось, что она все ещё может ими пошевелить, взмахнуть ими, улететь отсюда, спастись. Но осознание лжи, что преподносит измученное сознание, приносило больше боли, больше обиды. Порезы на спине от множественных ударов плетей блестели от тусклого света масляной лампы на столе, стоявшей позади. Правый глаз заплыл, капиляры полопались, так же заливая белки кровью.       Руки, спина и ноги жутко затекли, отдаваясь сильной болью. Кисти были туго стянуты верёвкой, что подвешивала её за потолок. Ноги неспеша покачивались из стороны в сторону, с конца больших пальцев которых неспеша падали капельки крови. Где-то падающая капля воды, каждые пять секунд с оглушающим для Радуги звуком разбивалась об пол, сводя с ума ещё больше. Верёвка негромко скрипела, качая пегаску из стороны в сторону. Эти звуки так же сопровождал гул в голове, что не мог прерваться и на секунду.       Она знала, что обречена. Ей не выбраться отсюда, не позвать на помощь. Радуга просто сдалась. Все чего она желала, это поскорее умереть, перестать чувствовать всю незаслуженную боль и ужасную обиду.       — Эй, — голос отскакивая от стен, эхом разнёсся по комнате. Он был знаком ей. — Ты так и собираешься тут висеть? Просто сдашься?       Приложив не мало усилий, Радуга заставила себя раскрыть глаза, что с тихим чавканьем освободили себя от плена кожаных век. Перед ней стояла её лучшая подруга - Эпплджек. Она была такой, какую та запомнила в последнюю их встречу. С опущенными бровями и мрачным лицом. Та смотрела на пегаску исподлобья, словно осуждая её. Сил, или желания что-то ответить не находилось. В последний раз они поссорились. Из-за какой-то ерунды. Ничтожной мелочи, масштаб которой казался просто крупинкой, на фоне пережитого. Только извинения и лезли в голову. Извинения за то, что позволила себе обидиться на неё. Только сейчас она поняла, насколько жизнь коротка, как быстро и неожиданно та может оборваться. Обида не нужный балласт, трата и без того малого времени, отведённого на жизнь.       — Я тебя не узнаю. Радуга Дэш не оставила бы попытки выбраться. Не оставила бы своих подруг с чувством скорби от потери подруги. Как это.. эгоистично? — Эпплджек стояла в конце комнаты, упираясь спиной о холодную стену, скрещивая на груди руки. — За что тебя так? — прищурила она глаза, явно зная ответ. — Не отвечай. Мы оба знаем, что этот богатенький, самодовольный выродок не умеет принимать отказы. Ты ему понравилась, не так ли? — её голова слегка наклонилась. — Он захотел тебя. Словно вещь. А ты отказала. Но не работающие игрушки обычно выбрасывают, верно? Или вымещают на них свою злобу. Злобу на то, что они отказались работать, когда хозяин захотел поиграть. Но ты была не его игрушкой. А он словно ребёнок решил её просто забрать у кого-то слабее, когда тот не захотел делиться, — она ухмыльнулась, после выравнивая голову и упирая в пегаску свой взгляд, щуря глаза. Спустя недолгое молчание она усмехнулась, после продолжая монолог. — Он изнасиловал тебя. А потом наказал, за отказ. И наказание идёт до сих пор. Уже.. сорок четыре дня, верно?       Радуга, стала дышать громче, издавая мерзкий хрип в районе гортани. Сознание почему-то перестало убегать от неё. Не было прежнего чувства, что она вот-вот потеряет сознание. Больше не хотелось спать. Слова подруги злили её. А чувство несправедливости возрастало с новой силой. Эпплджек неожиданно оттолкнулась от стены, опуская руки. Она стала делать неспешные шаги вперёд, медленно переставляя ноги. Странно, но шаги не раздавались по комнате, даже не смотря на цепочки, на её ботинках.       — Тебе не кажется, что пора это закончить? Твоим страданиям должен настать конец. Твои мученики должны ответить за то, что сделали.. Хм, — она на секунду остановилась, после вновь продолжая шаги вперёд. — Пускай ты и отказала в своей манере, весьма грубо, но ты не заслужила всего этого. Хорошим пони всегда даётся последний шанс. И ты его получишь, — она подняла руку, выставляя палец, привлекая внимание Радуги. Рука опустилась, указывая на лежавшую под ногами доску, которой недавно хлестали пегаске по посиневшему крупу. На ней так же лежал весьма приличных размеров нож, которым резали ей щеки. — Я надеюсь, ты знаешь что делать.       Верёвка неожиданно лопнула. Радуга широко раскрыв глаза грохнулась на бок, сразу прижимая руки к туловищу, туго сжимая зубы. Было приятно вновь пошевелить ими. Эпплджек исчезла. Как бы пегаска не пыталась найти её уставшими глазами, ничего не выходило, она была в комнате одна.       Ощутив свободу в движениях, она так же ощутила и прилив сил. Шершавые ладони упёрлись в холодный пол, отталкивая от него своё тело, пытаясь подняться на ноги. Получилось это почти сразу. Медленно перейдя в положение сидя, кобылка дрожащей рукой, что все ещё не до конца ощущалась, взяла кончик холодного лезвия, после подтягивая нож ближе к себе, затем хватая его за рукоять. Встав на колени, а затем и на ноги, она наконец смогла увидеть, что все это время находилось за её спиной. Там стоял стол. Залитый уже высохшей кровью стол с разнообразными приборами, которые та частенько ощущала на себе. Некоторые из них даже в себе, под хвостом. Та самая пила, что лишила её крыльев, плётка, топор и много чего ещё. Даже свои крылья она обнаружила. Они валялись прямо под столом. Они давно почернели. Лишь немногие места на них оставались с голубыми перьями.       Слегка похрамывая, она подошла к приборам. Руки сразу схватили тряпку, которую ей иногда клали на лицо и лили воду. Порвав её на две части, Радуга обмотала ими кулаки, на которых отсутствовали некоторые пальцы. Хотелось бы одеться, закрыть своё голое тело, и почти порванные отверстия, которые удавалось закрыть только хвостом. Но ничего подходящего не было. Только кожаный ремень, который так же применяли на ней. Она затянула его на поясе, засовывая под него парочку ножей, включая и тот, что был в руке. Заместо него, она взялась за топор.       Воспоминания, боль, что она все ещё чувствовала, обрубили в ней эмпатию, жалость и какую-либо доброту. Все что ей хотелось сейчас - отомстить. Убить всех, кто был причастен к её страданиям. Решимость была достигнута до максимальных приделов. В ней не было даже сомнения, что она сможет лишить жизни кого-то из них. Только праведная ярость.       — Дэ-э-ши, — голос звучал из мрачного коридора. Двери в комнате не было, что позволяло слышать его в полной мере. Пегаска сразу заскочила за угол, прямо возле дверного проёма. — Не дай Селестия ты спишь. У меня хорошая новость! — шаги были совсем близко. Он вот-вот войдёт в комнату. Радуга сразу подметила, что шагов помимо его - нет. Он был один. — Сегодня, ты наконец-то умрёшь. Тому болвану надоела твоя дырка.. да и ты впринципе. Поэтому..       Только его голова появилась в поле зрения, заходя вместе с туловищем за порог, как холодное лезвие тяжёлого топора с глухим ударом врезалось в его макушку, рассекая скальп. Литры крови мигом начали литься по поверхности его головы, а само тело с криком грохнулось на пол, хватаясь за рану и вмятину в голове. Он упал на бок, жмуря глаза. Радуга сразу же врезала голенью ему в живот, заставляя с хрипом заткнуться. Второй удар ноги долго ждать не заставил, загибая лежавшего на полу только сильнее. Его кисть легла на пол, ладонью упираясь в поверхность. Целый глаз кобылки сразу заметил это, давая телу сигнал действовать. Занеся топор за голову, она мощным ударом отрубила ему руку, целое предплечье. Даже звон от ударешвего об пол топора, что прошёл через плоть и кость послышался.       — Тварь! — зарычала она, заглядывая в его полные агонии глаза. — Может я тебе что-то в жопу засуну, как ты мне?! Например, этот топор, выблядок!       Она сделала очередной замах, пробивая им грудную клетку жеребца, с чавком проламывая тому рёбра, чьи осколки сразу порвали его лёгкие, начав заливать их кровью. Та сразу же вырвалась из его рта, заполняя и глотку, с дыхательными путями. Он начал захлёбываться, мерзко хрипя и булькая гортанью. С рыком ярости, она вырвала топор, затем вбивая его ему в голову, дробя лобную долю, брызгая по всюду его горячей кровью. Как было приятно убить своего мученика. Куда приятнее, чем оргазм, до которого её заставляли дойти. Она вновь вырвала топор, затем начав наносить уже новые удары, все в ту же голову. Радуга била до тех пор, пока от головы не осталось ничего, кроме кровавого месива, торчащих осколков бордового черепа и кашицы из мозгов. В комнате запахло ванилью. Стоило поберечь силы на остальных, посему громко и яростно дыша, она бросила топор на пол, после цепляясь пальцами за его штаны, начав их стягивать с него. Это были чёрные карго, успевшие пропитаться кровью. Она сразу надела их на себя. Берцы она так же сняла с тела, шнуруя их себе на ногах. От футболки почти ничего не осталось, после её яростных ударов. Поэтому, она оторвала от неё кусок, затем обматывая её у себя на туловище, закрывая грудь. При обыске трупа так же нашлась связка ключей и старенький ТТ. Выпрямившись, измученная кобылка просунула рукоять топора под тряпку на туловище, закрепляя его там. Оттянув затвор пистолета, она убедилась, что патрон находиться в патроннике.       Подняв голову, она ощущая как её глаз дёргается, со злобой глянула вперёд, уже предвкушая, как убивает остальных, пытавших её уродов. Разрезанные щеки показывали, изображали эмоцию, что она ощущала при одной лишь мысли о том, как убивает их всех.