счастье и покой существуют

Турбо прижимает к себе Зиму. К самому сердцу, глуша тихие всхлипы, тихо-тихо шепчет ему на ухо что-то неразборчивое, что-то незначительное. А Зима всхлипывает всё тише, слёзы текут по лицу, страх и отстранённость пропитывают его сердце. — Зимушка, ну, Зимушка, тише, — шепчет Валера, закусывая губу: самому бы не зареветь. — О-он, Маратка… Адида-ас, — хрипел Зима, прижимаясь всё ближе, боясь, что осудят. Бросят. Осмеют. Но это же Валера, его Валерка, он ведь тоже получил, он-то понимает. Голова кажется ватной, мысли — замкнутым кругом, Зима уже не всхлипывает, глаза становятся похожи на две стекляшки — пустые и бездонные. — Эй, — тихо говорит Турбо, чуть отодвигаясь, но Зима никак не реагирует. — Эй, ну, давай, скажи что-нибудь, — тряхнул Турбо парня. Нет ответа. Пустые большие глаза. Такие большие, страшно от одного вида. Турбо мягко целует Зиму в щёку. Может, хотя бы так он сможет вывести Зиму из этого состояния? Нет ответа. Молчит Зима, и руки у него становятся холодные-холодные, будто он вмиг превратился в камень. — Зимушка, — зовёт Турбо, чувствуя, как собственный голос дрогнул. То ли от страха, то ли от боли. Затылок неприятно саднил. — Что тебе, — сухо хрипит Зима. Большие глаза смотрят в одну точку, он как будто заснул с открытыми глазами. — Зима, посмотри на меня, — просит Турбо, аккуратно кладя ладонь на холодную щеку Зимы. Она вся в крови, но им уже далеко не впервой видеть друг друга «такими». Они видели больше, чем показывали остальным. Видели друг друга насквозь. Позволяли друг другу видеть себя такими, какие они есть. Это было просто, это чувство привязанности преследовало их всегда. Во время драк, ссор, обид — они снова и снова возвращались друг к другу. Потому что им нужно было. Потому что так было правильно. — Что? — Непонимающе осведомился Зима, склоняясь ближе к Турбо. Это уже почти рефлекс, такой же и у Турбо — парень быстро прижимает Зиму к себе, грея его. Почти что рефлекс. Негласное правило. Обычай. — Я люблю тебя, — шепчет Турбо, мазнув губами по лбу Зимы. — Я не смог помочь, — хрипло отозвался Зима. Глаза его снова наполнились слезами — слишком уж долго он держал всё в себе. После смерти Ералаша всё пошло не так. Зима просто не успел опомниться, как стоял на коленях перед группировкой, слушая как левее от боли кричит Марат. Он не понял, как дотащил Турбо до дома Адидаса, что и как говорил, чтобы успокоить Валеру. Зиме кажется, что он спит и видит кошмары. Кошмары, которые переплетены с реальностью слишком отчётливо, чтобы он мог внушить себе, что он ошибается. — Зима, — Турбо жмурится, видя перед собой окровавленное лицо Зимы. Что он может сказать. Что он должен сказать? — Не сумел уберечь, — сипел Зима, обхватывая руками тело Турбо. Валера молчит. Тишина комнаты режет, оставляя после себя кровавые отпечатки на белёсой коже. — Я тебя тоже, — еле слышно сказал Зима, нарушая молчание. Турбо встрепенулся и быстро посмотрел на Зиму. Глаза кажутся такими же стеклянными, и, пожалуй, только Валера чувствует, как с каждой секундой они наполняются жизнью. — Пойдём спать? — Прошептал Турбо и, не желая слушать возражений, быстро подхватил Зиму на руки и понёс к кровати. — Чёрт, как девчонка, ей-богу, — хихикнул Зима, целуя Турбо в шею. — Заткнись уже, — улыбнулся Турбо, укрывая их обоих одеялом. Конечно, это одеяло совсем не поможет им согреться. Или поможет, но они предпочитают думать, что лучше во время сна прижиматься друг к другу как можно сильнее, так, чтобы слушать стук сердца партнёра. Так, чтобы чувствовать, что счастье и покой существуют, пусть и в обшарпанной квартире Турбо.