Immaterial girls\boys

С вами случалось такое, что вам нужно сделать какое-то дело, но для этого обязательно надо подобрать подходящую песню. Ну прямо такую, идеально подходящую под ситуацию, под которую не стыдно представить себя героем инди-фильма, который меланхолично пялится в окно большую часть сюжета, вздыхая по бывшей пассии, или который способен станцевать посреди супермаркета, забивая на людей вокруг. Чонгук занимается этим большую часть своей жизни. Без идеального плейлиста он даже не способен выйти из дома, ведь то, что раздается у тебя из наушников, делает твой день, да и тебя самого. Проще вообразить, погрузиться в атмосферу, чем «стать». Чонгук слишком застенчив и нерешителен для этого самого «стать». Он уверен в себе только, когда на его голове большие наушники. Ну, знаете, для диджеев, которые и чаще не надевают их, прижимая лишь один наушник к уху, чтобы лучше чувствовать биты. Для Чона они становятся плащом-невидимкой, способным вписать его в любую ситуацию. Сегодня ему хочется немного затормозить бушующий, быстрый Манхеттен. Он выбирается из своей съемной квартиры, привычно не прощается с соседями, уже зная, что в общем чате его нарекут «неблагодарным ребенком», но сейчас не до этого. Чонгук не отвлекается, игнорируя летящие в спину сообщения, — всё его внимание сосредоточено на плейлисте. Нужно подобрать что-то такое, что обязательно смэтчится с его внутренним состоянием. На улице же теплая, совсем не рождественская зима, которую обычно показывают в фильмах. Снега нет, но прохладный ветер дует со всех сторон, заставляя укутаться в шарф по самые уши.  Чонгук порой скучает по пригороду, где всё вокруг под Рождество было покрыто толстым белым покровом, который не стремится вот-вот растаять из-за выхлопов или толпы, туда-обратно снующей от такси до метро и обратно. В Нью-Йорке спокойно можно расхаживать по тротуарам в кедах, и никто не посмотрит на тебя как на идиота. Мама бы за такое обязательно поругала и не выпустила бы из дома. Но Чонгук уже не маленький мальчик. В этом он убеждает себя каждый божий день. Он может не ночевать у себя в квартире, курить и даже самостоятельно зарабатывать деньги. Давно ли он стал таким? Не особо. Ещё прошлым летом он носил брекеты, разводил малышню на хэллоуинские конфеты и стыдливо клянчил у матери в магазине очередной диск с One Direction, потому что растратил все карманные деньги на очередной томик какой-то научно-фантастической дребедени. Теперь он часами может слушать эти диски, капая на нервы дорогим соседям и завывая о том, как же его гейская задница любит Гарри Стайлса. Чон работает в музыкальном магазине: продает всякий винтаж и новинки, терпя толпы «ценителей» ежедневно и иногда жалея, что некоторые не умеют пользоваться Амазоном. Себя он экспертом считает лишь с натяжечкой, но кое-как справляется с поиском «идеального подарка на юбилей дорогой тетушки» для очередного клиента. В будни в магазинчике довольно тухло — нормальные люди проводят рабочий день в офисе, лишь изредка позволяя себе потратить драгоценные пять минуточек со своего обеденного перерыва на винил. Свои рабочие будни Чонгук тратит на то, чтобы успеть доделать домашку и морально настроиться на вечерние пары. И это будет чудом, если его сменщик и по совместительству сосед, Чимин, не опоздает. Иногда они даже работают здесь вместе, в частности, в выходные, когда им в акробатическом режиме не приходится подстраиваться под расписание друг друга. Только такие отчаявшиеся люди как они умудрились устроиться на работу с графиком один через один, учась на втором курсе универа. Чонгук особо не возмущается, ведь магазин отлично заменяет студию, а вот Чимин не может перестать возбухать на тему того, что здесь вообще-то нет места для репетиций. И в который раз Чон убеждается, что студентам-композиторам живется чуточку легче, чем танцорам.  Творческих людей жизнь в принципе недолюбливает. Чонгук просто старается не палиться, чтобы над ним не совершались фрикции интимного характера. Он творит «для души». Так, без напряга. Безбожно врет самому себе и окружающим, которые уверены, что наушники уже приросли к его голове. Старается не попадаться на люди со своим сложным лицом, по которому расплываются эмоции, столь необходимые для сочинения очередного тренировочного джингла для какой-нибудь паршивой рекламы. Чонгук слишком привык к своей скорлупке, просто не желающей трескаться под тяжестью его бытия. Он мечтает дальше почитывать комиксы у себя в комнате, переслушивая все самые лучшие саундтреки к их экранизациям. Но Чонгук даже не допускет мысли о том, что когда-нибудь его музыка тоже будет упоминаться в титрах. Слишком много чести для какого-то Чон Чонгука, который не может понять, кто он есть такой на самом деле. ; Чонгук любил противоположности. Он никогда не осудит, если вы сначала наливаете молоко в тарелку, а затем добавляете хлопья, хоть сам Чон делает в точности да наоборот. Ему будет всё равно, если вы любите Бэтмена, а не Человека-паука, ведь он одинаково визжит в подушку от обоих, не скрывая наличия боксеров с логотипом летучей мыши прямо на заднице, которые служат отличной пижамой вместе с паучьей футболкой. Чон часто приставляет себя к другим людям словно марионетку. Сравнивает, смотрит, как они смотрятся вместе, вычисляет возможные точки соприкосновения и отторжения. Каждый раз он ругает себя за это.  Но как этого, черт возьми, избежать, когда ты учишься среди тех, кто не может упустить и момента, чтобы не напомнить о том, какие они исключительные. Чонгук тоже исключительный. Исключительно бледный на фоне ребят, которые хотят попасть в филармонии, завоевать теплое местечко на Бродвее или просто получить в будущем Оскар за лучший оригинальный саундрек к фильму. Чонгук же всё крутит одни и те же пластинки и записывает каверы в стол. Лишь изредка некоторые из них попадают на Саундклауд. Но только в ограниченный доступ! И это всё становится таким критично удушающим в последнее время. Стипендия пока кормит его, но что будет дальше? Стоит задуматься о туманном будущем. Ключевое в этом словосочетании — «туманном». Как можно задуматься о том, чего нельзя даже коснуться пальцами? Из достаточно осязаемого в его жизни пока что очередная групповая работа, о которой весь курс не затыкается вот уже неделю. Всем не терпится узнать, на какую каторгу закинут их в этот раз. В прошлом году Чонгуку и его группе пришлось работать с танцорами в парах. Так они и познакомились с Чимином. Универ подкидывал им и не такую ересь в качестве практики. После ремикса на заставку Май литтл пони Чонгук переживет все что угодно, учитывая, что эту бесовщину соседям Чона приходилось слушать в течение пяти дней. Чонгук каждый раз забывает спрятать это создание Сатаны в запароленную папку. Мысль об этом помогает ему немного отвлечься, пока он идет до нужной аудитории, медленно покрываясь мурашками от накатывающего ужаса. Если он откроет дверь в класс и снова обнаружит там танцоров, то придется задуматься об отчислении. Бесконечные шутки скоро перестанут быть таковыми, ведь ради настоящего искусства стоит иногда идти на некоторые жертвы. Он уже немного опаздывает. В кармане позвякивают ключи от магазина, которые он должен каким-то образом передать Чимину на перерыве, а в рюкзаке опасно перекатывается ноутбук. Побитая матрица каждый раз напоминает о его неосмотрительности. Наушники болтаются на шее, проигрывая что-то из его плейлиста. Парень комкает в руках шарф и старается ускорить шаг, чтобы не влететь в аудиторию последним, нарываясь на лишнее внимание одногруппников. И он даже успевает, заскакивая в помещение и оставляя за спиной парочку бедолаг, которым обязательно влетит за секундное опоздание. Чонгук торопится настолько, что пробирается на задние ряды, разглядывая только ступеньки под ногами, не желая доводить себя до инсульта раньше времени. Кабинет битком набит его коллегами по несчастью, которые практически незаметно смешиваются с кем-то неопознанным. В его голове мгновенно складывается паззл, когда до слуха доносится яростное цитирование строчек из какого-то бродвейского мюзикла. Не то чтобы мюзиклы не были его специализацией, но сейчас его разум не в состоянии адекватно распознать звонкие реплики, доносящиеся отовсюду. Актёры мюзиклов. Вот чёрт. Отдельная привилегированная каста в их небольшом творческом мирке. Ребятки, попавшие сюда «по зову сердца» и бесконечным попыткам поступления. Заносчивые дети: у одних душа нараспашку, а перед другими выстроена стена из фальшивых слез и театрального лоска, ещё отдающего пылью и жаром софитов. Они часами сотрясают стены своими танцами и пением. Если у вас пары рядом с их аудиториями, то вам только остается молиться, ведь это зрелище настолько громкое, что сносит с ног. Чонгук порой просто не понимает, как с ними общаться. Скорее, не понимает, как общаться с одним конкретным человеком. «Героем грез и причиной его слез», как мог бы выразиться Чимин и добрая половина универа. Ким Тэхен был его своеобразной проблемой вот уже два года. Он точно что-то подозревает, но упорно делает вид, что никакого Чон Чонгука в его жизни вовсе не было. В этом семестре они пересекаются не так часто. И дело, возможно, в том, что Чонгук старательно избегает Тэхена, как бы глупо это ни звучало. А всё стандартно началось с бурного первого курса, когда все только начинают вкушать жизнь. Чонгук так вкусил, что поперхнулся, и она встала ему поперек горла, а Тэхен спокойно её прожевал и проглотил. А в конце скорее всего попросил зубочистку. Вот в чем была главная разница между ними. Чонгук — невыносимый трус, у которого трясутся коленки от любого проявления внимания со стороны симпатичного парня, особенно со стороны того, кто слишком долго набивался к нему в лучшие друзья. В любовники. В бойфренды. И другие бесконечные синонимы, вызывающие ноющее чувство где-то в области желудка. — Минуточку внимания! Рады всех приветствовать сегодня. Судя по шуму, вы уже поняли, почему мы здесь сегодня собрались, поэтому перейдём к вашей нелюбимой части. По аудитории сразу проносится недовольный гул, но все, вспоминая об остатках дисциплины, успокаиваются и решают занять свои места. Лестничные проходы наконец-то пустеют. Чонгук же просто старается пригнуться пониже и вразрез со своими принципами начинает выискивать где-то в первых рядах идеальную укладку Ким Тэхена. Чёртовы подлизы. Их курс всегда на виду, поближе к преподавателям. И как говорится. Кто ищет — тот найдёт. Тэхен сидит на втором ряду, завернувшись в бежевый кардиган, не очень сочетающийся с чёрными футболкой и трениками, в которых они обычно ходят на занятия по классике. Видимо, их согнали сюда сразу после репетиции, и многие просто не успели сменить джазовки на что-нибудь более-менее приличное. — В этом году вашим факультетам придётся поставить несколько совместных постановок. Группы были определены заранее, как и были составлены индивидуальные задания на каждые из них. Надеемся, что вам понравится, и все останутся довольны. В этом году главной темой станет «Шекспир», как бы банально это не ни звучало. Ваши одарённые умы способны превратить это во что-нибудь грандиозное. Не сомневаюсь в вас, — Чонгуку хочется простонать от досады. Желательно на всю аудиторию, чтобы его выгнали и влепили ему дисциплинарное нарушение. Но в этом месте его можно заслужить только через чье-нибудь убийство, увы. Чон до сих пор с ужасом вспоминает случай из первого семестра, когда его настигли горящие шторы в гримерке, хотя этот сюрприз предназначался даже не ему. — Подробности задания мы передадим вашим старостам. А сейчас вы можете быть свободны, господа. Переваривайте потрясение и очищайте разум. Эхо перестает отскакивать от стен, и студенты снова разбегаются по своим делам, шумно шурша вещами и одеждой. Чонгук не двигается с места, медленно осмысляя происходящее. Актеры не спешат уходить, и Чон продолжает сверлить взглядом бежевое пятно, которое с энтузиазмом что-то вещает одногруппникам, периодически срываясь на низкий смех. «Это пиздец, бро» «Тэхен?» «Чертов Шекспир, чел» ; Чонгук курит прямо в ванной, свесив ноги через бортик. Когда-нибудь соседи прибьют его и сразу же закопают в пепле из-под окурков. Небольшая лужица, которая появилась из-за дико раздражающего капающего крана, мочит спортивки на заднице, но Чон так и продолжает сидеть в этой влажности, держа в одной руке самокрутку, а в другой ноты, с которыми предстоит еще несколько месяцев работы. Хочется хвататься за голову от одной мысли о том, что весь второй семестр они проведут бок о бок друг с другом под прессом музыки и бесконечного пения. Чонгук уверен, что к премьере разнесет свой полуживой синтезатор в щепки. Все эти закорючки должны будут отлетать у него от зубов и пальцев. Осталось кропотливо подобрать одну к другой. Любой студент с радостью согласился бы на это ради дополнительный баллов, но не Чонгук. Ему не нужна лишняя встреча с Ким Тэхеном. Первый курс в своё время превратился в подобие ада. Прямо в тот момент когда закончилась нервотрепка с танцорами. Все тогда ушли в разгул, и Чонгук, опьяненный жизнью вне дома, конечно же тоже. Теперь Чон может оставить отзыв на любой бар, расположенный в радиусе двух кварталов от их университета. Не самый лучший момент его жизни: тогда он питался только лапшой быстрого приготовления, потому что все карманные деньги, заботливо высланные матерью, сливались на вечеринках. Звонки от неё он тоже старался игнорировать. Но это, скорее, выходило намеренно. Так приходилось три месяца жить от стипендии до стипендии. Отношения с мамой в итоге наладились, но потрясения после «взрослой» жизни оставили свой след на неокрепшем сознании Чона.  Одним из таких «потрясений» является Ким Тэхен. Отношения у них напряженные как раз с того момента. Они даже пытались подружиться? Ким пару раз приходил на вечеринки в их съемную квартиру, всё время с интересом разглядывал постеры в комнате Чонгука, куда вход, вообще-то, гостям был воспрещен. Чонгук тогда курил прямо в коридоре и наблюдал, как парнишка с другого факультета бессовестно ковыряется в его вещах, что-то восклицая себе под нос.  Очаровательно.  Чонгук тоже сначала на это повёлся. Сначала они выпили пару шотов вместе, потом через пару дней встретились выпить кофе, потом снова очутились на какой-то тусовке, а затем Чон не успел моргнуть, как Тэхен в курсе того, как он в детстве помочился на соседские розы и его за этим застукала Миссис Джонс, вредная старуха, которая держит стаю пуделей в своей запылившейся гостиной. Чонгук тоже знал о Тэхене кое-что. Но не сказать, что прям уж много.  Ким Тэхен. На год старше Чонгука. Первый курс отучился в Корее на менеджменте и забрал документы, чтобы поступить на грант в Нью-Йорк и сбежать от своих родителей. Тэхен по привычке всегда начинает говорить с Чоном на корейском, а потом наблюдает за его недовольной физиономией, которая понимает лишь половину фраз, звучащих чаще всего от его разъяренной матери. Чимин обычно тоже вступал в эту игру и охотно вёл светские беседы с Кимом, пока Чонгук по обрывкам фраз пытался выяснить обсуждают ли они новый альбом Гарри Стайлса, или просто Пак в очередной раз говорит, какой Чонгук придурок. Теперь Чон даже и не узнает. И не очень-то хочется, знаете. Тэхен остался там, где-то позади. Их дорожки разошлись. Чонгук даже по-детски глупо отписался от всех его социальных сетей и до сих пор игнорирует прилетающие снэпы. Иногда он думает о том, что даже в таких штуках они были предельно разными. Чонгук любит всякие глупые маски с сердечками и котятами, а Тэхен обычно фотографирует городские виды или мебель в своей стильной квартирке. Чон может поклясться, что может собрать её в своей голове по кусочкам, которые каждодневно тоннами прилетали ему звенящими уведомлениями. Тэхен был скрытен даже в этом плане. Все немногочисленные тусовки проходили только в квартире Чонгука. Ким всегда мог одолжить толстовку Чона, но последний никогда не мог даже и заикнуться о какой-нибудь цветастой рубашке Тэхена. И много, много, много подобных случаев. И тут даже не понятно, кто кого отталкивает больше: Чонгук, который испугался внезапных чувств, или Тэхен, который не желает никого погружать в таинства своей жизни. В тот момент Чон был настолько увлечён, что был готов преклоняться и скулить, чтобы ему хоть немного показали закулисье. Хотелось доверия и того самого, по-детски наивного, чувства, когда вы делите один секретик на двоих. Но Ким Тэхен не делится секретами — он просто использует их, чтобы пленить и остаться очаровательным незнакомцем из бульварных романов. ; Вместо снега на голову обрушился мелкий, но довольно колкий дождь. Нью-Йорк сегодня крайне неприветлив, о чем сообщает ведущий по телеку. Про себя Чонгук добавляет, что было бы проще, если бы ещё посоветовали не высовываться из дома. Тогда бы у него была веская причина не появиться на сегодняшней репетиции. Чимин буквально вытаскивал его из кровати. Чон уверен, что у него даже осталась парочка ожогов от радужного ковра, который они выменяли за пять баксов на гаражной распродаже, а потом ещё долго отмачивали в их крошечной ванной. Пак тогда знатно напыхтелся и проклял Чонгука и весь его род. Зато теперь он может наблюдать, как этот самый ковёр наносит урон сну Чона. Чонгук пытался растянуть свои сборы в университет. Он долго жевал приторные вафли Чимина, долго выбирал, какую худи надеть в честь сегодняшних похорон его чувства собственного достоинства, и даже пообсуждал с Намджуном очередную заумную книжку. Но после последнего пришлось выбирать: остаться и ждать, когда Ким начнёт разбирать его психологические травмы, или же сбежать прямиком в руки своего позора. Конечно же он выбрал второе. После этого хотя бы личностный кризис будет легче пережить. Сегодня слишком загруженный день, чтобы тратить его на бесконечное размазывание себя об стенку. Сначала нужно пережить единственные две пары, а затем выйти на смену, чтобы Пак перестал бурчать о том, какой Чонгук бессовестный и «получает деньги из воздуха». Если бы всё было так просто, то Чон перестал бы мечтать о многомиллионном контракте и номинации на Оскар. Именно поэтому сейчас он ползёт в университет, рискуя немного опоздать на первое занятие. Он готов пересчитать каждое уродливое рождественское украшение на улицах, чтобы это хоть как-то затормозило его прибытие. Но у дождя всё же немного другие планы. Приходится даже немного прибавить шаг, чтобы не окоченеть. В Джульярде он оказывается ещё до пятнадцатиминутного перерыва. В этих коридорах никогда не бывает тишины: кто-то вечно что-то репетирует, надрывая голоса и инструменты, кто-то просто пытается перевести дух, издеваясь над автоматом со снэками, другие общаются с друзьями в очень экстравагантных тонах. Но от этого всего просто не успеваешь устать. Чонгук правда старался, но ему всегда легче находиться в этой гуще событий и особо не выбиваться, иначе рискуешь быть вовсе задавленным. По дороге его в прямом смысле чуть не давят чехлом для виолончели. Девчонка быстро извиняется, а Чон теперь старается держаться ближе к стене, чтобы добраться до аудитории хотя бы немного целым. Занятия всё ещё идут, поэтому Чонгук решает провести двадцать минут под дверью. Сегодня они занимаются в крыле танцоров: целых полтора часа на полу в зале для практик в окружении зеркал и одной прозрачной стены, через которую прямо сейчас можно наблюдать, как ребята с курса музыкального театра отрабатывают очередной номер для постановки. Чонгук упрямо старается смотреть только на колонны синхронных ног и странноватого, насколько это понятие вообще употребимо в академии искусств, хореографа, который маячит туда-сюда, вполсилы повторяя движения рук студентов. Мужчина пытается перекричать музыку, смешивая счёт и всякие звуки, вроде «пам-пам» и подобного. Иногда его лицо становится настолько грозным, что кажется, будто в воздух вот-вот начнут взмывать предметы. Чон даже иногда ёжится, когда до него долетают обрывки некоторых фраз. Начинается сольная партия. Ворох девчачьих юбок растекается, образовывая полукруг, в который вот-вот вступят солисты. Чонгук невольно задерживает дыхание. Прямо в центр залетает Тэхен и блондинистая спутница. Они пылко соединяются в объятиях, девушка скользит ладонями по чужому лицу и в безысходности опускает их на плечи Кима. Она резко отталкивает его и вовсе отворачивается. Толпа замирает, переставая изображать волну, которая трепетала из-за каждого движения парочки. Даже Чонгук затаил дыхание, ожидая, что же будет дальше. Тэхен только выставляет руки перед собой, чтобы драматично подтянуться к тощей руке партерши, но его резко оддергивает хореограф. Музыка замолкает, а массовка расслабляется, распадаясь как кучка молекул по всему залу. Мужчина что-то яростно вещает, но стекло не позволяет в точности передать его слова. Ким с поднятым подбородком выслушивает его наставления, пытаясь отдышаться, а его партнёрша заламывает пальцы, готовая вот-вот провалиться куда-нибудь прямо в оркестровый зал на первом этаже. Тирада длится не долго, потому что время поджимает. Всех отпускают на перерыв, и унылая обстановка рассеивается сама собой. Часть актеров собирает вещи, надевает недостающие предметы одежды и сваливает на свои собрания с коллегами Чонгука. Хореограф подходит к Тэхену чуть ближе. И судя по всему случается более приватный разговор, в ходе которого Ким уже не может сдержаться и позволяет себе закатить глаза на одну из реплик. Чонгук внимательно наблюдает за этим спектаклем и думает о двух вещах: о том, что на его парах в него бы уже давно кинули стул, и о том, что ему совсем не жаль Тэхена. Искусство требует жертв и постоянного самосовершенствования. Но тяжело это всё воспринимать, когда считаешь себя подобием античного изваяния. Нет, Ким правда душка, но амбиций и чувства собственного достоинства у него выше крыши. Такие способны отгонять конкурентов взглядом и приманивать воздыхателей им же. Чонгук тоже однажды попал под этот флёр холодной таинственности и расхлёбывает его последствия по сей день. Тэхен же в свою очередь продолжает жить как раньше, Чон уверен, что тот спокойно отрабатывает свой синдром отличника и совмещает обычные универские тусовки с претенциозными квартирными посиделками. Порой Чонгук более, чем уверен, что у них вряд ли бы что-то получилось, потому что Тэхен живёт по каким-то эфемерным, никому не понятным правилам. Возможно это всё можно списать на достаточно консервативное воспитание. Или просто Ким не может спокойно жить без каких-либо целей в жизни и спокойно плыть по течению. Чонгук тоже не может назвать себя стопроцентным американцем: его родители всё равно остаются эмигрантами в первом поколении, которые потащили за собой ворох корейских традиций и из всех сил пытались привить их Чону, которому по душе больше оказалась свобода и Кока-кола. В этом смысле Тэхен напоминает ему сплошной комок нервов, который путается с каждым разом всё больше, пока не начинает обрастать бронёй. — Ты в курсе, что ты пялишься? — Чонгук как-то успел забыть, что он сидит напротив танцевального зала с прозрачными стенами. Он даже сначала не понимает, что обращаются к нему. Это та самая девчонка, партнёрша Тэхена. И вид у неё довольно взвинченный: виски блестят от пота, а лицо обрамлено пушком светлых волос, выбившихся из пучка. — Залип немного. Какие-то проблемы? — парень решает всё-таки подняться, чтобы адекватно разобраться, почему именно он стал внезапной мишенью для чужой агрессии. — Поменьше мелькай в дверях. Концентрацию сбивает, и отнюдь не мою, — Чонгука аж передернуло. Как можно быть настолько противной? Видимо, проблема здесь вовсе не в нём. Слишком наивно полагать, что Тэхен внезапно захочет снизойти с небес и отвлечься от своей деревянной партнёрши. Девушка ещё пару секунд выжигает его взглядом, а затем спешит исчезнуть где-то в стороне раздевалки. Парень недовольно провожает её взглядом, поправляет лямку рюкзака и пытается проглотить осадочек, оставшийся от упоминания его и Кима в одном предложении. От этой мысли першит в горле. Чонгук невзначай обратно кидает взгляд на танцевальный зал, где Ким снова постепенно теряется среди студентов. В голове мелькает мысль вовсе прогулять пару и спрятаться в туалете.  Он берёт себя в руки и твёрдо решает не прогуливать, но до уборной все равно добирается. Чонгук падает на подоконник, чуть не угробив об стену рюкзак с ноутбуком. Приходится порыться в многочисленных карманах своих штанов карго, чтобы найти электронную сигарету. Когда-нибудь он получит за это по шее, и его отправят на ковёр в деканат за тирадой о том, что курить можно только на крыльце. Но сейчас только затяжка сладкой дрянью спасёт его от внезапной тахикардии. На самом деле это даже немного лестно, что Тэхен теряет рассудок в его присутствии. Наверно совесть заиграла. Чон откидывается на стекло, немного вздрагивая от прохлады, внезапно ударившей в спину. Сладкий дым застревает где-то на одном уровне с осадочком от Тэхена, и Чонгук давится, когда слышит внезапный скрип двери. Он старается отползти ближе к стене, чтобы не нарваться кого-то, кто внезапно решил справить нужду. Но на удивление к кабинкам никто так и не пробирается. Только тяжелое дыхание и странное рычание слышится со стороны раковин. Тихо бежит вода, и слышится всплеск. Этот кто-то слишком агрессивно умывается и похоже не собирается уходить отсюда до конца перерыва.  Становится как-то слишком некомфортно делить своё убогое убежище с кем-то ещё. Поэтому Чонгук принимает лучшее решение: смыться как можно скорее и продолжить триггериться на Тэхена где-нибудь ещё, пока время не закончилось.   — Оу, не самое приятное место для встречи, —  Господи, как же это всё глупо. Чужой голос раньше звучал лишь отдалённо, где-то в коридорах, на потоковых парах и изредка на вечеринках. А теперь он снова совсем близко. Чонгук так и застывает, наполовину свисая с подоконника, будто его застукали за предельно мерзким преступлением, — Покурить будет? — Разве вам не нужно беречь легкие? — Чонгук не вредничает и протягивает пластиковый предмет. Это раньше была их небольшая шутка между собой. Чонгук всё время подтрунивал Кима, что тот совсем не заботится о своём здоровье и не пьёт грёбанные смузи, но зато отлично курит травку на кровати Чона. — Зачем легкие тому, кто творит от всего сердца? — ладно, тут Чонгук не сдерживается и закатывает глаза. Какой же выпендрёжник.  — Должен признать, что твой английский улучшился с нашей последней встречи, Господин Ким, —  смелость просыпается в тот момент, когда Чонгук вспоминает, что Тэхен полный придурок, и его эго крайне легко задеть.  — Подозреваю, что ты до сих пор не знаешь, какими словами тебя называет собственная мать, —  Ким вступает в эту грязную игру под названием «давай внезапно заговорим впервые за полгода и вспомним все самые хорошие моменты, связанные с нами двоими». — Именно по этой причине я отвечаю на её звонки раз в две недели. Чтобы поблагодарить за чек, — тема отцов и детей всегда остро стояла в их разговорах, поэтому обычно они далеко не заходили. Чонгук знал, что у Тэхёна всё не сладко с предками, а Тэхён же наоборот — знал, что у Чона всё настолько приторно, что сводит зубы и вызывает нежелательный и очень болючий кариес. Они негласно решили съехать с темы. Электронка гуляет между ними, а их пальцы иногда сталкиваются, но никто не концентрирует на этом внимание. Чонгук периодически поглядывает на часы и прикидывает, успеют ли они обсудить ещё что-нибудь травмирующее. — Так, вы ещё не знаете, что мы будем делать? — именно в этот момент Чон осознает, что они сидят практически плечом к плечу. Подоконник под ними жалобно скрипит, а шаги за дверью и гул становятся всё тише. Парень поворачивает голову и практически ударяется об чужое тело. Тэхён смотрит на него как-то слишком пронзительно, явно скрывая за этим наитупейшим вопросом дополнительный подтекст, от которого по телу проходится жар. — Если мы сейчас не выйдем отсюда, то вряд ли получим высший балл. ; Их две небольшие группы набились в просторный танцевальный зал. Кого-то уже даже успели отругать за сидение на станках и разбросанные прямо посреди зала вещи. Чонгук забился куда-то за толпу, облокотившись на скользкую поверхность зеркала. За это ему влетит позже, а пока, главное, особо не отсвечивать. Похоже, все композиторы решили придерживаться такой тактики, распластавшись вдоль стен, пока актёры заняли своё законное место на полу. Чонгук ненароком успевает заметить, что Тэхён успел переодеться в спортивки и больше не освещает этот мир своими накачанными икрами. Здесь остаётся только тяжело вздохнуть и напряжённо ждать, каким образом развернётся этот цирк дальше. — Композиторы уже получили некоторые черновики. Возможно, у кого-то уже есть какие-то мысли? — преподавательница с напускным энтузиазмом пытается заглянуть каждому в лицо, — Ладненько, об этом немного позже на нашем отдельном занятии. Она переводит дух, чтобы начать самую неприятную часть. — Но я знаю, что господа актёры ещё не распределили роли. Точнее, некоторых не устраивает, как их распределил Мистер Хоровиц, — худрук на этом моменте еле сдержался, чтобы не закатить глаза, но всё же одарил свою трупу жёстким взглядом. — Поэтому мы решили немного сменить концепцию, — все замерли в напряжении. Когда Хоровиц говорит подобные вещи, некоторые уже ментально подписывают заявление об отчислении. С этой фразы всегда начинается бесконечная вереница правок и истерик. Стоило бы уже к этому привыкнуть. Все уже не сладкие сахарные первокурсники. Чонгук мимолётом замечает, как напрягается та самая белокурая бестия, которая отчитала его в коридоре. Видимо, она была одной из претенденток на главную роль. — Мы приняли решение сделать следующую постановку в стиле травести! — радостно восклицает Мисс Чемпейн, пока перед ней практически взрываются головы молодых студенток. Чонгук представляет, как весь зал наполняется красно-розовым салютом, оседающим прямо как конфетти. Перешептывания нарастают с такой силой, будто сейчас выбьют стеклянные стены этой репетиционной. Девушки начинают сходить с ума одна за другой, ведь становится чётко понятно, что получить соло будет ещё труднее. А мужскую часть, похоже, не особо волнует, что кому-то из них придётся выйти на сцену в полном боевом облачении, состоящем из париков, шпилек и чего-то подобного. Это не ново для театра, поэтому напряжение не спадает ни на секунду. В любых условиях каждый захочет побороться за выгодную партию. Чонгук ненароком наблюдает за Тэхеном. Тот удивительно спокоен. Только его потрёпанный вид говорит о том, что за плечами не очень удачная репетиция и неловкий разговор в мужском туалете. Он поправляет завивающиеся на кончиках волосы и играется с завязками на трениках, иногда стреляя взглядами в своих друзей, которые напряжённо пытаются провалиться сквозь протёртый танцевальными туфлями пол. Хочется поставить сотню баксов на то, что где-то там внутри Ким очень не хочет, чтобы эта роль досталась именно ему. Одно дело выйти из шкафа, а другое — соответствовать собственным желаниями и выползать из скорлупы на потеху публики. Даже во имя искусства! Старомодное воспитание до сих пор даёт свои плоды. Порой не в том ключе, в котором это бы требовалось. Ким научился играть кого угодно, но только не себя. — Сначала мы немного объясним вам новую задумку, — Мисс Чемпейн оттягивает момент, как только может, — Как вы могли уже понять, все герои в нашей постановке изменят свой пол. Пожалуй, почти все. Но главной задачей для вас останется изобразить на сцене те характеры, которые были заложены в первоисточнике. Мы надеемся, что это выйдет ещё более гротескно. — Что может быть гротескнее дрэг-шоу в этих стенах?— Чонгук на секунду отвлекается от щебетания преподавательницы и прислушивается к шепоту, исходящему буквально со всех сторон. От этого даже немного начинает мутить. Лучше Чемпейн и Хоровицу быстрее расправиться с объявлением главных ролей, иначе головы начнут взрываться на самом деле. — Чтобы никто не запутался, мы огласим роли в их изначальном виде, чтобы вы не забывали, что первоисточник всё-таки играет не последнюю роль в нашей адаптации, — оттягивание момента продолжается, — Напоминаю, что мы ставим «Двенадцатую ночь», если в порыве кто-то успел забыть об этом. Тема с переодеваниями будет вписываться достаточно органично, так что от канона уйдём мы не так далеко.  — В первую очередь мы хотим, чтобы это задание стало для вас не только очередной тренировкой, но и попыткой изучить себя. Некоторые из вас боятся выходить за рамки своего типажа. На вечно в кордебалете вы застрянете только в том случае, если будете дальше зарывать голову в песок, — оказывается Хоровитц умеет не только неистово кричать, но и толкать мотивирующие речи. После такого воодушевляющего момента некоторые студенты стали выглядеть так, будто они без снаряжения способны покорить Эверест.  — Ну что ж! Перейдем к самому интересному. Господа, просьба не выдирать друг другу волосы и не ставить подножки на будущих репетициях, — все затаивают дыхание. В тишине слышится лишь скромное шуршание бумаги и чей-то нервный скрежет ногтей по протёртому паркету. Хоровитц начинает с самого конца списка, распределяя между студентами роли дядюшки главной героини, герцогов, графинь и прочих. Самое сладкое он оставляет напоследок, чтобы кто-нибудь с помощью его костей смог изобразить барабанную дробь.  И-и-и-и Толпа наконец-то расслабляет разом лёгкие, сразу же напрягая их для всеобщего тихого возмущения. Тэхен нисколько не удивлён. Внутри всё горит огнём, а ногти скрипуче врезаются в паркет. Кто-то радостно трясёт его за плечи и треплет за волосы. Все показушно рады, и он сам пытается подстроиться под это всеобщее ощущение радости. Из себя удаётся только выдавить благодарный кивок, потому что внутренности всё ещё на кнопке «стоп» и кровь не хочется циркулировать по венам. Тэхен пропускает мимо ушей даже объявление своей партнёрши. А на периферии начинает маячить ещё какое-то неприятное ощущение: сочувствующий взгляд Чонгука, в котором трепещутся знакомые искорки и неодобрение. Потому что Чонгук единственный, кто знает, что на самом деле это значит для Тэхена.