Фото в слизеринской спальне

Хэ Сюань и Хуа Чэн были единственными слизеринцами, которые остались в Хогвартсе на Рождество. Одному было некуда ехать, другому — не к кому. Идеальная парочка придурошных друзей без семьи. У них были только они сами, их подпольная лаборатория в туалете плаксы Миртл и плакат известного игрока в квиддич у Хуа Чэна над кроватью. Разговоры о Се Ляне были ежедневным ритуалом, потому Хэ Сюань считал этого самого спорстмена полноправным членом их небольшого слизеринского коллектива вечно злых на весь мир друзей. Друзей, которых побаивался весь Хогвартс. В факультетской гостиной было идеально — тихо. Только Хуа Чэн в очередной раз перебирал тяжелую стопку журналов, которые заказал себе в подарок на Рождество. К счастью, перелистывал страницы он без привычных комментариев и восторгов — но даже этому придурку не хотелось нарушать идиллию тишины. Хэ Сюань же листал новый выпуск «Практики зельеваренья», надеясь украсть у именитых ученых магического мира несколько идей для соединений, а потом сделать из них какие-нибудь мега-странные конфеты на продажу среди студентов Хогвартса. С Хуа Чэном они создали свой маленький бизнес ещё на третьем курсе и довольно быстро превратились в аналог лавки Зонко. По крайней мере, ни одна крупная тусовка у старшекурсников магической школы не обходилась без их с Хуа Чэном изобретений. Правда, изобретал обычно Хэ Сюань в одиночку. Хуа Чэн в зельях был слабоват: ему интереснее были спорт и ЗОТИ. А ещё он отлично справлялся с пиаром и продажами: каким-то магическим образом Хуа Чэн умудрялся впарить ученикам Хогвартса даже экспериментальные образцы, которые давали сомнительные эффекты и часто доводили студентов до койки в больничном крыле. Как он это делал, Хэ Сюаню было неведомо. Хуа Чэн просто приносил деньги — и они хранились в их совместном своеобразном семейном сундучке под кроватью. Оттуда галеоны брались на новые ингредиенты, походы в Хогсмид, журналы о зельеваренью и, конечно, на бесконечные карточки, плакаты, фигурки и прочую лабуду с Се Лянем. Хэ Сюань уже даже перестал доказывать бесполезность этих покупок, потому что на Хуа Чэна никакие доводы не работали. Они могли в какие-то дни остаться совсем без денег, зато с новым невероятно потрясающе коллекционным куском картона, который этот фанатичный придурок зацеловывал перед сном. — Сочельник завтра, — внезапно прервал царившую в гостиной тишину Хуа Чэн. — И? — ответил Хэ Сюань, не отрываясь от чтения журнала. Кажется, было что-то скучное про отупляющие свойства красных цветов, собранных в дождь. — Ты на что-то намекаешь? — Ну, люди обычно как-то празднуют, — Хуа Чэн вернулся к перебиранию своих карточек. — Мы, когда помладше были, праздновали в Большом Зале. Но теперь они семикурсники со странным бизнесом, сомнительной репутацией и коллекцией картона, которым можно отапливать их гостиную неделю без перерыва. — Так мы что, обычные люди? — лениво промямлил Хэ Сюань, уже раздражаясь от назойливости друга. Тот будто выпил отвара из тех самых красных цветов, собранных в дождь. — Ты на что намекаешь, просто прямо говори. — Я бы отпраздновать хотел. — И? Я тут причем. — Так с тобой отпраздновать. Хэ Сюань только фыркнул — опять какая-то игра в «нормальных друзей», которую иногда мог затеять Хуа Чэн забавы ради. Почему-то она казалась неуместной, вызывала приступы то ли раздражения, то ли слишком глубокого удивления — эта хуачэновская нежность была всегда очень внезапной. В Хогвартсе они оставались на Рождество далеко не первый раз, но это был первый раз, когда Хуа Чэн решил вообще праздновать европейский праздник нормально, а не потому, что директор приказал идти в Большой зал. — Могу спеть тебе рождественский гимн и чокнуться бокалом огневиски, — бросил небрежно Хэ Сюань откладывая наконец журнал. Кажется, почитать сегодня не выйдет. — Или мне быстренько выучить то сложное заклятие по трансфигурации, и ты проведешь вечер в компании со своим этим летуном. Хэ Сюань просто ненавидел квиддич — и в большей степени из-за Хуа Чэна, а не страха перед полетами. — Да пошел ты, — раздраженно ответил Хуа Чэн, понимая, что никакого конструктивного разговора не выйдет. — Можно же было сделать видимость. — Чего? — Семьи, которой у нас нет, — серьезно проговорил Хуа Чэн, резко поднялся с дивана и пошел к выходу из гостиной. Хэ Сюаню только и оставалось смотреть на его удаляющуюся спину и не понимать, что произошло. Были ли они с Хуа Чэном вообще друзьями? Или они были просто единственными сиротами в Слизерине, которым ничего не оставалось, кроме как прибиться друг к другу. *** Новогодняя атмосфера воцарилась в гостиной Слизерина. Пахло хвоей, свежей ёлкой, которую только притащили из леса. Летающие конфеты парили под потолком и шуршали фольгой, паровозики катались по всей комнате, выпуская дым и издавая пронзительные звонки. Эльфы-домовики постарались украсить комнату, хотя знали, что на Рождество остались всего двое слизеринцев. В сердце Хэ Сюаня была только тоска. Он специально встал раньше Хуа Чэна, чтобы завернуть ему подарок — какой-то коллекционный альбом с живыми фотографиями этого самого Се Ляня, на который его друг облизывался в Хогсмиде, и положить под ёлку. Дарить Хэ Сюань не любил: эмоциональные реакции людей на сюрпризы выбивали его из постоянно ровного состояния, которое он так бережно пытался сохранить. Хуа Чэн не то, чтобы фонтанировал эмоциями — но всё равно бы он выдал какую-то реакцию. И видеть её Хэ Сюань не особенно хотел. Только вот сил подняться с дивана у него тоже не было. Хуа Чэн выпал из спальни полусонным низзлом: очевидно, он ещё даже не расчесывался и не умывался. Так он делал только наедине с Хэ Сюанем — все остальные могли видеть только его безусловно-безупречную сторону. Вроде, Хэ Сюань должен был его окликнуть, поздравить с Рождеством, чего-нибудь пожелать там банального и хорошего, но слова застряли у него в горле, он просто не мог ничего сказать. Ощущал себя невероятно неловко, как-то не по-настоящему, хотя у него уже седьмой раз проходило так утро 25 декабря. До этого шесть раз он спокойно что-то бормотал, впихивал в приятеля подарок и сидел в гостиной весь день, объедаясь сладостями, которые они накануне таскали с Хуа Чэном из кухни. А сегодня не мог из себя выдавить ничего даже смутно напоминающего поздравление. — С праздником, что ли, — зевая пробормотал Хуа Чэн, плюхаясь на диване рядом с Хэ Сюанем. — На завтрак пойдем, или плевать? — Или плевать, — ответил Хэ Сюань, отодвигаясь от полусонного друга. — Там под ёлкой в конверте — тебе. — Что? — переспросил ещё явно не проснувшийся Хуа Чэн. — Под ёлкой лежит. Тебе. Хуа Чэн помотал головой, явно пытаясь сообразить, что до него пытался донести Хэ Сюань. Но мысленный процесс шёл туго — на ночь они всё-таки выпили огневиски. Казалось, такая простая мысль, но она до него не долетала — Хэ Сюаня это страшно раздражало. Всё же так просто, Хуа Чэн наверняка просто над ним издевался! А может быть, только в присутствии Хэ Сюаня он мог позволить себе не думать и расслабиться — настолько, что можно было бы отключить мозг утром, не расчесываться и неуклюже развалиться на диване. — Подарок твой. Хэ Сюань не стал ждать, пока Хуа Чэн наконец проснется. Пришлось самому встать с дивана, залезть под ёлку и вытащить оттуда плотный конверт. Ничего не говоря, он сунул его в руки Хуа Чэну и, насупившись, забрался обратно на диван. Отвернулся — не хотел видеть реакцию. Хуа Чэн открывал конверт медленно, аккуратно разрывая бумагу по полоскам — излишне изящно, словно специально тянул удовольствие. В камине трещал огонь, за окном кружились снежинки, стояла типичная зимняя утренняя полутемень, Хэ Сюань ерзал на диване, пытаясь найти что-то интересное на гобелене с огромным василиском, а Хуа Чэн шуршал подарочной бумагой. — Он же под сотню галеонов стоит. Ты с плакучей ивы рухнул? — прошептал Хуа Чэн. Видимо, рухнул — иначе себе Хэ Сюань не мог объяснить свое решение купить Хуа Чэну такой дорогой и такой бесполезный подарок. — И как ты вообще на это решился? — хихикнул Хуа Чэн. Он явно пытался сделать вид, что такое внимание его смешит, но Хэ Сюань знал, что он доволен и пытается насильно скрыть радость. Словно перед ним был кто-то из других студентов Слизерина, а не Хэ Сюань, который видел его в любом состоянии — в хорошем и самом плохом. Хуа Чэн всегда предпочитал быть в этой маске напускной идеальности, он всегда улыбался, но искусственно, а настоящую улыбку всегда прятал. И только Хэ Сюань мог поймать эту улыбку — вот как сейчас. — Твой подарок у тебя на кровати, — пробурчал Хуа Чэн, резко оторвавшись от карточек. Кажется, он даже не вглядывался в изображения своего любимого спортсмена — Хэ Сюань заметил, что его друг просто поглаживал корешок кожаного альбома, и глупо улыбался, словно смотря в пустоту. — Ну? — Хуа Чэн явно ждал с интересом, хотел увидеть реакцию друга на подарок. Но Хэ Сюань не мог заставить себя встать с дивана, на котором было так по-семейному уютно. Рядом с этим зазнавшимся придурком, который по-дурацки поглаживал кожаный альбом с волшебными карточками. Хуа Чэн же не стал ждать. Он отложил свой подарок в сторону, резко поднялся с дивана, схватил Хэ Сюаня за запястье и потащил в сторону спальни. Ничего не оставалось, кроме как последовать за ним. На идеально заправленной кровати Хэ Сюаня лежала небольшая коробочка. Хуа Чэн явно заморочился с упаковкой: красно-черная фольга была покрыта светящимися бабочками, которые слегка шевелили крыльями — явно он сам их заколдовал. Такую даже рвать было жалко — Хэ Сюань вскрыл коробку заклинанием. Внутри обнаружилась черная рамка с волшебной фотографией. На ней два высоких худощавых подростка игрались со снитчем: Хуа Чэн смеялся открыто, ярко выражая эмоции, не зная, что его снимают. Хэ Сюань же скромно улыбался — но было видно, что искренне. Кажется, это фотографию сделали на четвертом курсе, тоже зимой. Хуа Чэн и правда подарил ему магическую фотографию в рамке? — Знаю, что ты подумаешь, — сразу начал оправдываться Хуа Чэн. — Что это глупо, слишком сентиментально и абсолютно непрактично, но... — Мне нравится, — прошептал Хэ Сюань, перебивая. — Правда нравится. В этой простой фотографии было столько семейного уюта, столько тепла — такого Рождественского, такого, какого у него не было со времен смерти родителей. — Тебе нравится? — Хуа Чэн явно удивился такой реакции. Видимо, ждал, что Хэ Сюань разозлится... Вместо ответа Хэ Сюань просто поставил рамку на прикроватную тумбочку и указал на нее пальцем. После чего гордо вышел из спальни. Хэ Сюань ощутил, как по каждой клеточке его тело разливается тепло, будто сестра вновь обняла его, а мать заплетала вечно длинные волосы. Для истинной семейной атмосферы не хватало только дурацкого связанного свитера и сладостей под подушку. Но Хэ Сюань был уверен — на следующее Рождество будет уже и это.