По делам их

На Вызиму опускалась ночь. Лиловые и розовые отблески заката уже почти угасли и широкое озеро превращалось в плещущуюся массу темноты, слишком беспокойную сегодня, чтобы в ней отражались звезды. Бедняцкие предместья давно спали — те, кто встают с первыми лучами, лишь бы заработать пару грошей на хлеб, не имеют обыкновения засиживаться за беседами. Дрема окутывала замок, только часовые с фонарями патрулировали стены. Наступающая темнота убаюкивала и город — хотя как раз там многие сопротивлялись чарам сна. Например, маркиз Несторийской марки Бернар. Вместо того, чтобы улечься в свою прекрасную постель на матрас, набитый гусиным пухом, и согреться под боком супруги, маркиз предавался мрачным думам о будущем Темерии. Хотя какое к бесам будущее?! Страна катится к чертям! На троне — сопля. За неё царствуют безродные псы. Понятное дело, что эту пигалицу к правлению и не допустили бы. Разве что так, дозволили посидеть на троне по большим праздникам. Но так ведь и совет при регенте, на который маркиз возлагал столько надежд, Наталис совершенно подмял под себя за компанию с этим ублюдком, палачом, любимой королевской шавкой. Воистину настали последние дни. Не место девчонке на троне, это уж точно. Пусть лучше кукол пеленает, вышивать учится, — что там еще им полагается делать? И — если начистоту — а дочь ли Фольтеста она вообще? То, что он признал бастардов своими — ничего не значит. Баронесса Ла Валетт гуляла от собственного мужа, презрев брачные обеты, так что помешает ей спутаться, например, с конюхом при замке? Смотря на горящие в большом канделябре свечи, маркиз со стариковской мелочностью пестовал каждое оскорбление, что ему нанесли лично Фольтест, его «любимая шавка» и Наталис. А список выходил внушительный! Во-первых: Фольтест отказался с ним породниться, отвергнув его дочь… Упиваясь злобой, маркиз загибал пальцы, пересчитывая обиды, и растравливал себя всё сильнее. Особо сильно его мучила собственная неспособность как-то исправить воцарившуюся несправедливость. Он, слава богам, не какой-то там барон, а куда выше, но все равно… заикнись он при совете о том, что следует позвать править настоящего монарха (а еще лучше, — передать знати побольше прав, разрешить чеканить свою монету, устанавливать свои налоги)… подумать страшно, что тогда начнется!.. Нет, такое решительно невозможно терпеть! Маркиз вскочил и заходил по комнате. Если в одиночку он не справится — то надо просто найти союзников! О, он уверен, что он не один. Да, к сожалению, трое его добрых друзей совсем недавно отправились к праотцам и об их смертях рассказывали страшные вещи, но мало ли о чем треплется прислуга в людской. Маркиз выше предрассудков черни! Он найдет новых союзников, ведь просто немыслимо, чтобы он единственный был недоволен нынешним порядком вещей! Тяжело опустившись в кресло за письменным столом, маркиз взялся за перо. «Ваше Сиятельство Досточтимый Граф Майенн!» — написал он и задумался. Как бы так выразиться, чтобы не вызвать подозрений?.. а ну как граф не поддержит его? Опрометчиво было бы раскрывать свои намерения в первом же письме. К тому же маркиз не сомневался, что письмо могут перехватить и вскрыть. «Уже долгое время Вы лишаете своих друзей величайшего удовольствия наблюдать за Вашим охотничьим мастерством. Сие причиняет мне, как одному из самых преданных Ваших друзей, величайшую душевную скорбь.» Подумав, маркиз подчеркнул «величайшего» и «величайшую». «Если бы Вы оказали мне величайшую честь» Подумав еще немного, маркиз подчеркнул «величайшую», очень довольный своим красноречием. «отправиться в охоту на оленей, я бы вечно лелеял в сердце память о Вашем великодушии» Маркиз улыбнулся. Вот как он ловко, а! Да, охота. Хороший, уважительный предлог. Белок из окрестных лесов выгнали (хоть какая-то польза от этих головорезов Синих Полосок), так что никто не помешает поговорить начистоту без лишних ушей. А то последние дни уже в собственном поместье нельзя быть уверенным, что тебя не подслушивает чрезмерно болтливая горничная. Завершив письмо (меж делом почтительно ввернув еще несколько «величайших»), маркиз запечатал его перстнем и, убирая печатку в шкатулку, услышал шипение, какое бывает, если вылить воду на раскаленные угли. Маркиз резко обернулся. В дальнем конце комнаты стояла фигура, состоящая, казалось, из одних теней. Её очертания чуть расплывались. Маркиз сощурился, — последнее время его часто подводило зрение, и поначалу он решил, что это слуга. — Жонкиль? Ты что тут делаешь? Я же приказал не беспокоить меня. — Тень дрогнула и словно с трудом отделилась от стены. Маркизу стало не по себе. Это уж точно не слуга! — Ты кто еще? А ну прочь! — он кинул в тень чернильницу. Та, не долетев, разбилась у ног тени. Маркиз вскочил, закрываясь стулом. — Жонкиль! Слуги! Стража! Тень ступала медленно и совершенно бесшумно. Слышно было лишь, как за ней по полу волочится тяжелый длинный кнут. И эта неспешность, как будто тень знала, что в её распоряжении часы, была самым пугающим. Маркиз отступал к двери, прикрываясь стулом и призывая на помощь всех богов, каких только мог вспомнить, — и сердце его замерло от ужаса, когда он уперся спиной в дверь и осознал, что оставил ключ от замка на письменном столе. Тень забулькала, будто смеялась. Кусок темноты, расположенный там, где у человека было бы лицо, склонился к маркизу. В нос тому ударил тяжелый смрад, одновременно похожий на запах раскалённого железа, крови и болотной грязи. Воздух прорезал оглушительно громкий щелчок кнута. Когда сбежавшиеся на истошные вопли слуги наконец взломали дверь и ворвались в кабинет маркиза — тот лежал на полу в луже собственной крови. Спина его была исполосована кнутом до кости, а окоченевший палец указывал на приоткрытое окно. *** В нескольких милях от Вызимы ведьмак Геральт остановил лошадь на перекрестке, чтобы выбрать, куда направиться дальше. Дорога направо вела в Элландер. Налево — в столицу. Виселица на перекрестке, привычный элемент пейзажа, сейчас пустовала, и Геральт пока не мог определиться: к добру это или к худу. Одно было ясно точно: раз уже стемнело, то самое время добраться до какого-нибудь села, чтобы хоть сегодня не спать на сырой траве. Плотва, уставшая за день перехода, опустила голову. Геральт потрепал лошадь по шее. — Потерпи. Тут недалеко постоялый двор Янека. Ты его знаешь, он не жадный, задаст тебе хорошего овса. Перехватив поводья, он повернул лошадь в направлении Вызимы.