Ласточка

      Тишина.       И пустота.       Раньше это пугало и вызывало легкие разряды статики по пластинам брони на спине, заставляя прислушиваться и рисовать в воображении навязчивый образ безмолвного палача, который стоит в тени за стеной камеры и выжидает удобный момент. Но сейчас… Даже успокаивало. Давало возможность хоть немного прочувствовать мнимую безопасность, хоть на пару кликов.       Но не более.       Иронично, что сказать…       Ощущение времени притупилось, словно пытаясь защитить сознание от ещё большего урона, хотя… Куда уж больше? Разум то и дело блокировал моменты перенесенных мучений в памяти, отчего стало казаться, что информационные носители тоже пострадали. Но вот, системы снова играют злую шутку, и очередная жуткая сцена в моменте вспышкой проносится перед окулярами, вызывая паническую дрожь в корпусе. ... Шприц… Конечности немеют, а по магистралям разносится новая дрянь, вызывающая ощущения, словно что-то острым лезвием разрезает энергононосители изнутри. Иллюзия масштабной внутренней утечки настолько захватывает процессор, что заставляет в ужасе кричать, срывая вокалайзер. Но звука нет. Страйкер заведомо вмешался и «заботливо» отключил голос на время процедуры. Дабы не раздражал в первую очередь самого учёного и его миниатюрного ассистента. Тварь…       Пальцы с силой царапают пол, оставляя глубокие борозды на покрытии. Это должно быть больно, должно переключать внимание. Но почему-то не работает. Боль уже настолько привычна и обыденна, что теперь её наличие почти и не ощущается. Так, лёгкое покалывание в области верхних фаланг, и только.       Попытка выровнять ритм вентилирования с треском проваливается. Серебристый сикер с силой сжимает денты, но даже здесь корпус сильнее, и раздается лишь предательское постукивание пластинок друг об друга.       Всё против него. Против шанса совладать со своим страхом и болью.       Чем больше Старскрим предпринимал усилий, чтобы собраться и хоть немного успокоиться, тем больше судороги, вызванные недавним вмешательством во внутренние системы, сковывали и заставляли мучиться. Видимо, шарков разноокулярный урод всё же что-то нарушил в ходе своих экспериментов, или… Всё так и было задумано?       Уже давно стало понятно, что здесь деактивация пленникам будет лишь наградой. Не придется раз за разом наблюдать собственные вывернутые наизнанку внутренности, или того хуже — оголённую камеру искры, к которой подключены варварским образом какие-то приборы и датчики. Бедняга уже наизусть выучил алгоритм действий, которые раз за разом приходилось проходить. ... Сперва приковывают к платформе и обездвиживают, подключая к процессору один из аппаратов, просовывая кабель через просверленную на живую дырку в шлеме, отчего боль почти что заставляет отключиться. Но отключаться нельзя. Иначе всё равно приведут в «чувства». Мощным разрядом тока. Прямо по голове. «Терпи. Просто терпи. Тебе не впервой.» Потом безумный ученый, издевательски поглядывая в окуляры и что-то вещая о высоких моралях, встряхивает манипулятором, и вот из его браслета выезжает небольшое приспособление. Он берет его в пальцы аккуратно, как будто это одна из самых ценных вещей в его активе, и нажимает на небольшую кнопку. Раздаётся тихое жужжание и активируется лазер. Движения инструментом отточены до автоматизма, он явно разделывал на этой платформе не одного пленника, и даже не десятки. Такой точности позавидуют любые даже самые опытные хирурги. Грудные пластины тотчас отсоединяются и отбрасываются в специальную ёмкость. На этом моменте терпеть становится невыносимо, даже «любезно» введённый препарат, притупляющий чувствительность нейродатчиков боли, уже не может справиться, и сознание на мгновение отключается. Но палачу уже плевать. Он больше не обращает внимания на немого подопытного, а лишь с неким наслаждением подсоединяет к искре непонятные приборы, назначение которых известно лишь ему С потерявшим сознание совладать проще. Но так не интересно. Когда всё закончится, пластины брони будут возвращены на своё место, даже на удивление аккуратно приварены, создавая иллюзию, что здесь поработал высококвалифицированный врач. Иногда в процессе подготовки он мог даже заботливо вытереть следы от омывателя с фейсплейта пленника, говорил пару сухих приободряющих, по его мнению, фраз. Благодарил. Называл подарком свыше. Измученная психика воспринимала это, как… Заботу? Проявление некой нежности? Благо, разум возвращал трезвость мышления. А с ним и ощущение безграничного ужаса...       Старскрим поднял трясущийся манипулятор и протянул ладонь вперед. Оптика уже давно перестроилась на более комфортную окружающую темноту, поэтому казалось, что так даже легче, нежели на свету ярких холодных медицинских ламп в лаборатории. Ранее острые длинные характерные для серебристого авиатора коготки теперь больше напоминали изувеченные металлические заготовки, которым никто даже и не удосужился придать вменяемую форму. В некоторых местах наружное покрытие было стёрто напрочь, казалось, ещё немного — и оголятся датчики, а может и того хуже…       От увиденного становилось ещё тяжелее. Иногда раны стоит не видеть, тогда и чувство боли намного меньше.       Изувеченная искра начинает бешено колотиться в груди, словно в панической атаке. Странно… Но это же не самое страшное, что можно увидеть…       Горло сводит в спазме, отчего кажется, что вентилировать стало невозможно. Но в этот же момент из сорванного вокалайзера вырывается душераздирающий крик.       Эхо разносится по камере, оглушая.       Он сломан. Терпеть больше нет сил.       В груди становится всё больнее и больнее. Голос дрожит, диафрагма хаотично сжимается, омыватель льется, оставляя липкие следы на лицевой пластине. Через время они подсохнут и остатки можно будет легко стереть, чтобы не дать очередную возможность поглумиться над собой.       Нет.       Сикер им этого не подарит. Пусть видят, что он сильный.       Слабость можно позволить себе только за закрытыми стенами, и не более.       Всё внутри сковывает, хочется кричать, выть, молить о помощи. Да только кто поможет?       Можно было бы и дальше предпринимать попытки выбраться, бороться до последнего, но... Что в итоге? Исход один.       Он здесь. В одиночестве.       Заперт, как ласточка в клетке…       Тяжелые оптозатворы закрываются, словно пытаясь отрезать разум от реальности. Её и правда лучше не видеть, в неведенье становится немного легче, хоть на чуть-чуть. Болезненная иллюзия, которая никак не улучшает положение, но по крайней мере даёт передышку и не так быстро подводит к грани полного безумия от страданий. Сейчас бы только унять эту невыносимую боль в груди, успокоить бешенное биение, что, кажется, вот-вот раскалит внутренности докрасна и уничтожит бедолагу изнутри. Да вот только ни одна попытка удержать эмоции до сих пор не увенчалась успехом.       Он слаб.       И даже не перед врагом, или обстоятельствами. Слаб перед собственным корпусом.       Но вдруг сквозь разъедающие ощущения под бронёй начинается пробиваться что-то ещё. Сперва процессор максимально отвергает происходящее, так как воспринимает это, как очередное проявление повреждений после экспериментов, но... Они не уходят. Даже наоборот, становятся всё сильнее. Сикер замирает на мгновение, пытаясь понять, что происходит. Казалось бы, это просто разыгравшееся воображение издевается над ним, добивает.       Только почему становится легче?       Разрывающая изнутри боль немного отступает, и сенсорные датчики начинают чуть более явно передавать происходящее.       Это... Похоже на наваждение, больной бред, но... Старскрим отчётливо ощущает, как тонкие изящные пальцы ласково оглаживают многострадальные грудные пластины. Словно к нему пришёл некто незримый, но трепетно любящий, пытаясь хоть на немного облегчить ужасную участь.       «Нет! Только не здесь!»       Вентилирование тотчас прерывается, снова накатывает волна паники, но нежные прикосновения не пропадают. Внутри начинают бороться два абсолютно чуждых чувства — страх и непреодолимое желание продолжения. Серебристый авиатор оцепенел, не решаясь даже пошевелиться.       Что это? Галлюцинация? Мираж? Насмешка?       Но почему так приятно? Так желанно?       В голове начинает прорисовываться тот самый образ, который стал для него символом того, ради чего стоит бороться. Он понимает, что всё слишком абсурдно, но искра с каждым кликом сильнее и сильнее откликается на фантомную нежность. Мягкие пальцы бережно проходятся по новым шрамам от спайки, словно нарочно задерживаясь на наплывах металла и пытаясь едва ощутимо согреть их. Сикер чуть размыкает губы и шумно выпускает горячий воздух из систем, еще сильнее запрокинув голову назад. Эта ласка столь сладостна, сколь и истязающая одновременно. Хочется ещё и ещё.       И недоступный взгляду спаситель это чувствует. Невесомые ладони медленно исследуют каждый стык бронепластин, словно пытаются запомнить каждый элемент корпуса пленника. Ещё немного — и предательский стон вырвется наружу, уж слишком это прекрасно. Нежные прикосновения постепенно поднимаются к плечам и шее, заставляя всё внутри замирать, но теперь уже не в агонии, а от наслаждения.       Хочется схватить, обнять, прижаться и зарыдать, как маленькой бете, укрыться в объятиях от всего того, через что пришлось пройти. И ещё предстоит...       Но риск утратить этот момент слишком велик.       Пусть лучше всё остаётся, как есть.       Чувствительные участки шеи тотчас откликаются на столь желанное вторжение, вызывая легкие разряды статики пробегать по незащищенным участкам корпуса. Ритм вентилирования сбивается всё сильнее, ещё немного — и сикер утратит способность контролировать себя. От этого становится немного страшно.       Измученное сознание начинает потихоньку отключаться.       «Прошу, не сейчас!»       Сил не хватает ни на что. Если раньше просто было страшно спугнуть, то сейчас отчётливо пришло понимание, что он просто не может пошевелиться. Тёплые пальцы аккуратно обхватывают фейсплейт, оглаживают щеки и легко, почти любовно вытирают следы от уже почти засохшего омывателя. Оптозатворы становятся ещё тяжелее, остатки сил просто растворяются в воздухе.       «Не уходи... Я не могу без тебя...»       «Я с тобой. Борись. Мы придём. Скоро всё закончится...»       На губы сикера опускается нежнейший поцелуй. Корпус окутывает приятное тепло, словно его обняли за плечи и накрыли сверху согревающим термополотном. Впервые за всё время искра успокаивается и позволяет хоть немного передохнуть.       Без изнуряющих кошмаров и панического ужаса, разрывающего изнутри.

Плотный белёсый туман медленно сгущался, принимая форму олицетворения светлой стороны. Яркая светящаяся голубым оптика с сожалением смотрит на своего подопечного, проникаясь его мучениями всё больше и больше. Желание спастись породило в сломленном сознании галлюцинацию, что ощущалась, как нечто материальное. Это не поможет, только ещё сильнее сломает, когда он выйдет из оффлайна. Жестокая шутка, и не более. Но увы... Даже в стенах собственной обители светлый брат всё ещё остаётся бессилен. Он не может воздействовать на окружение физически. Увы, вопреки всеобщему мнению, боги не всемогущи. Но кое-что всё же ему под силу. — Так вот кому отдана твоя Искра, дитя моё... Что же, да будет так. Ты заслуживаешь быть с той, кого желаешь больше всего в этом активе...