что любит Зима

Зима ненавидит, когда его рассматривают. Не любит долгие разговоры, нудные признания в любви. Он вообще мало что любит, он любит одиночество и курить на крышах. Он любит целоваться так сильно, что губам становится больно. А Турбо. Турбо просто бесконечно радостно любит его. С рвением. С некоторой неуверенностью, страхом и наивностью. — Зима? — Говорит Турбо, усмехаясь, когда парень перед ним вздрагивает. — Че, — нехотя отзывается парень. Уши у него большие и выпирающие, а глаза выпуклые и большие как у кошки. Злые такие, но на всех они смотрят по-разному. — Что думаешь, Пальто справится со всем этим, — Турбо вытягивает руку, обводя улицы. Они, конечно, понимают друг друга и без этих жестов, просто Турбо нравится видеть, как Зима ухмыляется. И встречаться с ним взглядами тоже нравится. Безумно. — Думаю, что время покажет, — прохрипел Зима, доставая пачку сигарет. — Будешь? — Спрашивает, заранее зная ответ. — Спрашиваешь, — усмехается Турбо, беря сигарету вслед за Зимой. Помолчали. Шаги по хрустящему снегу казались одинокими, редкие фонари и ещё более редкие прохожие, всё это мешается с запахом замшелых сигарет. — Зима? — Снова говорит Турбо, на этот раз кучерявые волосы, скрытые под чёрной шапкой лезут в лицо. — Мм? — Нехотя отзывается, зырит большими глазами, как упырь и не скажешь ведь этим выпуклым глазам ничего дельного. Так, сущий пустяк. — Почему у тя кличка Зима, если ты холод терпеть не можешь? — Зима хмурится. Не любит он об этом говорить. Но Зима много чего не любит, так что в сегодняшних реалиях это не важно. — Потому что прицепился зимой, — хрипло отозвался он. Турбо усмехается. Он прекрасно знал, почему у Зимы кличка — Зима. Сам его притащил, затянул в это месиво и теперь им обоим нужно выжить. Выжить. Жить. Они как звери — умеют только выживать, а смерть — смерть для них это плата за жизнь. — Зима? — Турбо улыбается. — Мм? — Хрипло отзывается тот. — Прости, что затянул тебя, — Турбо не был готов к сильной затрещине, не прошло и мгновения, как Зима набивал ему рожу. Кровь потекла на белый-белый снег, кровь их двоих, парни поочерёдно прижимали друг друга к промозглой земле и били. За всё и ни за что конкретное. Плевать уже, иногда так бывает — особенной зимой. Мороз ударяет по ладоням и костяшкам, слёзы сами собой текут, но слёзы не связаны с болью. Плевать им на боль — на улицах бывает и хуже, но они-то — они ведь не улица. Не жестокая чернь и не святое благословение — они, чёртова золотая середина. — Не смей извиняться за это, — орёт Зима, с силой ударяя Турбо головой об лёд. — Плевать я хотел на твои приказы, — шипит тот, опрокидывая Зиму на спину. Обездвиживая. — И знаешь что? — Кровь Турбо капает на лицо Зимы, кровь мешается с кровью, боль мешается с болью. — Что, — вызывающе выплёвывает Зима. — Не смей подыхать, понял, скотина, ты умрёшь только от моих рук, и когда я этого захочу, понял, собака, — рыкнул Турбо, наклоняясь к лицу Зимы близко-близко, — понял меня? — Тише проговорил он, касаясь лбом лба Зимы. — Понял, — хрипло отозвался Зима. — Не подохну, не дождёшься. — Тогда прости меня, — Турбо наклоняется ближе, прижимаясь ртом к губам Зимы. Он не двигается, не смеет дышать, но вот проходит мгновение, второе, а Зима его не отталкивает. И пожалуй, только спустя несколько секунд, Турбо понимает — замёрзшие окровавленные пальцы Зимы зарываются в его кучерявые волосы. Зима мало что любит, он не любит сладкое и горькое, не любит бегать и мороз, но определённо точно он любит кое-что. Кое-кого.