×

Капитан МакТавиш накидывает полотенце на голову, коротко выжимая мокрый после мытья ирокез. В небольшом помещении душевых очень парко — он не смог отказать себе в долгом, обжигающем отдраивании тела. Натягивает бельё и облегчённо усаживается на скамейку у шкафчиков, вытягивая спазмирующую ногу — давненько он не получал пуль. Джон рефлекторно оборачивается на звук закрывшейся двери: перед ним Райли — с привычно скрытым лицом, в борцовке и спортивных штанах, в руке чемоданчик. — В чём дело? — заранее недоволен капитан, устало глядя.. Ему совсем не нравятся настроения этих двоих: который день они не разубеждают его в ярлыках извращенцев, приклеенных им Джоном прямо на лбы. Он и сам бывал внимателен к мужчинам, но это не имело отношения к работе — всегда были непоколебимые принципы на сей счёт. Будь капитан МакТавиш не так закостенел, понял бы — они нарочно раскрывают ему свой роман. — Принёс аптечку, — лейтенант подходит размеренно и спокойно, как к хищнику. МакТавиш отклоняется назад — совсем не хочется находится лицом у паха, но Гоуст всё приближается. — Благодарю, солдат. Свободен. — Не открещивайтесь от помощи. Вам могут и хотят её предоставить, — низко и неясно говорит Райли, опускаясь перед ним на корточки. Теперь Джон напротив грубосточенного обтянутого тонкотканной балаклавой лица. Гоуст едва поднимает редкие белобрысые брови — только они и выражают участливость его слов. Смотрит прямо, но нечитаемо — белые густые ресницы слиплись стрелочками от влаги, делая льдистые, кажущиеся порой мёртвыми, глаза.. необъяснимо притягательными, уязвимыми — будто не подходящими человеку, каким видится и является Гоуст. На ткани под носом, на висках проявились влажные пятна. Он отработанным движением подворачивает хлопок, открывая давно нетронутые солнцем, небритые криво резанные скулы и челюсти, тонкие, пересечённые шрамом, сухие, но припухшие нежно-розовые губы. Свободнее вздыхает. — Не сомневаюсь, — не отводит глаза капитан. Слова, жест доверия Гоуста к нему вызвали укол вины: они работали наравне с ним, — вместе, — стараясь выяснить причину возникшего коллапса, они тогда вытащили его; они поддержали, узнав о крайне маловероятной возможности вернуться — он не первую миссию убеждается в надёжности людей, которых повстречал в этой вселенной. Погружённый в мысли, Джон не обратил внимание, как лейтенант, открыв бинт и мазь, сооружал компресс — бледные пальцы перебегают профессионально малозаметно. Капитан вновь раздражается на щемящее, старательно выдворяемое из головы и груди, — так и не нашедшее наименования, — чувство, неосознанно вцепляется в край скамьи. Нарекает чувство тоской. — Но нет необходимости в уходе, лейтенант. Гоуст молчит и не смотрит, за щиколотку выравнивая раненную напряжённую ногу: руки у него прохладные, твёрдые, как сталь, и разжаренная кожа идёт мурашками — Джон вздрагивает, пока не противясь. И в быту, и в боях Райли кажется более уравновешенным, сдержанным в сравнении с сержантом, — по-отдельности они воспринимаются профессиональным взглядом самостоятельными, самодостаточными боевыми единицами, вместе — практически всегда оберегающими возлюбленными, — и МакТавиш способен вытерпеть несколько стандартных мед.процедур. Гоуст ведёт рукой выше, прижимает повязку к ранению и туго опоясывает голень несколькими ровными турами, — аккуратист, рационалист, гуманист, — умелые быстрые движения завораживают и толкают в размышления сонное расслабляющееся сознание. — Здесь обезболивающее, — поднимает глаза лейтенант, закончив. Жмёт свои измятые губы, кратко рассматривает его — чуть приоткрытые, обветрившиеся и взятые коркой. Со странным выражением запечатлевает потемневшую въевшимся, несходящим уже загаром раскрывающуюся спёртым воздухом грудину — видимую теперь, трогательную, но сильную: стрелянную и шитую чаще их с Джонни вместе взятых; торс во множестве белесых рубцов. — Смогу поспать, — разморенный духотой откровенничает Джон, пытаясь подогнуть ногу, но Гоуст не отпускает: удерживает ненавязчиво, но крепко — потеплевшая ладонь ловко, знающе подстроилась под сустав. — Спасибо. До завтра. Это также не вызывает реакции, и капитан существенно напрягается, мгновенно подбираясь и охлаждаясь — осознаётся почти нагим, опрометчивым и заторможенным от перегрузки. — Лейтенант, — на грани угрозы рычит на него, хмуро глядя. — Вы свободны. Не меняет положения: Гоуст едва выгибает поясницу, его крупные твердокостные колени заметно разъезжаются — МакТавиш смутно понимает зачем, не может не заметить серьёзно проявившейся эрекции, не может быстро опомниться. Не подаёт виду, что чувствует, как был пойман. — Знаю, что поможет Вам выспаться, сэр. Джон и не предполагал, что первым из них двоих ударит Гоуста. Тот позволил себе вцепиться в лодыжку, прижаться губами к коленной чашечке, сгорбившись у ног, томно глядеть в глаза, — каков был шанс, что этим коленом ему не сломают нос?.. Капитан с секунду думает, что тело выключилось, — он умер или сошёл с ума, — вероятность фактического удара в результате его отупения и замешательства снижается в геометрической прогрессии. Джон ступорно не может сжать в кулак деревянеющие пальцы — смотрит удивлённо, ничего не предпринимая и не отдавая отчёт бездействию, в набравшиеся ещё темнотой глаза. Гоуст слегка тяжелеет веками, но легчает плечами.. у него чертовски горячий язык, — даже в сравнение с разогретой часовой пропаркой кожей капитана, — или тот холодеет от ужаса в прямом смысле, — широко лижет вдоль прямой коленной связки. — Есть верный способ.. — шепчет Райли, опуская взгляд, — несколько сбитый с толку, но распаляемый и приободрённый сомнительным согласием, — смелеет, находя пальцами другой руки здоровую голень, щекочет; снова смотрит, требует принять единственное и неопровержимое решение. Джон приходит в себя, но не проявляет этого — молчит, сам преисполнившийся любопытством и навязчивым возбуждением; колеблется: со внутренне бьющийся невыплеснутой сексуальной потребностью, скованной тисками принципов, давно голодный к чужим интимным прикосновениям. Уверенный в праве — обязанности — остановить их, на автомате ищет способ верно этим распорядиться — усилием строит бурлящие, неформулируемые чувства, вытесняющие угасающий рассудок. Имеет ли сейчас значение пол и личность потенциального партнёра?.. Определённо. Из перебранных навскидку гражданских подружек и недвусмысленных отношений с дальними знакомыми Джон выбрал бы, — для собственного неясного и ненужного в сути успокоения, — не будь Саймон "Гоуст" Райли из параллельной его вселенной — превосходный солдат, нынче его лейтенант: пустоглазый обычно, но сейчас целующий и лижущий колени; предлагающий, желающий доставить удовольствие скупым на слова ртом, — лучшим из всех — кого он представлял, — в этой роли. Никто никогда не смотрел на Джона так — ждуще, с толикой обожания, но согласием отступить. Никто не спрашивал о намерении, не ждал подтверждения. — Что же это, лейтенант? — давит из себя капитан, загоняя под ногти краску скамьи. Он готов спорить, что спит и бредит, потому как в здравом уме никогда бы не стал впутываться в это; смутно догадывающийся, что влез в отношения пары куда дальше порядочного в первую очередь для самого себя. Дòлжно моет мозги вопросами нравственности и компетентности в противовес анализа их мономотивного настойчивого давления, подведению к тому, что происходит сейчас. Стратегически верно, что именно Гоуст стал тем, кто подтолкнул падающего. — Разрешите.. — Саймон — Джон, скрепя сердцем, давно открыто зовёт его по имени в своих мыслях, принявший реальный факт своего пребывания, едва ли сопротивлялся сближению, настороженный однако истончающейся гранью субординации за короткий срок их знакомства, — поднимает глаза к его, успокаивающие ладони — по бёдрам. — ..показать. Помочь?.. Вы давно перенапряжены. Стресс скажется на здоровье, не стоит доводить до противного. Джон кивает, — разве не они стали подоплекой: их почти вульгарные заигрывания и лирические спектакли? — тем не менее не расслабляясь под поглаживаниями, рефлекторно ещë попытавшись скрыть зреющую эрекцию, когда лейтенант уверенно, но осторожно раздвинул его колени, располагаясь меж ними — теперь совсем близкий и ощутимо разогретый, не останавливает ласк по всей длине ног, массируя и пожимая. Капитан несдержанно чертыхнулся в недовольстве самим собой, уличаясь в ломании и кажущейся самому и, наверняка, Гоусту девчачьей нерешительности — он может и должен уйти, не оборачиваясь. Вскидывает голову, разглядывая потолок, чтобы не мучиться чуждым смущением под пронзительным наблюдением Райли. — Много слов, лейтенант, — бормочет он. Было бы гораздо проще расслабиться и принять близость как данность, единоразовую слабовольность, если бы Саймон не таращился на него так внимательно, не допытывался, а действовал, — пусть ранее не имевшее место быть, нужное сейчас обозначение результата их выраженных намёков на сколько-нибудь продолжительные приятные отношения и сгущали тёмные жуткие волны в усталой живой душе, — не забирал у него последующие оправдания перед самим собой, если Джон сумеет не позволить себе большего. — Ждёшь, пока я передумаю? — Скорее, пока Вы прийдёте к тому, чего хотите, — спокойно, несколько прохладно объясняет Гоуст. Надламывает терпение и отрицание, не гордясь и не заискивая. — Хочу, — ровно прямо говорит Джон, отпуская ситуацию, развинчивая узел беспокйства, так и не объяснённого себе в полной мере запрета. — Чтобы ты заткнулся и наконец занялся делом. Инстинктивно грубит, неубедительно защищаясь, не давясь словами, но рискуя — слюной и накрывшим с головой принятием власти и ответственности, читая температурный и цветовой скачок в глазах напротив. Джон уверен, что переступил черту: не игнорирует внутреннее облегчение, снижение риска надлома куда более серьёзного, чем хрустнувшая маска отстранённости от любовных отношений, навязанная и вшитая собственным подавляемым страхом. Страхом, как он не раз убеждался за служебный опыт, закономерным и оправданным. Но становится хуже и опаснее: ещё стыдно, в то же время благостно горячо в груди, в паху от голоса у двери — голоса сержанта, Джонни — в силу схожести темпераментов и взглядов верного оппонента и спутника. Бархатный, сочащийся довольством и сдерживаемой весёлой улыбкой: — Саймон, ты слышал его? Приступай. Джон с секунду намеревается сбежать, — запоздало разозлиться, пренебречь собой, ими, перебить нашедшим и обличившим его "доступность" подопечным переносицы и трахеи, — удерживаемый на месте гордыней и вожделением. Концентрируется на Гоусте, одобрительно склонившим голову, мягко придерживающим колени — отследившим знакомые, лично пройдённые пару лет назад метания, справедливо оценивая их сложность. Постепенно теряющем фокус, таким.. млеющим во внимании теперь двух любовников Гоусте. Славно зардевшимся шеей, приоткрывшим чувственные губы от сдерживаемого восторга. Джон покрытый мурашками сквозь туман и утихающую нервозность смотрит, — чудом молчит, — как он склоняется, широко ведёт языком по внешней стороне бедра к полосе ткани. Тихо глубоко вздыхает сквозь зубы, едва мягкий мокрый рот прижимают к члену через бельё, ласкают и давят. Саймон, согнув туловище и шею, трётся уголками рта о ткань, бережно не допуская к колючим щекам. — Я разрешил шалость — но, вижу, наглость тебе не чужда, — снова напоминает о себе сержант. Джон не услышал его приближения сбоку, оглушённый бесстыдством и кольнувшим удовольствием — от ласк и формы близости, запоминающий увлечённость и наслаждение процессом. Свои. Саймона. — Виноват, — хрипит Гоуст, отвлекаясь от поцелуев и шершавого нетерпеливого вылизывания, черно смотрит е м у в глаза, теперь уверенно. Джон не знает, как долго сержант пробыл с ними на самом деле, какая в действительности связь конкретно с ним — решил ли Райли за всех или филигранно исполнил роль спускового крючка. — Простите ему, сэр? — тоном смеётся Джонни. О, капитан тайно простит этим глазам всё — тайна в этом только для него. — Глупое создание, ошалел от свободы. Решил, что безнаказан. Попроси прощения, детка. Ты же умеешь быть вежливым. Джон немеет, схватывается мурашками при вибрации приглушённого стона — он не может различить эмоцию, но Гоуст не даёт шанса разобраться, обхватывает вдоль ствола настойчивее и грубее; раздвигает слабеющие бёдра, невероятным образом лезет ниже, мнёт губами поджавшуюся мошонку. — Чёрт. Да вы больны, — цедит Джон, констатируя давно известный ему факт. Настраиваясь, решаясь поддаться и попробовать хотя бы раз — включиться в волнующие его до этого неявно и закрыто утехи; поворачивается на сержанта. И, грёбанный ад, тот полностью обнажён. Молод, силён и красив, как олимпиец — приятно золотист загаром, мускулистый, черченный шрамами и жёсткими тёмными волосами по гибкому телу. Возбуждён, демонстративно сух. Капитана шарахает эстетическим и физическим наслаждением — Саймон смокчет скованную головку, высасывая предэякулят через хлопок, проявляя вес опорой предплечий на его бёдра. — И заразны, — похабно усмехается Джонни, инертно раздражающий понимающим лисьим взглядом, ярким на симпатичном лице — капитан так привык к стычкам, что за несколько дней до нашёл себя в скуке без его блестящих глаз и провокативности. Тогда же признавший цель сержанта вывести его и получить грубый жёсткий ответ ради удовольствия, из тяги быть приструнённым, отмахнувшись от согласия позволять ему это раз за разом. — Он так старается, разве это совсем не трогает? Или Вам боязно показаться нам?.. — наускивает Соуп, чётко полагающий реакцию — знающий свою. — Будь паинькой — захлопнись, — громко и строго перебивает его Джон, впиваясь тяжёлым взглядом в глубоко-синие, цвета предрассветья глаза. Самодовольно хмыкнув, усмехается, видя их нескрыто просящими и помутневшими, окончательно вливаясь и понимая, кто из них на самом деле слаб и любовен к подчинению. Смачивает слюной губы, реагируя на усердный умелый рот, смотрит вниз, озаботившись. — Саймон. Лейтенант мгновенно откликается, с хрустом выравниваясь, горя осоловелыми глазами, сладкими губами, натёртыми лишним, мешающимся ему бельём. Капитан хочет из нождака трусов в шёлк его рта, но мстительно и предусмотрительно держит некоторую дистанцию, со старта преднамеренно рассматривая их положения в сложившихся реалиях. — Что за шалость? О чём щебетал твой дружок? — сухо спрашивает, замедленно и тяжело отлепляет руку от скамьи и укладывает ладонь на измождённую щеку, забираясь крайними фалангами под балаклаву, нежно поглаживает. Его поражает и прельщает отзывчивое, короткое движение навстречу прикосновению. Гоуст.. ластится, прикрыв глаза, но возвращает их ищущими и деловитыми. — Молчи, — холодно командует сержант. Капитан слышит напускную ревность и вызов, подстрекательство к соперничеству. Чувствует, как Райли подобрался и напрягся, не отпрянув от руки, и молча ожидает, за кем слово. — Угомонись, щенок, — гудит Джон, не глядя на него. — Решил, что безнаказан? Джонни отвечает смехом — приятным — низким и горделивым. Капитану непривычно делить кого-либо так — очень неприятно оступаться, он только начинает вникать в налаженную систему: Соуп совсем не способствует комфорту, включая в тембр совсем тонкую угрозу. — Так и есть, сэр, — уверенно заявляет. Буднично легко продолжает: — Как думаете, до скольки я успею досчитать, прежде чем Вы проиграете? У Джона дыбятся волосы по телу: в его оформляющееся осознание и анормальное влечение к этим двоим брызнул азарт. Впрочем, капитан весьма и весьма сведущ в играх на стратегию: уже отметил приверженность к слащавости и ласкательным, неприличным для людей их статуса прозвищам — иногда произносимых стыдливо-тихо и льстиво, иногда распаляющих смущение и похоть. Не уверен, знают ли они наверняка, насколько он знает. — Он научил тебя считать, сахарок? — шагает в пустоту он, ласково шепча Саймону. Внимательный в первую очередь к себе, впитывает довольно его замешательство и стеснение от этого, дрожь влажных ресниц и массивного тела. — До пяти, — снова не даёт ему ответить Джонни. Краем зрения Джон замечает, что он неторопливо подрачивает, разглядывая их. Не подходит, предпочитая осторожничать и ощупывать границы, отслеживать их реакции друг на друга. — Всего то? Тебе же хочется гораздо дальше, — недовольно мотнул головой Джон. — Он боится тебя, не так ли, Саймон? Прячет тебя.. — Нет. Это для Вас. Пока что. Мы доходим до двенадцати, — твёрдо серьёзно возражает Гоуст. Ровно и мрачно, инструктируя и предупреждая, — чёрт, Капитан и не задумывался, как странно горячо он угрожает, — скрутив его кишки предвкушением и стыдом, видя, как его не на шутку повело. — Я его союзник. Напоминаю. Смешок сверху больно щиплет самоуверенность, подстёгивает желание большего. — Напоминаю, где твоё место, — чеканит Джон, и ласка сменяется жестокой сильной пощёчиной: на страх и риск сильно испортить не только ситуацию, но и отношения в целом. Гоуст теряет равновесие от неожиданности, разваливается затёкший и заклякший у ног; решает идти дальше, ориентируясь и закипая под любопытным взглядом — раскидывает перед ним бёдра, открывая бледную полосу живота и крепкую, критичную эрекцию, так давно скованную. Закусывает губу. Джон внимательно оценивает его призывно-откровенную позу, влекомый могучим, раскалённым ожиданием и готовым телом, — широкую, тяжко грохнувшую грудь, напряжённые раненные руки, стиснутые кулаки, — победно смотрит на Джонни. Завидует его хватке на члене, однако оттягивая соитие, проверяя себя. — Ему идёт, — хвалит снисходительно. Ногой раздвигает крупные колени шире, наступает на пах, ловя едва слышимый неопределимый стон Саймона. Сержант теряет интуитивное угрожающее натяжение, радостно сверкая улыбкой, но Джон ужесточается, низко интересуясь: — Что ещё? Вы оба. Может, заставить вас сношаться передо мной, как отупевших животных? Звуки, до этого издаваемые Гоустом, — услада, но Джонни... Капитан сцепляет челюсти, разнесённый на клочки и выжатый возбуждением до кончиков пальцев, как судорогой, — прикрывает глаза от нежданно пронзившего удовольствия, — не сталкивался с тем, что мужчины с характером и возможностями Соупа способны на такие вещи. Чёрт побери этого ублюдка!.. он абсолютно потрясающе стонет; так хорошо и жарко, что Джон на целую минуту стал податлив его прихотям, задавшись целью добиться всего спектра. — А, чёрт, — хрипит он, находя забавным, что Джонни не воспользовался шансом. — Вот же сучонок. Ставлю сотню, что ноешь, когда тебя имеют. Что скажешь, лейтенант? — Тот ещë нытик, — улыбается Саймон. — Очевидно, — Джон близок к пределу. Состояние сознания погранично, словно битое тяжёлыми стимуляторами: вьющееся вокруг необходимости безотчётного действия. — И ты даёшь ему всё, что хочет? — Если заслужит, — входит в жестокий раж Гоуст. Сочетание его низкой позы и насмешливого грудного голоса слишком заводит капитана, он только успевает цепляться за понимание, как сам дичает. Джонни с его эгоцентричностью и самовлюблённостью, видимо, чувствуя себя обделённым, — только косвенным участником, рискующим не получить намеченного, — скоро импульсивно приближается, нагло бьёт членом по стянутым в бледную нить губам, выбешивая с полуоборота. Заведённый капитан воспринимает это остро, возмутительным со стороны дрянного грязного щенка — уже вскочил на ноги с серьёзным намерением втоптать его эго и голову в кафель. Игнорирует собравшегося лейтенанта. Сержанту удаётся вовремя среагировать и толкнуть его обратно: он становится коленом на его бедро, успокаивающе оставляет ладонь на плече — кругами гладит и щекочет кончиками пальцев, неторопливо узко ласкает аккуратный вкусный член совсем на виду. Джона пробирает мускусно-травянистый аромат его близкой кожи. — А разве Вы не дадите? — наученно соблазнительно урчит, перемещая ласки на лопатки. Ловит с трудом отведённые, злобные и заинтересованные на дне глаза, чёрные в обрамлении выгоревших ресниц, — грезит, как сладко было бы оттрахать и запачкать строгое грубое лицо, красивое и жёсткое; которое, как он думает, будет с годами у него, — удовлетворённый неохотным согласием, — То, что я хочу? Сэр. — Зачем бы мне это было нужно? — отбрыкивается Джон, вдруг понимая, что не может сейчас выбирать между ними. Прийдётся предоставиться на их усмотрение и поддаться решению. Теперь его ранит смешок Саймона. — Вы можете услышать больше, — шепчет Джонни, массируя шею и затылок, потягивая жёсткие короткие клочки волос. — Уверен, Вы умеете заставлять плакать... Чёрт, Джон.. Капитана недостойно всем телом передёргивает — удивительно и пугающе приятно слышать своё имя из уст такого похожего на него сержанта со столь неприличной интонацией. Будто бы всё предшествующее действо было относительно вменяемым. Похабщина его мыслей и слов задевает слишком глубоко, докуда Джон не планировал добраться так скоро, подсознательно всё же отождествляя их, пусть и не допуская мысли, что они — один человек. Капитан старательно не искал в нём себя. — Я с самого начала мечтал ныть и кончать на тебе, пока не вырублюсь. Приходится поднапрячься, выискать лицо Саймона, расфокусировать внимание: становится почти больно при взгляде на сбросившего полностью маску, светловолосого и розового перенасыщенностью впечатлений, с перехваченным дыханием лейтенанта — вожделенно глядящего на них, неверящего, что теперь у него целых два МакТавиша: идентичных и полярных одновременно. — Чтобы вытрахал меня до блядских сучьих соплей, — всё ниже, с придыханием не унимается Джонни, силой привычки не начав дрочить быстрее от приглянувшейся, обозримой перспективы. — Сделал всё, что захочешь, всё, что вздумается. Проучил наконец. Ну же.. Джон в милиграмме выдержки от броска, чувствует, что сейчас скончается на месте. Этот.. Джонни не предлагает. Напрашивается. Заломать его до треска и крика, до боязни за целостность суставов и сухожилий, драть сучоныша, чтобы пожалел о сказанном и содеянном, но не смог найти лучшего — и быть с ним до грёбанной бессознательности. Истязать и лелеять словами влюблённого в них Саймона. Джон всерьёз страдает от перевозбуждения. Для него противоестественно с ходу признать, как быстро незаметно был очарован и подмят ими — по-отдельности и в совокупности: гиперактивным с подозрением на сатириазис выскочкой и нашедшим в нём отдушину и страсть садистом. Он с трудом сглатывает, переводя взгляд на Гоуста: — Неплохо, Саймон, — капитан может гордиться недрогнувшим тоном и тембром. — Он ведь достался тебе другим? — Так точно, сэр, — смеётся ласково. — Просто душкой, знаете. Но с потенциалом. Джон рычит от хватки в ирокезе, Соуп резко неаккуратно дёрнул, запрокидывая его голову. Нечеловечески пронзительно смотрит в саму душу, хоть капитан уверен — она безусловно надёжно спрятана. — Зато теперь я заливаю спермой глотку и зад Самого Гоуста. Твоего фаворита. Когда захочу и где захочу, — разом смягчается, поворачиваясь к Саймону. — Тебе нравится, свет очей моих? — Слишком, — очень тихо, интимно и счастливо вздыхает тот. Ломает брови, рассматривая пристально и восторженно, как впервые. Улыбается ему, обнажив зубы, пользуясь неведением замершего, звучно сглотнувшего в неудобной позе капитана — ласково осматривает его, затаившего дыхание, пронизанного пониманием своей слабости к подобному и согласием. — Джонни.. я сейчас лопну. Уже долго. — Успокойся. Насколько? Нужно трогать? — Я наблюдал, как он намывается, сорок блядских минут, — хрипло откровенничает Гоуст, и Джона окатывает очередная волна кипятка, его гнёт. — Трогать не нужно, я справлюсь. Просто.. Дай мне больше, ладно? — Выблядки, — шипит капитан. Прикрывает режущие лихорадочным жаром глаза, отпускает ситуацию абсолютно и покорно, потому что устал доводить себя: от напряжения, злости и возбуждения — абсурдно неудовлетворённый в компании двух самых сексуальных и одержимых этим людей. — Не будь сучкой, — настаивает Гоуст. — Кажется, мы забыли спросить его, — издевается Джонни. Улыбается с пониманием, как ему сейчас некомфортно и невероятно желанно быть с обоими. Отпускает волосы, позволяя наконец отдохнуть шее и коже головы. — Джон? — К чёрту вас обоих, — не поднимая головы отвечает, трёт и сжимает ноющий до неприятного стояк. — Что он сказал? — ухмыляется Гоуст. — Кажется, что хочет обоих, — жмёт плечом сержант. Джон расслабленно весело хохочет в пол. — О да, — низко заверяет он. — Двух холёных высокомерных кобелей. Хотите угоститься, милые?.. Вижу, вы проголодались. Несколько секунд в тишине помещения слышно только их смешавшееся громкое дыхание. Соуп реагирует первым, опадая на корточки, неловко стаскивает трусы с Джона, оторопевшего, но адаптивного — облегчённо протяжно вздохнувшего, зажмурившегося в момент липкого шлепка головки о живот. Капитан откидывается на шкафчики, ожидая инициативы, как они решат действовать между собой. — Си, — Джонни отворачивается, вставая на ноги: светит тугой спиной и крепкой привлекательной задницей, и капитан поддаётся желанию схватить за бёдра, вцепиться в ягодицу зубами. Соуп вскрикивает, стонет, прогибаясь и вплетая пятерню в волосы, — это становится последней каплей. — Всё, что захочу? — удовлетворённо спрашивает в воздух, стимулируя себя несущественно, только снижая давление, и отпускает член. — Я хочу кончить внутрь, пока он отсасывает тебе. Он не видит происходящего, занятый терзанием упругой плоти — прихватывает совсем мало кожи, сжимает зубы медленно и сильно, прекрасно понимая, что может откусить. Джонни в ответку выдирает волосы из ирокеза, шипит болезненно. — Чистый и сладкий, да? — гудит Джон, вернувшись к тактике похабных нежностей, немо стонет от удовольствия — горячие скользкие руки Саймона обхватывают и плотно смазывают лубрикантом член; замечает заботливое проникновение длинных пальцев между бёдер и ягодиц сержанта. — Вот так. Мои мальчики.. Давай, птичка, будь умницей. — Чт.. Чёрт, — вздрагивает Соуп. Оборачивается, глядя через плечо: едва трезвый от боли и взволнованный влитым в неё унизительным и поощряющим потаканием, чувствуя себя застигнутым врасплох. Капитан смотрит в глаза на грани недовольства. — Ну же, детка. Я сейчас от тебя кусок откушу. — Есть, сэр, — несколько выше лепечет Джонни, раздвигает ноги, осторожно усаживается. Джон спешно гладит его тренированные бёдра, держит за талию и ягодицу, мазнув головкой по входу. Резво заталкивает член на треть, до гула в ушах сжав челюсти. — Ждал меня? — сипит, теряя ту незначительную толику терпения и контроля, упиваясь узостью и жаром. Покорённый готовностью и страстностью этих мужчин.— Такой горячий мальчик.. Дальше только бездна — Джонни длинно чувственно стонет, привыкает, но это мало волнует. Волнует только его сладостная теснота — Джон ненамеренно грубо насаживает его на член до упора, звонко и беспрепятственно, натянув, как предназначенный на то презерватив. Мычит от избытка ощущений — разбитый экстазом, нежным сорванным вскриком. Пока достаточно только быть в нём, чтобы не кончить позорно, не разочаровать — целовать изгиб шеи и широкое плечо, наглаживая торс и талию; чувствовать, как идёт за лаской и наслаждением Джонни, раскрываясь и расцветая. — Саймон.. — тихо просит сержант, льётся мышцами тяжёлый. — Ну.. Сай.. мон.. Джон не смотрит, опасаясь, понимает, что Гоуст приступил к минету по сокращению вокруг члена, мурашкам на пылающей под губами золотистой коже. Обнимает вокруг груди, щекочет и ощупывает живот... находит осторожно впалую колкую щеку. — Ты не обделён вниманием, да, Джонни? — низко глубоко смеётся, почёсывая ногтями и костяшками лицо Саймона, где может дотянуться. — Никогда, — мягко восторженно тянет Соуп, тоже бывший на острие, опирается лопатками на грудь, откидывая голову, елозит. — Его рот.. просто потрясающий, Джон.. Так плохо, что ты не разрешил ему. — Ты расстроен? — искренне интересуется капитан, подхватывая его под бёдра, смещая, находя пространство для фрикций. Джонни держится за надёжные плечи Гоуста, расслабив мышцы таза, позволяя ездить коротко и глубоко, медленно растрахивать для удобства. — Он! — вздыхает, тает между ними, томно, тихо пока постанывая. — Он расстроен. — Признаюсь, Саймон, — щипает Джон горящее неровное ухо: согласный с обвинением, признающий вину за тупое желание поскорее впихнуть в сержанта член. Грубо поднимает и роняет его на пах — не видит нужным сдержать блаженного вздоха. — Ты мой любимчик. Позже получишь всё, что попросишь. Согласен, сахарок? Джонни низко вскрикивает, доводимый интенсивной мокрой лаской, — Гоуст реагирует на слова гортанным стоном, усилившимся давлением губ и горла. Соуп сокращается, легко уложив одну ладонь на макушку лейтенанта, перебирая монотонно мокрые потом прядки, другую — на непоколебимое предплечье поддерживающего его капитана, впивается в него ногтями. Джон жмурится: просчитывает примерное время — не сомневается в собственной выдержке, но ещё не знает их. Это лучше, чем всё бывшее раньше. Он несоразмерно поглощает физическое удовольствие, вынужденный и разобранный по деталям ментальным. Чувствуется избыточно нежным и нуждающимся в них. В терпеливом, кажущимся покорным Саймоне, хаотично трущим твёрдыми руками его голени, нёбом и языком — чувственный член сержанта; в дерзком и отзывчивом Джонни, так хорошо поджимающемся и гнущимся на его бёдрах, настойчиво выуживающем удовольствие для себя. — Саймон, — зовёт негромко Джон. — Ему мало. Приятно удивлён и благодарен задушенному глупому всхлипу. Соуп позволяет себе зацепиться за влажный ирокез, вдавленный грубыми руками на незагорелых сгибах ног в бёдра капитана, запечатлевающего стеклянный взгляд Гоуста, глотнувшего член громко и глубоко. — Прелесть, — шепчет в чувствительную шею, прикусывает и целует. — Как такое прекрасное создание попало в руки этому.. мозгоеду? Джонни немо хихикает, ходя рёбрами по его. Приступает сам, фиксирует Саймона за волосы в нужном положении, раскачивая неспеша бёдра, толкается в рот и садится на член с согласными, чудными звуками. — Как всегда щедр на комплименты, — язвит, нестройно прерывисто дыша. — Заметил, солнышко? Его тоже хрен заткнёшь, оказалось. Джон раздражённо рычит, обводит и сжимает твёрдые чувствительные соски, с тёмной усладой слыша его боль, с удовлетворением отмечая, что это фикция и формальность — сержант дрожит разъехавшимися коленями и выгибается, высоко мурлыча. Развязный, жадный к контакту и вниманию — глупеющий, тягучий в руках. — Давай избавимся от него, — предвкушающе предлагает Джон, вытянув стан и шею, выглядывая из-за плеча и ища взгляд Саймона. — Что думаешь? Гоуст, до того внимательно любовно глядящий на Джонни, звереет: зрачок без следа топит радужку, лицо заостряется и мрачнеет. Он медленно с неприличным звуком снимается с члена, оставив почти сухим и чистым, вынудив Соупа разочарованно и откровенно хныкнуть. Джон в восторге: от красных сочных губ, от несдержанности поставленного голоса. Саймон поднимается на ноги, в полный рост — сейчас впечатляюще велик, даже устрашающ с жутким блеском в глазах. Они смотрят на него снизу, солидарные друг с другом во всём, что сейчас роится в их размазанных похотью мозгах. Лейтенанту нравится — он видит: его заботит их страсть и нужда в нём. — Избавимся, — шепчет, приближая лицо к Джону. Поворачивает голову, клацнув челюстями, кусает и целует чувствительное красное ухо сержанта, заставляя его млеть и ёрзать; возвращается к похожим и знакомым, но совершенно иным, — наблюдательным, вопрошающим, — глазам новоприобретённого любовника. — Прикончим щенка. Джонни вскидывается: стонет сквозь зубы в остатках боли, в предчувствии опасности и экстаза. — Чёрт, — низко выдыхает капитан, взятый острым взглядом разом за лёгкие и яйца, подозревающий его главное намерение и свой отказ ему противиться. — Действуй. Гоуст усмехается, не спрашивая лезет языком между губ, открывает его — глубоко проворно целует, вталкивает свою слюну со вкусом Джонни. Джону совсем не стыдно стонать разморенно в калёный спелый рот, не стыдно глотать содержимое ротовой полости Саймона, уретры Джонни. Не стыдно жадно слизывать липкую пряность с губ и щетины. Джону нравится до колкой возни за рёбрами. — Ублюдки, — тянет сержант под пылкий грязный поцелуй, заведённый до двенадцати, обильно текущий смазкой, но не смеющий себе помочь или прервать их — он и не хочет; хочет быть полезным: стягивает до середины бедра спортивные штаны, обхватывая, сжимая всё это время мучившуюся в слоях одежды эрекцию Саймона; подливает масла в огонь, привычно медлительно надрачивая, вытягивая прерывающиеся стоны, задевающие их с Джоном за живое. Капитану резко приятно обнаружить, что за ним пристально наблюдали, не закрывая глаз. Будто Гоуст изначально знал, как вправить ему мозги или размозжить башку окончательно. — Любопытно, — урчит Саймон, облизывается, тяжко моргнув. Быстро повинуется снисходительному голосу Соупа: — Покажи ему. Ловко освобождается от одежды — бледный, рельефный мускулатурой и деформацией ранений, блестящий от пота, — мгновенно обласканный по бёдрам и животу парой горячих смуглых рук. Джон перекатывает тяжёлые яйца, трогает и успокаивает налитый под завязку член, не разрывая зрительного контакта. — Всё, что попросишь, сахарок, — подмигивает, мажа языком по углам рта. Гоуст сбивается всеми мышцами, закидывая ступню на колено Джонни, раскрывает бёдра, направляя головку в неопытный, но согласный рот — стонет на выдохе, сгибая и притягивая Джона за затылок, влезает наполовину и останавливается, чтобы не травмировать. — Ваш рот, — вздыхает, потрахивая меж растянутых губ, по напряжённому языку и за щеку. Благоговейно смотрит, приоткрыв от удовольствия и концентрации губы. Немного ускоряется, подталкиваемый болезненным хватом на ягодице, не дающий Джону сдвинуть голову и руку, стонет: — Чертовски хорошо, сэр. — Ублюдки, — ломает брови Соуп, вывернувшись, кусая губы от зрелища зажмурившегося и раскрасневшегося, старательно сосущего крупный липкий член Джона. Гоуст косит на изнывающего без внимания и динамики сержанта, ободряюще, жёстко похлопывает его по щеке, ступнёй удерживая на месте. Осторожно чешет затылок капитана, толкаясь глубже, почти в горло: — Мне нужно ещë, — хрипит, задев большим пальцем угол челюсти и ухо. — Пожалуйста, Джон. Капитан каменеет плечами, тихо стонет, задерживает дыхание, расслабляясь, вытягивая шею ещё немного — задрожав ресницами от распирающего, ограничивающего ощущения вошедшего до упора члена. — Вот так, — стонет Саймон, пытаясь не жмуриться; плавно трахает шёлковое горячее горло. — Так старательны для меня... Джон чувствует их каждой клеточкой, каждым сантиметром ласкаемой кожи: подрагивающие касания — висками, скулами и затылком; спокойные размеренные растирания — коленями и бёдрами. Джонни зацеловывает бок и живот Саймона, отвлекая видимым ублажением сразу двоими от того, что принялся осторожно подрачивать. Скрыть не удаётся — капитан распахивает глаза, глубоко застонав крайне чувствительный уже от того, как он начал сокращаться. Саймон рычит от избытка чувств, неохотно отстраняясь. Снимает большим пальцем слюну и предэякулят с жадно хватающих воздух, пачканных губ Джона, приподнимая за подбородок и любуясь глубиной его взявшихся поволокой влаги глаз. — Спасибо, сэр, — шепчет. — Вы дошли до "Тройки". Но теперь обязаны это и ему. Не давайте. Пока. — Пока не научишь заставлять его скулить, — ухмыляется, оглаживая одновременно их бока по разным сторонам. Гоуст покровительственно усмехается крупной дрожи по телу сержанта, кивает. Не подаёт сигналов, не намекает: обращается к Джонни, нежно обводит кончиками пальцев его с готовностью подставленный кадык, склоняется, коротко целуя пульсирующую бешено артерию. Капитан всматривается в разнеженное выражение его лица, прислушивается к их дыханию, — к лёгкому вдоху невыраженной просьбы, чувствуя касание лопаток, и обжигающему обещающему выдоху в нежное ухо — волосы на затылке стали дыбом от впечатления, чувства причастности, искренности и взаимопонимания; в груди тепло: нега и давление поджавшихся эластичных мышц сплелись в непривычной усладе бездействия. Нежил Саймон недолго, правильно и жёстко пережал горло, проверив реакцию обоих. — Четвёрка, — роняет. Джон кратко хмурится, но Соуп ловко закидывает руки за спину, согнув в локтях, и это определённо знак. Джон хватает сильно и цепко, сковывая предплечья, читая одобрение на лице над ним; не удивлён сменой позиции — сержант приподнимается, опора на ноги, статичный. — Уничтожьте сучонка. Тяжело... Джон с секунду медлит, не сумевший сразу переключиться, затопленный густой желанной властностью в глазах Саймона. Вскидывает бёдра, оценив данное теперь пространство. Разгоняется сразу, без церемоний, на всю длину быстро имея слетающего с него Джонни — сладостно-тесного от перенапряжения, сильного и горделивого Джонни; тихого, жалко нудящего через нос щенка-Джонни. Держит, фиксируя прочнее, срывается окончательно, не разбирая в собственных проявлениях стонов, рыка и шёпота. Сосредоточенно звонко трахается, плавая взглядом по фигуре Гоуста, вывернутым натянутым плечам и рукам Джонни, его вспотевшему затылку и пылающим ушам; не нарушая дыхания, взмокший и калёный, краем слуха разбирает обрывки слов на родном — неразличимо, его ли слов. — Английским, МакТавиш, — гаркает Гоуст, голодно запоминая их неистовых и красивых, — идеально сочетающихся в схожести, подходящих ему, — малоосознанных и сцепленных в экстазе. — Сходи нахер, Саймон, — щедрится на хрип Джон. Долбит ровно, громко, полностью погрузившись в спонтанный кайф, вот-вот заберущий у него сознание. Капитан разлепляет пересохшие губы, немного тормозит: — Пусть просит. Гоуст клонит голову набок и соглашается — аккуратно отпускает шею, сжав зубы от уязвлённого облегчённого всхлипа. Джон стонет вверх въезжая медленно, по самые яйца в более податливого и раскумаренного Соупа. — Сюда, крошка, — хрипло зовёт, отпуская руки и усаживая его в изначальное положение, позволяет лечь на грудь. Они скользят взмокшей кожей друг по другу, ярко воспринимая настоящий жар тел и сердец, вразнобой пытаясь отдышаться. Джонни откидывает голову ему на плечо, упираясь в металл шкафчиков. Чёрт, Джон видит блеск мелких слезинок в уголке глаза и больше не намерен терпеть. Потягивает болезненно соски, подбивает своими коленями его, раздвигает шире, зыркая на Саймона. Тот не реагирует. — Зря ты показал мне, глупый грязнуля, — смягчает руки, бархатно мурчит в ухо, умудряется зацепить зубами. Джонни механически, бесконтрольно сокращается всем телом, крупно подрагивает, с трудом успокаиваясь и растекаясь под широкими ладонями, мерно ходящими по его бокам; слабо цепляет запястья. — Я ведь теперь совсем перестану тебя слушать. Буду вспоминать, какой ты хорошенький и миленький, оказалось. Нужно только как следует оттрахать. Соуп бессильно опадает всем весом. Джон замечает, как подёргиваются мышцы его живота — ему странно сочувственно смотреть на тяжёлый, прижавшийся член; на болезный без внимания член Саймона. — Си, — выталкивает с трудом сержант, приоткрывает глаза, стеклянно выискивая силуэт и лицо. — Я.. сейчас. Давай сейчас. Саймон... Капитан на две сотни процентов уверен, что кончает. — Гоуст, — рычит, обнимая Джонни поперёк груди, вжимаясь. Лейтенант, молча рассматривающий и запоминающий детали, — волевые разновозрастные лица с тёмно-синими, похожими оттенком глазами, натруженные и закалённые загорелые тела, хорошо легшие друг в друга, — опускается на колени между их ног. Нерасторопно расцеловывает и лижет Джонни по всей длине, снова набираясь слюной и смазкой. — Сòig. Скажи ему... — хнычет Соуп, немного поворачивая голову, нащупывая руки, сплетая пальцы. — Джон, скажи ему... Simon, còig. Джон не представляет, насколько ему на самом деле хочется, — сам на последних порах пытается отвлечься хаотичными поцелуями, сжимая его ладони. — Ты же можешь ещё терпеть? — шепчет, смотрит прямо в хитрые стальные глаза, любовно жестокие к их подтекающему спермой и крышей дуэту, уговаривает его и себя. — Знаю, что можешь, mo leanabh bòidheach. Сержант жалко трётся щекой о его, намереваясь успокоить дыхание, лепечет неразборчиво у самых губ. Вдруг звонко, даже по звуку больно схлопывает челюсти и скрипит зубами. — Скажи ему.. — на грани слышимости просит. — Ты ведь уже не можешь. Не сейчас, правда? — Саймон, — признаёт его правоту капитан, шумно втягивает воздух сквозь зубы, неотрывно глядя на сжалившегося, взявшего в рот Гоуста. Джонни вскрикивает, выгибается, широко открыв рот, сократив лексикон до междометий. Капитан жмурится до пляски точек на веках, — туго брызжет вязкой спермой внутрь, — одним невероятным усилием открывает глаза. Саймон плотно трахает Соупа ртом, собирая и высасывая горячее семя. — СаймонСаймонСаймон.. — бредит сержант. Мычит на одной ноте, замирает, неподвижным телом оставаясь в руках Джона, пытающегося схватить воздуха, ноет с претензией на ломку перевозбуждения. — Cuir stad air.. — Прекрати, — сипит капитан, вцеловывает свою негу в опавшее плечо. Гоуст смотрит на него надменно и темно, демонстративно громко сглатывает и поднимается. — Вы же хотели избавиться от него, — капитан слишком увлечён переживаемым оргазмом и заботой о Джонни. — Стало жалко? — Тебя, — отмахивается Джон, видя самоистязания лейтенанта. До его уровня ему идти и стараться, но он дойдёт, если только Соуп не станет противодействовать. — Можешь кончить, Саймон. Его пробивает не стрелой — гарпуном насквозь, когда Гоуст усмехается и жмёт плечом. — Мне не нужно твоё разрешение. Детка, иди ко мне... Он аккуратно усаживает Джонни, вырвав из них обоих рваные вздохи, крепко держит ослабшего за ирокез, погрузив нежную головку в сухой распахнутый безвольно рот, — быстро звучно додрачивает, спустив с неподавленным стоном. Смыкает его челюсти, вздёргивая голову; мутно благодарно смотрит, как Соуп глотает и показывает ягодную горячую полость, вывалив язык. Саймон нежно целует его в лоб. — Чёрт возьми. Что вообще между вами?.. — бурчит Джон, ощущая без Джонни остывание пота. — Хочешь также? — слабо шевелится сержант, поднимая руку, опираясь о плечо Гоуста, аккуратно помогающего ему встать, придерживая за талию. — Опасаюсь, — усмехается капитан, обратив внимание на полумягкий блестящий член, выскользнувший из Джонни, его блестящую раскрасневшуюся дырку. Осматривается в поисках своего белья и полотенца. — Сòig... — Да~, — мечтательно, снова самодовольно урчит. — Тест-драйв проведён. Признаться, это было сложнее обычной. Мне понравилось. — Какая честь, — беззлобно бросает Джон, с хрустом поднимаясь на ноги. Льнёт к ним свободно, мягко подцепив пальцами подбородок сержанта, смотрит в уставшие живые глаза, видя их красивыми, как никогда. Не торопясь глубоко целует через погрызанные губы, выискивая привкус семени Гоуста, отстраняется, но Соуп тянется за ним, улыбаясь. — Хватит игр пока. Нужно отдохнуть. Джонни разочаровано цокает, приникая ближе к Саймону, в тёплые спокойные объятия. — Сахарок, — ниже зовёт Джон, и Гоуст целует его горячо и мокро, прижав за талию, тихо утвердительно стонет — ему тоже непозволительно больше. Капитан урчит ему в губы, сталкиваясь с умиротворённым взглядом: — Ты должен научить меня. — Жду с нетерпением, сэр, — плывёт взглядом лейтенант. — Спелись. Ублюдки. Джон морщится, тяжело вздыхая: — Я уже жалею, что вытащил тебя. — Не врите, капитан, — замечает Саймон и направляет Джонни к близжайшей кабинке, чтобы освежиться и вымыться; вопросительно оборачивается на него, но Джон отрицательно мотает головой. Заняв соседнюю душевую ячейку, капитан МакТавиш смывает пот и смазку в посторгазменном тумане и размышлениях о произошедшем. Приходит в себя под убаюкивающими струями воды, настроенный сейчас отправиться в свою комнату и наконец несколько часов поспать. Сквозь шум слышит неразброрчивый ласковый разговор и долгие влажные поцелуи. Улыбается, спокойно переодевшись, и оставляет их — подробное подобное, возможно, ожидает в скором времени и его.