××××
Сегодняшний сладкий сон пошлого характера с очередной девушкой роты был прерван громким шумом сирены. И криком дневального: —Учебная тревога! Одеваемся и выходим на улицу! От таких учебных тревог обычно сердце в пятки уходит. Как-то, помню, когда эта сирена заработала впервые, одного нашего солдата чуть не увезли на скорой. Перепугался тот знатно. Признаться честно, я и сам постоянно пугаюсь таких звуков спросонья. Пришлось вскочить с койко-места и быстро бежать на улицу. Там пройдет пересчет солдат, все ли вышли из «горящего» помещения, а после одобрения старшего прапорщика, можно отправляться обратно в казарму. Повезло нам, что такие тревоги не проводили зимой. Потому что, видимо, самим командирам не охота стоять на морозе и производить пересчет почти тысячи солдат. —Слышь, Бях, погнали слиняем потихоньку? Никто даже не заметит. Мне настолько лень тут час торчать, — горячее дыхание Ромки опалило ухо, от чего по телу табуном побежали мурашки. Я ощутил, что кожа на щеках непроизвольно краснеет. От чего? Непонятно. —А если спалят? —таким же шепотом возразил я. — Не спалят. Нас тут тыща. Отсутствие двоих даже не заметят! Спустя несколько минут уговоров и пристального взгляда от моего товарища, я сдался. Такого напора я не выдержал, поэтому пришлось согласиться. —Ладно, погнали, только тихо и осторожно, на! Рома поднял правую руку и сложил большой и указательный палец вместе в жесте «ОК», а указательный палец второй руки приложил к губам и расплылся в улыбке. Я прыснул в кулак со смеху. Быстро, но тихо и аккуратно мы добрались до комнаты досуга, в которой наконец-то сделали ремонт. Точнее, делали его мы.××××
Примерно полмесяца назад: —Так-с, бойцы! — к «с» в конце некоторых слов майора давно уже привыкли. Это было обыденностью.—Намечается очень интересное мероприятие! Обычно такая фраза не несла ничего хорошего. —Вы… Ну то есть мы идём делать ремонт! —Где? В вашем кабинете? —Родионов! Нет, не в кабинете… А в комнате досуга. «М… Кайф… как будто нам больше делать нехуй» не особо весело, даже вяло, шепнул Серёга мне на ухо, от чего я не удержался и разразился диким хохотом. —Я не понял… Будаев! Чё смешного? —П..Прост-тите, —задыхаясь от смеха, но стараясь построить нормальное предложение, ответил я.— Товарищ м-майор… Лебедев лишь беззлобно хмыкнул, развернулся на пятках и вышел из нашего спального места. Но сразу же вернулся. —Меня Будаев совсем с толку сбил! —рявкнул Лебедев.— Я пришел вам же про ремонт говорить. Завтра часов… в девять утра собираемся в помещении досуга, будем делать ремонт с утреца пораньше. Чем раньше начнем, тем раньше закончим! Обжалованию не подлежит. Ясно? И вновь типичная фраза «Так точно!» закончила такой странный диалог. —Вот бля! А ведь завтра мы практически отдыхать могли…—где-то за спиной Ромки бубнил Мишка. Как и приказал майор, с утра пораньше мы собрались в этом помещении. Зайдя туда, у меня сперло дыхание от количества пыли и грязи. Я начал бесконтрольно чихать и кашлять. —Аллергия? — обеспокоенно поинтересовался Рома. —Да…—мою фразу перевал очередной чих.—Аллергия. Тут пыли очень много. —Так а ты сможешь тут работать вообще? —Я те таблетку давай принесу от аллергии, —вмешался в разговор Серёга. —Я брал с собой. Надеюсь, срок годности там ещё не истёк...—тихо сказал Швабрин, быстро покидая пыльное и до ужаса грязное помещение. Я был бы не против прямо сейчас уйти вместе с ним. Помещение выглядело убитым, словно сюда не заглядывали лет, наверное, пятьдесят. Старый белый, местами пожелтевший потолок, в углах которого белая краска давно отвалилась и валялась на полу по всей комнате. Пыль и грязь толщиной в несколько сантиметров лежала везде. Штукатурка от стен почти вся отпала и теперь ютилась на полу с белой краской от потолка. Кажется, подуешь на эту стену и она развалится на мелкие кусочки, а за ним и все здание, и от него останется лишь груда ненужных старых красных кирпичей. Если заглянуть сюда ночью, то будет казаться, что ты находишься в тупом фильме ужасов где-то на заброшке. Сейчас тебе на плечо кто-то положит свои длинные и холодные руки с худыми безжизненными пальцами, а потом затянет тебя в вечный мрак. И тут мне на плечо кто-то положил свою ладонь. Я непроизвольно дернулся и не очень громко вскрикнул от неожиданности. Обернулся. Там стоял Сережа и протягивал блистер с таблетками в левой руке, а в правой пол литровую бутылку обычной воды. Точно. Таблетки от аллергии. Как я мог забыть про них за буквально пару минут? Пробубнив под нос тихое «Спасибо, на…» я запил лекарство водой. В помещении появился Лебедев, видимо, чтобы дать нам указания. —Так-с, направляйтесь к Романову. Он там, во втором блоке. Выдаст вам инструменты и назначит дальнейший фронт работы, —Лебедев на русском говорил очень странно, с несильным акцентом. А ещё делал очень частые ошибки в простых предложениях. Что довольно сильно нас всех смешило. Иногда доходило до абсурда, поэтому смех скрывать было ужасно сложно.—Если будут какие-то вопросы, то я в своем кабинете. Увидев уверенный кивок от Мишки, Лебедев как-то снисходительно улыбнулся и ретировался из помещения. —Че он такую лыбу вечно давит… — тихо возмущался Ромка.—Ладно, погнали к этому… Романову, ёпт, который во втором корпусе. В помещении на почти тридцать квадратов должны были работать семь солдат, в том числе я, Ромка, Серёга и Мишка. Не знаю, чем мы так провинились, но деваться некуда. Сказали — надо делать. Долго искать Романова не пришлось. Он стоял у входа во второй блок казарм и уже ждал нас, видимо, его предупредили, что нас надо «просветить в ремонт». Он махал нам рукой, чтобы мы, похоже, точно ни с кем его не спутали. Романов — старший прапорщик, который редко, но иногда оставался командовать нашей ротой в том году. Например, когда Гришнев заболел гриппом. Лежал тот с температурой под сорок, лихорадило его знатно. Прапорщик махнул рукой, показывая жест «за мной» и направился в помещение, которое переделали под мастерскую. Именно ту, которая у нас являлась курилкой. После произошедшего на Новый Год, на который мне признался в любви Сережа, а потом ещё я рыдал в грудь Пятифану, параллельно жалуясь на свои проблемы, я старался как можно меньше появляться в этой курилке. Это место стало для меня слишком тяжёлым. Морально тяжёлым. Даже сильная любовь к сигаретам не могла заставить пойти в то помещение. Курил я теперь за баней, хотя боялся, что могу заметить. Говорил мне тоже самое и Ромка, мол, «Спалят, Бяш». Но я просто не мог заставить вернуться в эту мастерскую. Это место добавилось в копилку к Черному Гаражу. Только радовало то, что я не начинал заикаться, когда слышал «Погнали в курилку» в отличии от Гаража. Услышав словосочетание «Черный Гараж» у меня сводило все мышцы, а язык начинал заплетаться. Слезы непроизвольно появлялись в уголках глаз и голос начинал дрожать. Я словно забывал, как говорить, слова больше не связывались в логические цепочки. Но сегодня у меня не было выбора. Надо идти, взять инструменты. Выдали нам шпатели, дрель-шуруповерт, перфоратор, циркулярную пилу и ещё много чего. Работы сделать надо много. Для начала убрать весь мусор, потом отодрать оставшуюся шпаклёвку со стен, краску от потолка. Но это ещё цветочки. Самое сложное было — это выровнять пол. Признаться честно, ремонт я делал впервые. Опыта нет совсем. Поэтому я ужасом представлял себе, как мы будем «реставрировать» это помещение. Как я понял, строителей от бога в нашей компании не было, к сожалению. Спустя почти семь часов работы без передышки была готова только половина. Пол был ровный и уже покрашен, а стены заштукатурены. Оставался потолок и доделать последнюю четвертую стену. —Блять, мы это за сегодня в жизни не доделаем! — выругался Рома, швырнув шпатель в другой конец комнаты. К десяти вечера комната была все же полностью готова. Мы все грязные, потные, злые и уставшие поплелись к Лебедеву, чтобы проинформировать его об окончании работы. «Заходите!» Будто пьяные мы с Пятифаном ввалились в кабинет к майору. —Мы… готовы. —Вы хотите сказать, что полностью отремонтировали это помещение? —в глазах Лебедева сверкало недоверие. Мы синхронно кивнули. —Я же вам срок в три дня дал… Попросил передать Романова об этом. Вы вообще в курсе были? Мы молчали, но судя по нашим выражениям лиц, Лебедев все прекрасно понял. —Забыл, значит… Пиздюлей получит от меня. А вы молодцы, справиться за тринадцать часов и сделать в таком… Не маленьком помещении полный ремонт это ещё постараться нужно! Идите… спать, вы явно устали сильно. —А в душ сначала можно? Мы его время пропустили из-за этого ремонта. —Можно. Идите. Только быстро! А потом спать сразу. Завтра день сложный будет. Я с Пятифаном направились в душевое помещение только вдвоем, потому что остальные отказались, сославшись на сильную усталость. Баня представляла из себя душевую с перегородками на двадцать человек, только вот дверей не было. Глухой стук. —Че там, на? Ромыч, ты там живой? —Да блять, я мыло уронил. Харе ржать, падла! —А то что, на, —сквозь слезы смеха спросил я. —Отпизжу.—это должно было звучать зловеще, однако случилось ровно наоборот, новый приступ смеха нахлынул на меня. Тихо, на цыпочках, я с Пятифаном дошли до своих место-коек и провалились в очень крепкий сон.××××
А теперь мы сидим в этом помещении с Ромкой и заливаемся хохотом от моих анекдотов. После нашего ремонта туда занесли несколько диванов, постелили ковролин и поставили на небольшой круглый столик пузатый телевизор неизвестной мне фирмы. Наконец-то в свободное от службы время можно проводить не в спальном помещении, а нормально. В комнате досуга. Хохоча от очередной истории из жизни, мы услышали характерный стук сапог о деревянный пол в коридоре. За год службы мы давно выучили по шагам кто именно идёт, поэтому сразу поняли: это Лебедев. Похоже, слишком поздно мы заметили эти шаги, потому что дубовая дверь отворилась и в комнату зашёл майор. —Так-с… Я не понял. Пятифанов, Будаев, почему вы не на улице? В голову не лезла ни одна отговорка, а те, что все-таки появлялись в подсознании, казались до безумия глупыми. —А… Э… Мы, это… —Пятифанов, хватит оправдываться, вам уже ничего не поможет. По два наряда вне очереди! Каждому. И быстро возвращайтесь на улицу к остальным!××××
Сегодня намечалась ужасно скучная и довольно сложная суббота. ПХД— Парко-хозяйственный день. Это значит, что целый день мы будем драить казармы и начищать оружие с ботинками. Проходит у нас он каждую субботу. Ненавижу! Даже если ваша казарма блестит и сверкает, всем все равно. Ты должен определенное время мыть полы и протирать пыль. Серёга принес нам швабры и два больших ведра с водой. —Швабрин несёт швабры…—после этой Ромкиной фразы все сидящие рядом залились диким хохотом. Однако, Серёга эту фразу не расслышал из-за того, что стоял слишком далеко. —Че ржем? Поделитесь с товарищем. —Д-да не, просто… Неважно...— так просто отмахнулся Пятифан. —Слышь, да я… Злющего Серёжу прервала открывающаяся дверь, а за ней Игорь Лебедев. —Хули не работаем?! Харе ржать, берём тряпки в руки и моем полы! Так и начался наш самый скучный день. Но не тут-то было. Пока я возился с тряпкой для пола, почувствовал что-то странное. Кто-то вылил на меня двадцатилитровое ведро ледяной, но, похоже (Слава Богу) чистой воды. Со стороны я себя не видел, но предполагал, что выражение лица у меня неописуемое. За спиной послышался сдавленный смешок. Даже не оборачиваясь, я уже понял, кто это был. Пятифан. Его голос я узнаю из тысячи. —Ромыч… —Да? —Лучше беги, на. И под протянутое нервное «О-о-ой, бля-я…» я рванул за своим товарищем. Выбежали из казармы и помчались уже по воинской части. Как вдруг, как назло, Лебедеву взбрело в голову пройтись, подышать воздухом. И он заметил сначала бегущего Ромку, а потом меня, мокрого, злого и матерящегося на Пятифана. Ловким движением руки остановив Рому и меня, схватил нас за шкирки. — Так-с… Это что тут происходит?! Я же полчаса назад к вам заходил и проверял, все ли впорядке. Будаев, почему ты такой мокрый? Душ у нас в воскресенье. И дам тебе совет: в одежде мыться не очень удобно, уж поверь, —тупая шутка со стороны майора ещё сильнее вывела меня из себя. Но надо держать язык за зубами, а иначе ещё бо́льших проблем избежать точно не получится. —Он меня водой облил, на! —я указал пальцем на Пятифана, который стоял рядом и до сих пор улыбался. Так невинно, будто божий одуванчик. От столь «злого» поступка я даже не захотел называть имя Ромы, поэтому обошёлся местоимением «он». Детская обида затаилась где-то в сердце. Я почувствовал себя маленьким обиженным мальчишкой, у которого отобрали игрушку ребята постарше, а сейчас я стою и жалуюсь маме на плохое поведение мальчишек со двора. —Не по пацански поступаешь, Бяш… — А нечего водой на меня лить было, на! —Ну что вы как дети малые…—в наш бессмысленный спор вмешался Лебедев. В этот момент он напомнил мне лейтенанта Тихонова. Даже интонация та же.