Дурманом сладким веяло

Здесь должен быть кто-то

Девушки сидели на лавке в полупустом парке. Как раз недалеко от работы. Она перебирала в руках листы из папки. Иногда поворачивалась на собеседницу, не понимая или даже не веря в случившееся. Правильно - она думала, что у той всё будет нормально, а по итогу... Это и понятно-то. По жизни ничего делать добровольно неохота. Лучше сидеть ровно, иногда ножками подрыгивать. В общем - тунеядка, как бы обидно ни звучало. У нее жизнь уже наискось. То муж бывший, то семья, то подруга против, то ее мысли. Тяжело стало. Невозможно много всего. Это не значит, что нужно опускать руки. Всем тяжело. От дворника до Брежнева. Научиться жить правильно нельзя, но стараться возможность есть.       —      Я так и думала. Только зачем мне это? С твоих слов бы поняла, - отдала в руки обратно документы Гаранжина, смотря на Марину.       —      Не знаю, - пожала та плечами. Марина выглядела не очень. Синяки под глазами, усталый в принципе вид, молчаливость. Из вечно веселой девушки она превратилась в меланхоличную особу. Анна нервничала, видя подругу в таком состоянии, и не переставала думать об одном - о лени. Она сама прекрасно знает, каково это. К тому же знала и Марину, которая по жизни ничем не занималась дельным. На уме одни парни. Поэтому ее и выгнали с отработки. Выгнали! Это настолько редкое явление, что тут уже помочь мало кто может.       —      Мара, что у тебя произошло? Почему уволили? Ты настолько обленилась, что забывала ходить за справкой в поликлинику? - не сдавалась Анна, прорывая на свет путь к информации.       —      Ну, чуть-чуть, - протянула Марина, перелистывая свою трудовую книжку. - У меня времени нет всё. Я ничего не успеваю. Я писать начала, так бессонница напала. Не могу уснуть, пока не допишу. Поэтому и на работу откровенно забила. Уволили. Взялась за старое в общем. Промышляла таким еще в институте, засыпая на парах. Это были и стихотворения, и рассказы, и прозы. Ясно море, что с их политическим режимом, который вроде и демократия, присутствует тоталитаризм. Настоящий. Поэтому ее письменность напечатается только через несколько лет, и то после тщательной проверки и огромных изменений. Анна сразу говорила, что это будет лишь хобби. Не основной работой. Денег с этого в СССР не получить. Да кто ее послушает?       —      Скажи честно - ты свихнулась? - раздосадованно посмотрела на подружку Гаранжина. - У тебя была хорошая работа с великолепным начальством. Тебе весь курс завидовал! А ты променяла отработку на книжки?       —      Тебе не понять, - перебила ее разгоряченную речь Марина. - Ты ведь всегда была на стороне технарей и лингвистов. Правда. Так и есть. Только она любила творчество всё равно. Сама сколько лет занималась. Сама пишет и надеется на лучшее. Но она совмещает нормальную работу и увлечения. По крайней мере, в Союзе можно только так. Прорваться можно и показать себя нужно с самого начала пути.       —      Может быть. Не забывай, что у меня брат сам художник. Я сама плачу за его репетитора-учителя. Ходила на пение несколько лет. Я люблю творческих людей, но, Мара, смотри трезво на мир. Страна советов, - Анна потянулась за сигаретой. - Я читала твои произведения. Ты великолепно пишешь. За душу берет. Тебе с таким езжать надо в Штаты. Здесь такими темпами тебе дорога закрыта. Мне Антон говорил, как они таких посылали куда подальше. Не рискуй. Я переживаю за тебя. Ты сама знаешь. Собеседница внимательно слушала ее, вспоминая былую жизнь. Да, вся жизнь в Советском Союзе ограничена. Жесткая структура, несмотря на "решение". Ее тянет здесь что-то. В США одной будет страшно. И не к кому же. Ее никто не ждет. И признания здесь не будет ей никогда. Бросать родных и стать предателем Родины не входило в планы. Верно, что это риски. Ей нужно обдумать ситуацию. Очень хорошо. Без денег это сделать сложнее. У нее есть некоторые накопления. Их не хватит всё равно. Потрепав запястье, Гаранина сжалилась над ней. Душа - дело сложное. За неё судит каждый, а поймет мало кто. Она бы сама думала бы также всё время, если бы не горький опыт. Девушки они такие девушки.       —      Ладно, Мара. Подумаю я что-нибудь. Пока крепись, - Анна сжала плечо подруги в знак поддержки.       —      Правда? - не поверила Марина, пытаясь не прослезиться. Анна хоть и была простым пресс-секретарем, но вес имела. Ещё и ее знаменитый отец играл огромную роль в их владениях. Про это Гаранжина говорила редко. Ей то что. Она считала, что такая же обычная семья у неё, как и у всех. Поэтому раньше спрос неё был небольшой. Сейчас взялась за ум, что ли. Поняла, кто она такая и на что способна. Можно гордиться ей. Не пропадет.       —      Да-да, правда. Ты же мне не чужой человек, - выбросила окурок девушка, чуть поморщившись. Ей тяжело давались такие слова. - Ничего не обещаю только. Сама понимаешь - наше дело сложное. Был у нее один вариантик. Непростой, сказать сразу нужно. Это уговаривать надо. И очень долго. Хотя, если постарается, то управится за десять минут. Уложится. Тому-то терять нечего уже. Уходит, так скатертью ему дорожка по главной стороне. Если начать загонять про трудное положение некой Марины, то он может уступить место ей, а не кому-то другому. Образование у нее нормальное. Получала она его, конечно, мало-мальски. Зато человек она надежный. В плане никому и ничего. Приструнить только сначала необходимо ее, как следует прямо. Еще не хватало того, чтобы и Анну привлекли к ответственности. За уши. Плохо будет. Даже худо. Гаранжину могут и саму турнуть, несмотря на отца. Марину тогда вообще Анна загрызет.       —      Спасибо, Ань, век не забуду, - улыбнулась Мара, стерев рукой с века слезинку. Горькую и мокрую. Эта плаксивость не понравилась Анне, поэтому та незамедлительно фыркнула. Противно от чужой эмпатичности. Избавьте ее от такого наказания. Самой на душе мерзко, а этой-то что. Хуже рав в десять. *** Пришла она на работу вновь. Обед-то закончился давно. Анна еще и умудрилась опоздать. Не как обычно всё вышло. Чистая случайность. В следующий раз не повторится. Она надеется. Анна достаточно ответственна в данном плане. Сама не любитель задерживаться и таких людей не жалует. Время зря тратят, так сказать. И свое, и чужое. Гаранжина человек специфический. Правил и законов много, слушать и соблюдать их не всегда хочет. Девушка зевнула и перевернула страницу обыденного документа, который в частности ей надоел. Никак не отдать его в руки начальства. Что они в этих бумажках эдакое находят, что постоянно возвращают? Словно у Анны других бумаг нет. Или у них языки отвалились. Не могут ошибки указать. Тяжело им или как? Прибить бы их за поведение несуразное. В тюрьму лишь не хочется. Грустно там. И холодно. Девушка поставила подпись в уголке листа. Острую, словно ножом, а не ручкой. Если отдадут вновь, то Анна уже не знает, что с ними сделает. Обложили, гады. Всё уже перевернула с ног на голову и обратно.       —      Ладно, так уж и быть, - Гаранжина резко встала со своего рабочего места и выдохнула. Пора. Открыв дверь, Анна вышла в коридор и за пять минут оказалась у другого кабинета. Он будет поменьше, чем ее, но получше в расположении в несколько раз. Вроде место неудобное. Прямо в закоулочке. С другой шикарное: лестница рядом. Захотел домой - беги со всех ног и не жалуйся. Да, это не понравилось Гаранжиной. Мара в любой удобный случай побежит. Вот ей самой идти дольше. В конце находится ее кабинет. Совсем неудобно. Заходить не особо хотелось, честно говоря. Обещания свои только девушка сдерживала. Скоро это может не сдержать, если не зайдет. Кем она тогда станет в глазах Марины? Обманщицей или слабачкой. Нет, такой в чужих глазах она быть не собиралась. И в своих тоже. Последнее более важно, что ли. Всё ведь изнутри идет. В итоге постучалась она два раза в деревянную дверь. Недолго постояла она в коридоре. Через несколько секунд послышалось: «Проходите-проходите!». Все проблемы ушли автоматом на второй план. За спиной у нее выросли крылья и расправились гордо плечи. Чего гордиться, интересно. За столом, таким же, как и у Анны, сидел человек. Знала она его ровно столько, сколько работала во Дворце Спорта. С пользой дела, естественно. Работали, работали, да доработали. Теперь друг ее несчастный уходит в дальнее плавание. Вкратце - бросает и ее, и "контору", и девчонок своих. Изнурительная работа. И он прав.       —      Привет, Анька. Что ты? Навестить пришла перед моим уходом? - начал интересоваться мужчина.       —      Здравствуй, Павел Егорыч. Я-то ничего. Тебя дурака жалею. у меня грусть на сердце лежит тяжким грузом, - театрально произнесла девушка, приложив руку к виновному месту. Ну правильно. Жаль ей, что такого человека больше не будет рядом с ней в трудную минуту. Это непоправимо. Ничего не поделаешь.       —      Да что ты, Вячеславовна? Прямо-таки без меня не можешь? - улыбался мужчина, поправляя свои очки на носу.       —      Не могу. Правду говорю. С ней разговаривал секретарь женской сборной СССР по баскетболу. Что-то в роже разных сторон, но близких по значениям. Девушка раньше о нем ничего не слыхала, а как пришла, так сразу поняла, что упускала. Мужчина этот был Павел Егорович Смелков. Он на десять лет, если не на пятнадцать, старше. Интересы, кстати, схожи. Слушают одну музыку, баскетбол оба не любят. Пишут с жуткой неохотой и нежеланием, но качественно. Чувствуется талант. И это видно. Выглядел Смелков хорошо, несмотря на возраст. Очень молодо и свежо. Очки ему подходят так, что без них Гаранжина его не узнает. На дурака сразу смахивает. Через пару минут разговор перетек на другую тему. На ту, из-за которой девушка сюда и пришла. В принципе, данное не было открытием. Анна любила заходить просто так, но не вовремя важных процессов. а сейчас он догадался по плавности разговора. Она хваталась за каждое уместное слово.       —      Нет-нет, Ань. Это же не я решаю. Может, всё уже назначено, - отмахивался Смелков, прибирая бумаги на столе в одну папку.       —      Ну Павел Егорыч, она ведь бриллиант какой! Она среди нас была самой лучшей по успеваемости, - что было враньем, конечно, - после меня. Поверьте, лучше нее не найти никого. Девушка говорила очень убедительно. Словно защищала ее на судебном заседании. Будь она адвокатом, то выиграла бы дело, потому что звучали ее слова серьезно. С этим не поспоришь. Смелков даже отвлекся от ответа отрицательного.       —      Даже лучше меня и тебя? - улыбнулся мужчина, зацепляясь за неправильную высказанность девушки.       —      Нет, после нас. Сразу же. Хвостиком, - Анна села напротив него. Ноги устали ходить туда-сюда по кабинету. Посмотрела на него так, как могут только женщины. Зная все его слабые места. - Я вас прошу, Павел Егорыч, порекомендуйте ее. Она сейчас в сложном положении. Вся жизнь наперекосяк может пойти. Последующие слова тронули мужчину. Всё же портить жизнь девочке ему не хотелось. Пусть не знал ее, но Анна ему бы такое не простила.       —      Хорошо, Ань, хорошо. Попрошу за нее, - выдохся Смелков. - Ничего не обещаю. Сама Терещенко знаешь. Только уловив первое «хорошо», девушка чуть ли не подпрыгнула на месте. Справилась с задачей. Теперь нужно донести всё до подруги. Внятно главное.       —      Ты сразу тогда к Моисееву обращайся, - подмигнула Гаранжина, улыбаясь во весь рот. *** И на Аниной улице настал праздник, вечером, после окончания дополнительной тренировки Белова. Сережи. Сереженьки. Аня видела, как мужчина шел к ней, держа в руках красивый букет цветов. Гвоздик. Девушка тогда выглядывала из коридора, следя за ним. Женское любопытство. Была бы она Варварой, ей бы нос оторвали. И не только на базаре. Анна мило краснела, когда Белов преподносил ей букет. Он дарил ей цветы каждый день, каждый вечер. Не думал о зарплате. Ему нравилась реакция Анны. Необычная она была всегда. Сначала краснела, а затем с гордостью принимала подаренные гвоздики, с осознанием того, что ее по-настоящему любят и ценят. Гаранжина не любила сравнивать Сергея с Антоном. Но всё же последний дарил, точнее, просто отдавал цветы. Откупался от нее. Он даже понятия не имел, какие у нее любимые. Просто все подряд. Не спрашивал никогда. Ладно, о нем неинтересно. Сергей прекрасен во всех смыслах. С ним хочется петь от счастья.       —      Как твой день прошел? - спросил Сергей, целуя ее в щеку. - Смотрю, ты вымоталась.       —      Вымоталась, - тяжело выдохнула Гаранжина. Она посмотрела на милого, такого же уставшего, но хорошо державшегося. В отличие от нее самой. Сколько он тренировался? Часов десять в сумме? Ради победы. Им нужна одна победа. Цена ее высока несомненно.       —      А что так? - поправил воротник на ее шубе мужчина, пока девушка вдыхала приятный аромат гвоздик. Они были готовы выходить. Она - домой, а он - за ней. Проводить, чтобы ничего не произошло, во-первых. Любит ее, во-вторых. Пообщаться с ней хочется. И помолчать можно. Это знакомо лишь влюбленным и любящим. Любовь не длится три года. Поверьте. Это неизведанная штука, которую не разгадает ни один ученый.       —       Да... - Гаранжина махнула рукой. - Марина дуреха. Помнишь ее? Ты тогда помог мне и ей с ее мужем. - в ответ последовал кивок Сергея, на которого нахлынули не самые лучшие моменты. - Ее с отработки уволили. В общем, изливала мне душу сегодня. Вон сегодня у Егоровича просила за нее. Пропадет ведь. Белов знал, что Анна "любит" помогать другим. Родным людям. Иногда во вред себе. Бог с Мариной. Ей работу даровали. Лишь Анна каждый раз через себя переступает. Из жалости. Это не распространяется на незнакомых. И не всех подруг. Сергей боялся за нее, откровенно говоря.       —      Думаешь, она работу бы сама не нашла? - спокойно проговорил Белов. Ситуация его напрягала.       —      Да. Я ее прекрасно знаю. Она прогибается под свои чувства и эмоции. Не справляется с ними. Если не помочь вовремя, то беда. Объяснять личное других Анне не нравилось. Но иногда требовалось. В компании с подругами сплетни она лишь слушает и то не особо запоминает. Самой рассказывать нечего. Да и желания нет.       —      Творческая личность, верно?       —      Верно. Догадался. И так вовремя.