Бессилие

— Ты сукин сын, — хрипя, выдохнул Генри и зажмурился. Тонкие бледные пальцы надавили на нижнюю губу и требовательно проникли в рот, пробегая подушечками по ряду зубов. — Разумеется, — нахально рассмеялся Уильям. — Но тебе нравится. Что самое ужасное — ему правда нравилось. Как он вообще в это впутался? Для ответа на этот вопрос нужно было отмотать хронологию минимум на три часа, а максимум — на тридцать лет, когда он был юным, и когда на его голову свалился Уильям. И если со вторым случаем уже ничего нельзя было сделать, кроме, разумеется, в очередной раз вознести молитву Господу с вопросом «За что?» и успокоить себя, что он был одиноким и глупым подростком, то с первым он вообще не мог найти себе оправдания. Это случалось впервые? Нет. Обещал ли себе Генри, что этого не повторится? Да. Повторялось ли? О, ну разумеется. В трёх случаях из пяти, когда они оставались наедине. И в шести из пяти возможных, если кто-то из них был пьян. Раз за разом, год за годом. У обоих были семьи, дети. У Уильяма — Клара и трое отпрысков, у Генри — с недавних пор только дочь. Лиллиан порвала с ним больше одиннадцати месяцев назад. Она была тонкой женщиной с истеричным характером, ей было трудно угодить в последние годы их брака. Когда они только познакомились, Генри подумал, что она очень похожа на Уильяма — что внешне, что характером, а значит он сможет совладать с ней. Какое-то время так и было. А потом он начал пропадать на работе, и Лилли стало с ним скучно. Генри не мог её осуждать, но ему до сих пор было тяжело: да, он был не без греха, но он любил её. Любила ли она в ответ? Ему казалось, что вряд-ли. Он был удобным, и признавал это. Когда она ушла, ему пришлось учиться жить заново. Генри погрузился в работу ещё сильнее, чем раньше, изредка вспоминая, что у него есть ребёнок. В плотный график втиснулась бутылка крепкого алкоголя два раза в неделю. В эти дни он возвращался домой под утро, когда был уверен, что Чарли уже ушла в школу. Совесть позволяла ему пить, но не позволяла появляться у неё на глазах в таком состоянии. Иногда, когда по вечерам был дома, Генри слышал, как Чарли тихо плакала. За её слезы он себя ненавидел. И за то, что происходило между ним и Уильямом — тоже. Неправильно. Грязно. Генри не понимал, что заставляло его раз за разом позволять Уильяму оказываться так близко. Он не мог сказать «нет», это слово выходило из его словарного запаса каждый раз, когда Афтон оказывался на расстоянии ближе, чем полтора метра. Чарли никогда не нравился Уильям. Несколько раз дочь почти что со слезами на глазах умоляла его перестать общаться с этим человеком, будто своей чистой детской душой чувствовала что-то, но Генри не мог удовлетворить её просьб точно так же, как не мог объяснить ей, почему. Для себя Генри уже почти признал, что он душевно болен. И что Уильям Афтон — его грёбанная зависимость. Его ночной кошмар. Его блядская карма, которую он нёс и будет нести по самую крышку гроба. Больная, неправильная любовь. И почти животная ненависть. Генри не мог отказаться от присутствия Уильяма в своей жизни. Думал, что не мог, убеждал себя в этом. На самом же деле, в глубине души они оба понимали — Эмили не делает это лишь потому, что не хочет. Потому, что ему нравится. Простая истина. Банальнее примеров «один плюс один равно двум» и «дважды два — четыре». Уильям хорошо её знал, и активно использовал. Кто он такой, чтобы отказывать себе в удовольствии? В тот вечер он завалился к Генри почти что без причины, и нашёл его пьющим в гостиной в гордом одиночестве. Об отсутствии в доме дочери Генри Карлотты —, или как там её звали? — Уилл даже не задумывался. Её не было дома, Уильям знал это и был уверен, что она абсолютно точно не сможет им помешать. — Пьёшь и не делишься? — вместо приветствия со свитом потянул Уилл, усаживаясь в кресло. — Приходишь без приглашения, — парировал Генри. — Я на тебя не рассчитывал. Тем не менее, в ранее пустовавшую вторую рюмку потёк алкоголь. Тот факт, что она здесь стояла, означал лишь одну вещь: его очень даже ждали. Афтона это веселило. — Как грубо, Эмили! — Уильям усмехнулся. — Я почти обиделся. — Как мне жаль, — Генри откинулся на спинку дивана и поплескал жидкость в рюмке. — Сейчас расплачусь от вины и брошусь к тебе молить о прощении. Афтон растянул губы в хищной ухмылке и, хмыкая, опрокинул рюмку. — Зачем ты здесь? — без всякого энтузиазма поинтересовался Генри. О, они оба знали ответ на этот вопрос. — Разве я не могу навестить своего лучшего друга? — Уильям театрально вскинул руками. — Ты действительно так ненавидишь меня? — Да, — устало ответил Эмили. Уилл нахально рассмеялся. — Ну, конечно, — он опрокинул ещё одну рюмку, поднимаясь с кресла и слегка отшатнувшись, всё так же наигранно держа равновесие. — Уилл, не надо, — тихо выдохнул Генри. — Прошу тебя. Чужое тело опустилось к нему на колени. Генри мелко вздрогнул. — Сделай одолжение, — Уилл приблизил лицо к уху Эмили. Горячее дыхание обожгло мочку. — Заткнись, хорошо? Генри сглотнул. Уильям стянул с его лица очки, так что зрение на мгновение расфокусировалось. Напротив от предвкушения блеснули серебряные зрачки. Холодные пальцы коснулись шеи, пробежали вниз к пуговицам рубашки. Принялись её расстегивать. Генри закрыл глаза. Ему было мерзко. Не столько от действий, сколько от самого себя. Чужие губы грубо впечатались в его собственные. Мыча, Эмили уложил руки Уильяму на плечи и чуть сжал. Уильям целовался всегда глубоко и небрежно, до крови стукаясь деснами и проводя языком вдоль нёба. Генри не хватало воздуха. И штаны начали стеснять слишком быстро. Даже десяти минут не прошло. Уильям отлип от его лица, довольно улыбаясь. Между ними потянулась тонкая ниточка блестящей слюны, и Генри проследил, как медленно Уильям облизывает губы. У Генри отключился голос разума. Сопротивление было бесполезно. — Всё ещё «не надо»? — Уилл опустился к его шее. В последний раз они спали относительно давно, так что всевозможные улики сексуального контакта сошли на нет. Только чистая кожа. Генри жмурил веки, терзаясь желанием начать умолять. Но пока что они только начинали, и гордость в нём ещё жила. Пальцы Афтона внезапно сомкнулись на шее. Дыхание перекрыло. От неожиданности Генри широко распахнул глаза и уставился на Уильяма. — Я задал тебе вопрос, — прошипел Уилл. — Что нужно делать, когда тебе задают вопросы, а, Генри? — Отвечать на них, — просипел Эмили. — Ну и? Всё ещё «не надо»? О, видимо, его гордость сегодня должна умереть. — Надо. Хватка ослабла. Генри с громким хрипом втянул воздух в лёгкие. — Так бы сразу, — Уильям хмыкнул, подняв его лицо за подбородок. — А то всё время тебе напоминать о правилах этикета. Сколько можно, м? Свободная рука Афтона закончила с его рубашкой. Через пару мгновений Генри остался без верха, и Уилл прильнул к его ключицам, больно впиваясь зубами в кожу. Эмили натурально хотелось скулить. И он был уверен, что Уильям этого и добивался: чтобы он скулил, как поганая псина от удовольствия. Голову дурманило от укусов и грубых поцелуев, от ёрзающего у него на коленях Уилла, от холодных рук на плечах. Генри было противно, честное слово. Но ещё ему было хорошо до блядских звёздочек в глазах. И пока что последнее было в приоритете. Гостиная наполнилась мокрыми звуками поцелуев и низкими прерывистыми выдохами. «Господи, вот бы Чарли не вернулась слишком рано. Она пошла с друзьями в пиццерию. Только бы не решила вернуться прямо сейчас» судорожно думал Генри. Руки Уильяма спустились к паху и сжали член через ткань. Мысли исчезли. Генри сдавленно охнул, прикусывая губу. Уильям не переставал улыбаться, как гребанная лиса, нашедшая добычу. — Тебе идёт бессилие. «Вот же сволочь». Генри ощутил, как кровь приливает к щекам. Если бы это был стыд, его можно было бы оправдать. Но это было вожделение. Если Уильям не трахнет его прямо сейчас, осознал Генри, то он расшибется головой об стену. Давление ремня на промежность исчезло. Холодная рука проникла под бельё и обхватила орган. Эмили пробила дрожь. — Что такое? — издевательски поинтересовался Уильям. — Тебе не нравится? Урок был усвоен. Он ждал ответа. — Нравится, — шёпотом произнёс Генри. Уилл замахнулся. Ладонь просвистела в воздухе, щёку обожгло болью. Афтон вновь схватил его за подбородок и вынудил смотреть ему в глаза. — Я должен всему тебя учить? — другая ладонь сжалась на члене, и Генри едва сдержал резкий выдох. — Я должен учить тебя не бубнеть и говорить так, чтобы тебя слышали? «Ох, блять. О-ох, бляяять». — Нет. Нет, не должен. Мне нравится. Не останавливайся. Уильям смотрел на него выжидающе. Гордость Генри умирала в агонии. — Пожалуйста. Судя по лицу, Уильям был доволен. — Сообразительный, — улыбнулся он. — Надо поменяться местами. Генри даже не подумал о противостоянии. Они сменили позу, параллельно избавившись от остатков одежды, и теперь он сидел на бёдрах Уильяма, притираясь кожей к коже. — Мне нечем тебя растягивать, — огласил Уилл, звонко шлепая его по бедру. — Какие твои идеи? Идей не было. Генри мотнул головой. — Ясно, я поспешил с сообразительностью, — мужчина оглядел комнату, и зацепился взглядом на стоящий на столике тюбик крема. Перегнувшись через партнёра, он взял тюбик и зачитал надпись. — «Крем для рук с экстрактом алоэ и запахом яблока»? Серьёзно? Ладно, сойдёт. — Да ты хоть знаешь… — «сколько он стоит», хотел сказать Генри, но Уилл сумел заткнуть его одним резким взглядом. — Помолчи, — шикнул он, щедро выдавливая крема на ладонь. Приятный запах наполнил пространство. — И прижмись поближе. Запястьем Уильям надавил на поясницу, заставляя Эмили выгнуться и выставить задницу повыше. — Ты сукин сын, — хрипя, выдохнул Генри и зажмурился, когда Афтон коснулся кольца сжатых мышц. И одновременно с этим пальцы другой руки нажали на нижнюю губу и требовательно проникли в рот, пробегая подушечками по ряду зубов. — Разумеется, — нахально рассмеялся Уильям. — Но тебе нравится. Так вот. Что самое ужасное — ему правда нравилось. Одно только «Господи, прости» билось в голове у Генри, когда первый палец туго вошёл внутрь и согнулся там. Ощущения были не самые приятные, но само положение, в котором он находился, заставило царапнуть те пальцы, что во рту, зубами, мыча и чувствуя, как по подбородку обильно стекает слюна. Уильям щекотал дыханием его шею и плечи, прижимаясь носом к загривку и переодически кусая. Когда внутри оказался ещё один палец, Генри совсем сдался. Его гордость испустила последний вздох, который отдался сдавленным грудным стоном. На секунду Уильям замер. А затем с громким хлюпом вытащил пальцы. Мышцы Генри непроизвольно сжались от внезапной пустоты. — Хватит с тебя, — огласил Уилл, приставляясь ко входу и освобождая рот партнёра. — Полминуты приготовиться. Только двумя? Эмили прекрасно понимал, что этого недостаточно, и будет больно. Уильям понимал тоже. Генри шумно втянул воздух через нос, ожидая боли через обещанные тридцать секунд. В самом же деле, прошло не больше пятнадцати в момент, когда Уильям резко вошёл в него во всю длину, подмахнув бёдрами, отчего поясницу прожгло такой резкой болью, что Генри надорвано вскрикнул, вцепившись ногтями в плечи Афтона. Уильям не дал ему времени привыкнуть и не расщедрился на медленное начало. Уложив руки на бедра, он сжал их так, что побелела кожа, и толкнулся вновь, ещё глубже, чем в первый раз, и гортанно простонал. Из глаз у Генри сами по себе брызнули слёзы. Он принялся хватать ртом воздух, пытаясь игнорировать распирающие ощущения, но слезы всё равно неконтролируемо лились по щекам. «Больно, больно, больно!» Уильям вбивался, как бешеное животное, ни секунды не беспокоясь о Генри. Конечно, он видел, как Эмили было больно. И пиздец как этим наслаждался. Генри кричал и плакал, как маленький ребёнок, цеплялся за его спину и наверняка молился, чтобы всё это поскорее закончилось, и Уильяма от этого зрелища крыло, как он самых жёстких наркотиков. Ему нравилось видеть его боль. Ему действительно шло бессилие. — Хороший, — хрипло произнёс Уильям, немного меняя положение тела. Генри крупно вздрогнул, когда орган внутри него изменил градус вколачивания и попал аккурат по простате. Это был первый до такой степени откровенный стон боли, не лишённый доли наслаждения. — Очаровательный. Уилл сжал его член в своей ладони, подстраивая такт движений рукой под бедра. «Блять, блять, блять, что б тебя… М-м-м…» Афтон не оставливался ни на одно блядское мгновение, к тому же принялся слизывать слезы с его лица. Генри всё ещё было больно, чертовски, но горячий язык на щеках, рука на члене и чужой член в заднице, трахающий его под правильным углом значительно меняли положение. Да, было даже страшно представить себя со стороны. Наверняка выглядел развратнее любой «ночной» женщины. Если честно, ему было уже откровенно наплевать. У него плыло перед глазами от слез, дрожали бедра и он вообще едва успевал дышать. Его вело от запаха афтонского одеколона, секса и алкоголя в крови. Внизу живота начало сладко потягивать. Генри знал — им пользуются. Уильям кончит и исчезнет из поля зрения на две недели, и явится снова, когда захочется секса. Может быть, где-то внутри Генри хотел другого, чего-то более… глубокого, но приходилось довольствоваться тем, что имел. — Поцелуй меня, — заумолял он как в бреду, обнаруживая, что сорвал голос. — Поцелуй меня, Уилл, пожалуйста. Прошу тебя. — О, всё, что пожелаешь, — усмехнулся Уильям. Они заново застукались зубами, бешено сплетая языки. Очень скоро у Генри закровоточили десна. Уильям довольно заулыбался в поцелуй, когда осознал это, и намеренно прокусил нижнюю губу Эмили, тут втягивая её в рот и наслаждаясь привкусом крови на языке. Живот у обоих уже до невозможного скручивало. Генри чувствовал, что он вот-вот. Дыхание совсем сбилось. Он зажмурился, готовясь к оргазму. — Не посмеешь, — пробасило рядом с ухом. Член сильно пережали у основания. Генри взвыл от такой подлости. Он же буквально сейчас разорвется. — Уильям…! — Я сказал нет. «Да чтоб тебя, Афтон!» Уильям прильнул к шее, впиваясь зубами, при этом не прекращая втрахиваться внутрь. Генри как электричеством били. — Уильям, пожалуйста, — просипел он. — Уилл! — Заткнись! — низко проорал Афтон и с гортанным стоном сжал челюсть на его шее, со всей силы толкнувшись внутрь, и трясясь, как припадочный. Генри ощутил, как орган внутри дёрнулся и по стенкам растеклось нечто тёплое, из-за чего непроизвольно сжался вокруг члена Уильяма. Действие отдалось болью и вторым поощряющим афтонским стоном. Второе почти перекрыло первое. На несколько мгновений Уильям затих. Но рука на члене Генри всё ещё была крепко сжата, и Эмили не знаю, как извернуться, чтобы получить желаемую разрядку. — Уильям… — позвал он. — Богом клянусь, я же сейчас умру...! — Какой же ты… — раздражённо ответил Афтон. — Да чёрт с тобой! — Уилья — а-ах, блять! Он довёл его до сокрушительного оргазма в два движения ладони, не отлипая от шеи. Генри пронзительно вскрикнул, закатывая глаза и выгнувшись в спине так, что прохрустели позвонки, после чего упал на Уильяма, потеряв сознание почти на минуту. Когда он очнулся, они всё ещё были в том же положении. Уильям успел выйти из него и молча выводил на его спине абстрактные рисунки. У Генри кружилась голова и болело всё тело. «Придётся взять больничный» думал он. Вряд-ли вообще удастся встать завтра утром. Уильям наконец заметил, что он в сознании. — Глаза закатываешь, точно покорная девочка по вызову, ты знаешь? — сказал он. — Уилл, — выдохнул Генри. — Иди на хуй. — О, — рассмеялся он. — Нет, сегодня была твоя очередь. У Генри не было сил на долгие споры. Он приложил огромные усилия, чтобы сползти с Афтона на другую часть дивана. — Собирайся и уходи, — тихо сказал он. Господи, как же всё гудело. — Чарли скоро вернётся, я не хочу объяснять дочери… Вот это. Уильям вдруг еле слышно захихикал. — Чего смеёшься? — Ничего! — отмахнулся Афтон. — Ты прав! Твоя дочь скоро вернётся, я уже ухожу! Он встал и принялся одеваться. Генри устало проследил за ним. На губах Уильяма играла странная ухмылка, но Эмили измотался так сильно, что предпочёл не думать, что у этого человека опять на уме. — Увидимся! — кинул Афтон, не переставая хихикать. — Дочери привет! И ушёл. Генри закрыл глаза, вслушиваясь в тишину дома, оставшуюся после всей этой суматохи. Настенные часы почему-то стали убаюкивать его, и он не заметил, как провалился в сон. Чарли так и не вернулась домой в тот день. Как и ни в какой после.