Мне грустно

Прошла всего неделя с тех пор, как Юнхо устроился на своё первое рабочее место. Белые похожие друг на друга столы, офисные стулья и шумящие компьютеры — теперь это всё маячило перед глазами даже во сне. У него, как у стажёра, было много простых обязанностей, но главная из них всё же — учиться работе. Коллектив, благо, был очень доброжелателен, так что Чону было не на что жаловаться. Кроме усталости от резкой смены повседневности с одной, на другую. Пять дней работы с девяти утра до пяти вечера, в течение которых присутствовал только получасовой обеденный перерыв и всё это в неудобном костюме официального типа — вымотали новичка. Мало того, что приходилось общаться с людьми в непривычном формальном стиле из-за того, что он самый младший работник, так еще и дома, для контраста, его ожидал шумный лучший друг. Но тот, в последнее время, создавал шум только ночными клацаньем по клавиатуре — Минги усердно писал дипломную работу. Не так давно с подобной обязанностью мучался и сам Юнхо, а сейчас уже имел престижное место работы, хоть и пока в роли стажёра. Но Минги был младше и позже пошёл в университет, да и всё еще жил с мамой, в отличие от самостоятельного, теперь работающего, друга. Пять дней работы и шесть дней с Соном в одной квартире. Юнхо сам предложил Минги переехать к нему на время написания важной университетской работы — он видел, как друг переживал из-за своей волнующейся матери. Та наблюдала красные глаза сына, от беспрерывного взгляда в экран ноутбука, его потрепанный вид и кружилась вокруг, мешая писать работу. Минги это выматывало похуже, чем интеллектуальный процесс написания тонны текста. Квартира Юнхо была небольшой, кровать всего одна, хоть и немаленькая. И что такого, что два друга детства спят на одной постели? Было бы ничего, если бы у Юнхо не было одной небольшой проблемки: он довольно давно мучился от чувств к своему младшему близкому другу. Стоит ли говорить, что первая неделя его стражёрства прошла под лозунгом бессонных ночей? В отместку такого тяжёлого состояния из-за Минги, Чон обязал его готовить ужин после каждого рабочего дня. И, честно признать, Юнхо таял от такой идиллии в его квартире: готовый ужин; парень, который тебе нравится свернулся в клубочек в одеяле где-то сбоку и тихо сопит; а по вечерам - встречает тебя с работы… Может, где-то глубоко внутри Юнхо и ожидал большего. Но понимал: друг устал и почти дописал тяжёлую работу, от которой отрывается только, чтобы принять душ или приготовить ужин, по пути закинув себе в рот тарелку риса. Зайдя в тёмный коридор своей квартиры, Юнхо огляделся, замечая лишь свет блеклого ночника из комнаты. Не став оповещать о своем приходе, он просто вслушивался в то, как методично и быстро прожимались клавиши под чужими пальцами из дальнего уголка квартиры — в их временно общей спальне. Чёрные лакированные туфли медленно покинули ноги, и Юнхо прошел в комнату. Он понимал, что друг не услышал его прихода, и тихо постучал по дверному проему, чтобы ненароком не напугать сосредоточенного Минги. Но тот всё равно немного дёргается и разворачивается к источнику шума. Его глаза, из забавно напуганных, медленно стали серьёзными, даже тяжёлыми. Нет, этот взгляд Чон наблюдал последние пять дней и таким он становился у Минги только тогда, когда он встречал уставшего друга с работы. И Юнхо не мог понять, почему Сон смотрел на него так прежде, чем что-либо сказать. — Уже вернулся? Не услышал, — комментирует Минги и неотрывно наблюдает за парнем, прошедшем в комнату. Юнхо медленно вошёл и немного выдохнул, улыбаясь фигуре на компьютерном кресле со всей нежностью, что у него была. Всё же, несмотря на бессонные ночи, Чон был безумно рад видеть его каждый день в таком домашнем, умиротворенном виде. — Я так и понял. Ты так усердно избивал свою клавиатуру. Смеясь, Юнхо, ощущая себя неуютно под чужим взглядом, спрятал лицо в шкафу. Открыл его, доставая вешалку и тут же вернул ее обратно, хмуря брови. — Поставишь мой костюм в стирку потом, хорошо? Я хочу поужинать первым делом, а постирать надо заранее, потом гладить ещё… — говорит Юнхо и начинает снимать серый пиджак со своих плеч, немного задевая рукой длинный чёрный галстук. Чон соврёт, если скажет, что привык ходить в серых брюках-стрелках и душной рубашке восемь часов в день. Он с радостью снимает всё это формальное одеяние каждый вечер и переодевается в домашнюю футболку с Энгри Бёрдс и глупые широкие шорты. — Нет. Перестав раздеваться и замерев, Чон уставился на Минги. Тот сложил на груди руки и недовольно надул губы, глядя на друга сквозь линзы очков. Хоть всем своим видом Чон задал вопрос парню, но Сон продолжал молчать, сверля его внимательными глазами. — Ну ладно, я сам постираю, — пожал плечами Юнхо, не понимая категоричности Сона в данном вопросе. — Я не об этом. Юнхо еще немного хлопает глазами. Он совершенно не понимал, что случилось с весёлым и разговорчивым Минги сегодняшним вечером, поэтому старался высмотреть в друге хотя бы один ответ на вопрос. Но Сон непреклонно, почти не моргая, глядел на него и не продолжал свою мысль, будто ожидая, что Юнхо догадается самостоятельно. — Если надо было сходить в магазин — сказал бы заранее, — недовольно цокнул Чон, предполагая, что понял, в чем проблема и возвращает пиджак на законное место — свои плечи. Но скрип кресла заставил его повернуться снова и поднять взгляд на вставшего соседа, который сложил брови в печальном изгибе и кратко устало выдохнул. Юнхо с беспокойством его осмотрел, пытаясь понять, что томится в его тёмной уставшей голове. — Мне сегодня было грустно, — говорит Минги жалобно своим басом и не отрывая взгляда от лица несчастного Юнхо. Реакция не заставила себя ждать. Юнхо тут же широко раскрыл глаза в удивлении и спрятал губы за зубами. Минги было грустно. То, что они с Соном были обычными друзьями — не было полной правдой в мыслях Юнхо. Но они, разумеется и не состояли в отношениях. Однажды Минги, в тяжелый период своей жизни, борющийся с нахлынувшей апатией в начале учебного года, написал Юнхо со скромной просьбой: развеять его грусть. Но откуда Чон знал, что они не просто выпьют и поиграют в игры? У Минги были совершенно другие способы справляться с тоской, а Юнхо не противился быть этим способом. Стал бы он противиться скромным поцелуям и прелюдиям, хоть и без завершения? Сон просто одаривал его лаской, никогда не заходя дальше каких-то рамок. И Чон был счастлив даже от такой близости. Проглотив слюну и отведя взгляд от выжидающих глаз Минги, Юнхо немного выдохнул. В голове всплыли воспоминания о легких касаниях груди, невесомых поцелуев на шее, которые Минги дарил ему просто от того, что ему грустно. — Хорошо, — как-то хрипло отвечает на это Юнхо и медленно, на дрожащих переживающих ногах, сел на кровать. Руки его сложились по бокам от бедер, и он слегка сжал плед, поджимая и губы. Всегда трясло, как в первый раз. — Почему тебе было грустно? Что-то случилось? — Знаешь, один мой друг не пожелал мне «доброго утра» тупым стикером, который обычно всегда присылал в одно и тоже время. Минги отвечает быстро, но тоже медленно садится на кровать, прикасаясь бедром о чужое и проминая под собой край постели. Хоть атмосфера в комнате сильно изменилась, Чон все равно резко повернулся на Сона, выражая свое негодование в лице по поводу такой причины для печали. — У меня просто была запара с утра. Совещание в девять пятнадцать, а я еще и немного опоздал, почему ты так тупо реагиру… Быстрому возмущенному предложению Юнхо было не суждено закончиться, потому что рот накрыла широкая ладонь. Чон еще больше поразился и хмурился, пока его настойчиво, хоть и аккуратно, заставляли лечь на кровать. От рта еще не отлипла рука Минги, а на грудь давили длинные пальцы. Но, несмотря на хмурое лицо, Чон не сопротивлялся и лёг медленно, затаив дыхание. Его тело просто покалывало от переживаний и от таких потемневших глаз друга. — Мне прямо очень нравится твой костюм, — слегка тянет уголки пухлых губ Минги в улыбке, пока шепчет. Голос его был тёплым, расслабляющим, а вот Юнхо только сейчас понял причину его отрицательного ответа на стирку офисных вещей. Сон просто не хотел, чтобы тот его снимал, а не отказывал в бытовой помощи. Чон не знал, почему Минги всё еще не убрал руку от его лица, потому что парень явно больше ничего говорить не собирался. У него пропало всякое желание двигать ртом в целом, когда Минги игриво, наблюдая за своими движениями, провел от колена до самого начала бедра. Рука его скатилась на внутреннюю сторону и была очень близко с местом, где скапливалось всё напряжение. Юнхо вжался в кровать бёдрами и резко вдохнул носом. И дело было даже не в высокой чувствительности: Минги в целом никогда не трогал его в таких местах. Всегда ограничивался чем-то гораздо выше бедёр, хотя бы животом. Но никак не где-то так близко с причиной утренних переживаний Чона эту рабочую неделю. Тыльная сторона ладони, которая уже взмокла от горячего лица Юнхо, наконец-то освободила рот и юноша несдержанно громко вдохнул воздух в лёгкие сквозь приоткрытые зубы. — Эти стрелки на брюках реально крутые, — комментирует безобидно Минги свои действия, пока скользит двумя пальцами по немного смятой линии на ткани. Движения самого Сона были тоже не совсем уверенными, он будто чего-то боялся: касался невесомо, как и всегда, но рука его дрожала. Минги поднял взгляд с бёдер друга на его лицо, снял свои мешающие очки, но глазами будто что-то спрашивал. Юнхо не знал, в чем конкретно был вопрос, но все равно дёргано кивнул. И этим вызвал громкий смешок напротив. — Что смешного? — растерянно спросил Юнхо, тяжело дыша. — Я же ещё ничего не сделал, почему ты так трясёшься? — убирает руку Минги от брюк и прижимает её к своим губам, пытаясь скрыть смущенную улыбку. — А ты почему трясёшься? Сон перестал улыбаться. Он резко взялся за закрученный галстук вокруг шеи Юнхо и поднял парня на свой уровень. Судя по выражению лица, Чон понял, что, видимо, немного разозлил Минги. Но страшно почему-то не было. Сон мягко коснулся уголка его губ, а свободной рукой полностью накрыл ширинку, скрытую серой тканью. Юнхо дёрнулся, но почти обмяк, не в состоянии двигаться более. — Хорошо, я понял, — шепчет жалобно Чон, дрожа даже дыханием от того, как резко смяли его брюки. — Но почему, когда тебе грустно, ты делаешь это? Отстраняясь от лица Юнхо, Минги сначала оглядывал его. Он не отодвинулся достаточно далеко, чтобы рассматривать друга почти мутными глазами. Но не слишком долго, потому что Юнхо уже через мгновение ощутил, как его ухо опаляет горячее дыхание. — Потому что, глядя на твои красные уши, мне становится весело, — даже не видя лица, Чон слышал его улыбку. — Или нет — от души приятно. Пухлые губы Минги скользнули по шее, пока ладонь всё еще грела уже и без того тёплое место. А Юнхо хотел сгореть со стыда только от его слов. Может, это хотя бы означало взаимность его чувств? Обычно Минги разбирался со своей грустью с помощью друга молча, но в этот раз Юнхо сам задал интересующий его вопрос, видя настойчивость в чужих действиях. И получил ответ, которого не совсем ожидал. Но мысли вылетели из головы, как пробка из-под шампанского, когда рука, лежащая неподвижно на брюках, начала свой путь скользящих и умеренных движений. Достаточно настойчиво, Сона точно больше не трясло — это Юнхо ощущал прекрасно. Но вот сам Чон таким похвастаться не мог, лишь громко и сбивчиво дышал, пока чужие губы чуть схватили его кадык. — Костюм не такой уж и грязный для стирки, — комментирует тихо Минги, вновь включая эту беспечность в своем голосе, будто не лапал друга губами и руками, заставляя его плавиться от ощущений. — Нет, не продолжай, я знаю, что ты хочешь сказать, — отвечает Юнхо, даже для себя неожиданно сипло, пытаясь остановить друга от глупых разговоров в такой момент. — А что я хочу? Сказать, что сделаю его грязным? — хлопает глазами Минги и ускоряет настойчивую руку, заставляя Юнхо шире расставить бедра и выдохнуть, приглушая голос. — Минги-и… — тянет обреченно Чон, закрывая глаза, чтобы не наблюдать в поле зрения эти невинно хлопающие глаза. Тело нагревалось так, будто Юнхо лежал на пляже в тридцатиградусную жару где-то на побережье Тайланда, но никак не сидя на своей кровати в сеульской квартире. И, будто читая мысли, Минги одной рукой аккуратно расслабляет его галстук, снимая его и укладывая куда-то за спину. Юнхо только это слышал, потому что всё ещё не мог открыть глаза, боясь встретиться с чужим взглядом. В таком возбуждении ему думалось, что всё так и должно быть: он обязан быть вжатым в кровать от ощущений, пальцами собирать в ладонь тонкий плед, а рука Минги — доставлять ему удовольствие. Но чего-то не хватало. Чон резко открывает глаза, когда рука отстраняется и Минги немного отодвигается. От такого резкого холода из-за пропажи ощущений, Юнхо хмурится, но громко дышит, немного дрожа коленями. — Ги? — спрашивает он тихо, не понимая, почему тот отстранился. — Мне неудобно. Ляг мне на колени, — неожиданно неловко отвечает Минги и Чон замечает, что у того красные щеки, а кадык пропал от проглоченной слюны. Юнхо просто мотает головой, вздымаясь грудью и, наконец, снимая с себя пиджак. Он не дает задать Минги вопрос и торопится сесть тому на бедра. Сначала где-то посередине, а потом достаточно плотно к телу, от чего выдохнул уже Сон. Чужое возбуждение Юнхо ощутил отлично, от чего сжал губы под натиском зубов. — Тебе уже менее грустно? — спрашивает тихо Чон, видя, как Минги спрятал взгляд в его груди и поднял руки, медленно расстегнув пару верхних пуговиц рубашки. Но, даже закончив, Минги ничего не сказал, а вместо ответа сжал талию Юнхо, вдавив ватное тело в свои бедра. Пара тянущихся движений под горячим телом в брюках-стрелках и Минги двигается уже размеренно. И Юнхо отвечает тем же, не в силах себя контролировать от катающегося по всему телу возбуждения. Чон шипит, постанывает, ощущая тяжесть от напряжённости мышц в бедрах, но продолжает, потому что слышит, как сбивчиво дышит Минги, пропуская лёгкий гул голоса сквозь приоткрытые губы. Всё, что они делали - это самозабвенно тёрлись друг о друга, пока Минги не начал ловить губами стоны Чона, хватаясь страстно, но не очень уверенно. В таком положении, с частым одновременным движением, целоваться было сложно, но Юнхо точно бы не стал себе отказывать касаться давно желанных губ. Выходило рвано и нелепо, потому что им постоянно приходилось отрываться от друг друга из-за жадной прыткости Чона. Вот чего ему не хватало: самого Минги, а не только его касаний. В душе он ощущал всеобщее удовлетворение, хотя тело тоже было близко к разрядке. Руки Минги уже слезли на тазовые кости Юнхо. И, если губы его не были ловкими, то вот движения и сжимающиеся пальцы на чужом теле — очень даже. Но он немного расслабился, когда Юнхо вжался в него, крепко обнимая за шею, но продолжая двигаться. Прямо в ухо Минги он громко выдохнул вместе с чем-то, больше похожим на скулёж, а не стон. Сон промычал в свои сомкнутые губы и закрыл глаза, под которыми плыли мушки. В комнате не было слышно ничего, кроме усталого дыхания и Юнхо сам медленно приходил в себя, ощущая руки на своих бедрах и губы на плече там, где задралась рубашка. Через какое-то время, он все же слез и просто упал поперёк кровати, убирая волосы с глаз и глядя в потолок. Минги медленно развернулся в его сторону и грудь его тяжело вздымалась, да и выглядел он, в целом, потрепанно. Чон расслабленно улыбнулся. — Теперь точно грязный, — метнулся взгляд Сона на брюки Юнхо. — Снимай, я постираю. — Я хочу есть, — отвечает на это Юнхо, игнорируя слова друга. — Еда на плите, мне погреть?