The Turnaround

      Эцио уже несколько лет возглавляет Итальянское Братство ассасинов и ему нравится думать, что за это время он внёс значительный вклад в его развитие. Макиавелли, безусловно, был неплохим руководителем, но его более жёсткий и негибкий подход не способствовал тем изменениям, которые требовались Братству после падения Борджиа. Не говоря уже о том, что харизмы, как тогда, так и сейчас, ему… порой не хватало. Несмотря на свою несомненную гениальность, Никколо не был прирождённым лидером.       И всё же Эцио безгранично гордился тем, что достигло Братство, его семья. Создание убежища на острове Тибр стало для всех настоящим подвигом, не говоря уже о затраченных на это ресурсах…       Он мотает головой, отгоняя подобные мысли, и смотрит на человека, который следует за ним в его дом, в самое сердце ассасинов Рима. Изначально он бы не рискнул вести Дезмонда прямо к своему порогу, но тот, очевидно, уже знал, где находится убежище. А сам Эцио не может избавиться от ощущения, что должен доверять Дезмонду, хотя и не имеет на то весомых причин.       Молодой мужчина…       «Вероятно, ему около двадцати, может, двадцати пяти лет», — предполагает он.       …останавливается, осматриваясь в убежище с непонятным волнением, которое нельзя было не заметить. То, как взгляд Дезмонда скользил по комнатам, через которые они проходят, преисполненный эмоциями и восхищением, невольно заставляло Эцио выпрямиться и гордо расправить плечи.       — Я помню, как это место выглядело до того, как попало к тебе в руки… — тихо говорит Дезмонд, внимательно разглядывая каждую мелочь, мимо которой они проходят. Картины, собранные Эцио, отремонтированные гостевые покои, кухни и зоны для тренировок. Дезмонд смотрит на всё это с искренним восхищением.       Эцио направляется к одной из комнат, предназначенных для общих встреч, более уютной, нежели та, которую Макиавелли предпочитал использовать для разработки стратегий, с мягкими креслами и прекрасным камином. Эцио особенно любит эту комнату.       — Тебе придётся рассказать мне о том, что случилось. Откуда ты знаешь об этом месте. Обо всём, — заявляет он, останавливаясь перед нужной дверью. Из соображений безопасности эта комната наиболее удалена от остальных помещений. Хотя Эцио не сомневается, что, несмотря на это, кто-то всё же заметил, как он привёл сюда незнакомца.       — Да, конечно. Я постараюсь объяснить как смогу, — отзывается Дезмонд, когда Эцио медленно открывает дверь. — Но это будет довольно… Э-э, скажем так, запутанно, — улыбка молодого мужчины слегка меркнет, и он вздыхает, рассеяно взъерошивая волосы пятернёй.       Приподняв бровь, Эцио пропускает Дезмонда внутрь и закрывает за ними деревянную дверь:       — Будет довольно запутанно… Ясно, — медленно повторяет он, пробуя на вкус чужое для себя выражение.       — Эй, не смейся надо мной… — ворчит себе под нос Дезмонд, опуская голову.       Какая… занятная манера выражаться. Поначалу Эцио предположил, что Дезмонд использует итальянский с акцентом, похожим на флорентийский, как у него самого, но чем больше он говорил, тем больше что-то в его словах казалось Эцио странным.       Но сейчас не время размышлять об этом.       Эцио подходит к одному из мягких кресел возле камина, стоящему в противоположной части комнаты. Обстановка вокруг них выполнена со вкусом, но без лишних изысков. Мебель изготовлена из качественных материалов, а каменная кладка стен и пола — прочна. Над большим, не разожжённым камином, висит картина с видом, который, по мнению Эцио, должен изображать районы Кампании, хотя он не уверен. На самом деле эту картину написал один из новичков Братства. Она настолько понравилась Эцио, что он решил повесить её на всеобщее обозрение, к большому смущению бедняги-художника. Рядом с камином располагаются несколько кресел и уютный диванчик, а посреди комнаты — низкий столик, на котором валяются несколько книг, оставленных после одной из ночных дискуссий, которые Эцио забыл потом отнести обратно в их маленькую библиотеку.       Он зажигает несколько масляных ламп, в то время как Дезмонд немного смущённо переминается с ноги на ногу. Пара небольших окон, задрапированных темно-красной тканью, пропускает ровно столько света, чтобы Эцио мог свободно передвигаться, прежде чем он наконец не решает, что света в комнате уже достаточно.       Эцио садится в глубокое бордовое кресло, повернутое спиной к дальней стене, и жестом предлагает Дезмонду занять место напротив.       — Думаю, ты задолжал мне кое-какие объяснения.       Тот издает тихий смешок и неторопливо приближается к Эцио.       — Да, извини, что это заняло так много времени, — в золотых глазах мелькает странная тень, привлекая внимание, но Дезмонд продолжает раньше, чем Эцио успевает задать вопрос: — Не знаю даже, с чего начать… Когда я говорил, что это будет сложно, я действительно это и имел в виду.       Он со стоном опускается в кресло, практически падая в него.       — Чёрт, это намного удобнее, чем я ожидал, — он смотрит на Эцио. — Пожалуй, я здесь надолго.       Ассасин откидывается назад, скрещивая руки и хмурясь. Или, по крайней мере, пытаясь изобразить недовольство. Дезмонд, кажется, действительно смутившись, быстро капитулирует:       — Хорошо, прости. Позволь мне… просто начать, — мужчина избегает смотреть в глаза Эцио.       Немного помолчав, он глубоко вздыхает и несколько неуверенно спрашивает:       — Ты когда-нибудь задумывался о… путешествиях во времени? В будущее или в прошлое?       Эцио приподнимает брови. Какое это может иметь значение к богиням или их посланиям?       Дезмонд хмурится и медленно качает головой.       — Хорошо, может быть, я не с того начал. Но уверяю тебя, это важно.       Эцио жестом предлагает ему продолжить.       Дезмонд, кажется, понимает намёк. Он подаётся вперед и опираясь руками на колени, словно бы враз становясь меньше:       — Эти… богини. Боги, если угодно. Минерва. Юнона, ту, которую ты видел в Хранилище, их всех… можно считать другой расой людей, думаю? Их продолжительность жизни была во многом больше, нежели наша. И… они могли видеть будущее. Благодаря какой-то странной математической ерунде, которую я не очень понимаю, — Эцио морщит лоб — «Ерунде?..» Дезмонд задумчиво бормочет себе под нос: — Возможно, Леонардо бы…? Ах, кого я обманываю, вряд ли кто-то сможет это понять. Эта раса — Ису, так они сами себя называли, на самом деле те ещё редкостные ублюдки, — он делает паузу на последней фразе и рассеяно смотрит перед собой, шепча: — Без обид, Минерва.       — …Ты беседуешь с другой богиней сейчас? — с ноткой изумления в голосе спрашивает Эцио, переводя взгляд между Дезмондом и пустым пространством вокруг.       Тот выпрямляется в кресле.       — А? О, нет, просто… Мысль вслух.       После непродолжительной паузы (Эцио слегка озадачен таким странным началом разговора), ассасин говорит:       — Расскажи мне подробнее о «путешествиях во времени» и тех богинях, с которыми мы встречались, — казалось, Дезмонд собирается возразить, но Эцио жестом руки останавливает его. — Да, они не являются богами, это я уже понял. Ису, правильно? Ты утверждаешь, что они могли видеть будущее?       Дезмонд энергично кивает:       — В общих чертах, да. Прости, я кажется немного увлёкся.       Эцио это заметил. Однако не собирался комментировать это.       — И как же всё это взаимосвязано? Как ты мог услышать послание, если кроме меня в Храме никого не было? — подталкивает он.       Дезмонд потирает затылок и откидывается на спинку кресла:       — Да, это… Ну ладно, тебе придётся просто поверить мне на слово, но я… из будущего, — он делает паузу, давая Эцио время переварить услышанное.       Эцио медленно наклоняет голову набок и приподнимает бровь, спокойно замечая:       — Да, я догадался, когда ты впервые об этом упомянул.       Глаза Дезмонда слегка расширяются.       — О, эм… Ладно, это оказалось… довольно просто.       Эцио приподнимает подбородок и откидывается назад, его глаза тускло мерцают в темноте:       — Сначала я предположил, что ты сам один из тех… Ису, о которых ты говорил, — от этих его слов Дезмонд морщится. — Затем, что ты чужеземец. Эту мысль я быстро отбросил — слишком много нестыковок. А потом ты обмолвился о путешествиях во времени, и, думаю, про это я мог бы «поверить тебе на слово», — это фраза кажется Эцио чуждой на языке, но она того стоит, когда он слышит тихий смех Дезмонда.       — Блин, это… потрясающе. Честно говоря, мне не стоило забывать о твоей проницательности. Прошу прощения, — молодой мужчина качает головой, широко улыбаясь. Эцио обнаруживает, что ему очень нравится эта улыбка.       — Не стоит беспокоиться, — ассасин кашляет, чтобы прочистить горло, и опускает взгляд, на мгновение ощутив неловкость. — А теперь, если не возражаешь… Объясни, наконец, как все эти вещи взаимосвязаны.       Дезмонд ёрзает, устраиваясь поудобнее.       — Конечно. Итак, я из будущего, верно? — он смотрит на Эцио, словно ожидая реакции. — Где-то через пятьсот лет, плюс-минус.       При этих словах брови ассасина удивлённо приподнимаются.       — Это долгий срок… — негромко отмечает он.       — Ага, — соглашается Дезмонд, протягивая первую «а». — И в будущем мы создали устройство… механизм, который даёт возможность проникать в воспоминания других людей. Людей из прошлого, — он останавливается, ища в глазах Эцио понимания. Эцио хмурится, обдумывая услышанное.       Несмотря на то, что ему сложно понять, как такое вообще возможно, основная мысль ему ясна:       — И ты наблюдал за моими… моей жизнью, — заключает он с осознанием.       Улыбка Дезмонда яркая, но его взгляд глубок и полон эмоций:       — Именно. Так я и узнал о послании. Я был рядом на каждом этапе твоего пути, — слова ощутимо повисают в воздухе, и улыбка Дезмонда слегка блекнет, но он заставляет себя улыбнуться снова, пронзительно смотря на Эцио. — Когда Минерва вдруг появилась и заговорила со мной… Это жутко меня напугало, — Дезмонд со вздохом откидывает голову назад, расслабляется и опускает руки на подлокотники. — Я совершенно не ожидал подобного. И был… Был ошеломлён не меньше тебя.       — Она упомянула что-то о солнце, о предстоящей… трагедии, — голос Эцио вдруг становится невероятно хриплым. Он старается отгонять от себя мысли о словах Дезмонда, о том, что тот был рядом с ним с самого начала, безмолвно наблюдая, словно призрак.       Дезмонд отводит взгляд, хмурясь:       — Да… В общем-то, всё именно так, как она и сказала, — Эцио на это морщится, но не просит объяснить. — Через пятьсот лет, в моё время, солнце должно было уничтожить Землю. Это уже случилось однажды. Ису не смогли остановить катастрофу, и большинство из них погибло. Но они все же отыскали потенциальное решение. Просто к тому времени… было уже слишком поздно.       Дезмонд опускается в кресло ещё глубже, неосознанно сжимаясь, что заставляет его казаться еще меньше. На его лице проскальзывает мимолетная гримаса боли, а голос опускается до едва уловимого шёпота:       — Минерва и двое других — Юнона и Юпитер, о нём ты, наверное, не слышал, желали удостовериться, что созданное ими устройство будет использовано для спасения мира. Но для этого им пришлось пойти… весьма сложным и запутанным путём, поскольку, как я предполагаю, они не могли сделать это сами, — Дезмонд устало проводит рукой по лицу и слегка наклоняет голову. Его глаза всё ещё закрыты. — Продолжительность жизни Ису намного превышала человеческую, к тому же они могли помещать свои сознания, свои… души, если угодно, в предметы. Но их физические тела не могли существовать вечно.       Эцио внимает каждому слову в напряжённом молчании, и Дезмонд делает паузу, глубоко вздыхая:       — Используя расчеты… свою способность предвидеть будущее, они манипулировали событиями и вещами так, чтобы всё сложилось нужным им образом. Чтобы я появился на свет. Чтобы обнаружил и активировал их устройство. Чтобы через тебя я увидел послание, оставленное ими для меня. И чтобы я спас мир.       Он вновь обращает взор к Эцио, наконец открывая глаза, и в груди у мужчины вспыхивает острое желание как-то утешить его. Ассасин откашливается, прежде чем хрипло спросить:       — Тебе удалось…?       Дезмонд смотрит на него тёмными, словно бездонная пропасть глазами, и он внезапно пугается его ответа.       — Да, — отвечает тот просто. И Эцио несколько удивляется, узнав об успехе, в то время как голос мужчины звучит так печально: — Да, конечно. Но за всё приходится платить.       Взгляд Эцио невольно останавливается на золотой руке Дезмонда, в его сознании что-то щёлкает, и он неожиданно наклоняется вперёд, протягивая руку. Аккуратно касается его живой руки, той, что ближе к нему, неуверенно обхватывая его пальцы — Эцио чувствует, как они дрожат под его собственными.       Дезмонд поднимает золотую руку и проводит ею по лбу, отводя взгляд:       — Устройство находилось в месте, известном как Великий Храм. Мы… я и несколько других ассасинов, — Эцио вздрагивает, поражённый тем, что не понял раньше — человек перед ним был ассасином. Тот определенно двигался и держался как один из них. — Когда мы вошли внутрь, там нас уже поджидали. Двое Ису — Минерва и Юнона. Последняя… оказалась нашим врагом. Когда она внезапно появилась, Минерва поняла, что её обманули. Нас всех обманули. Юнону некогда запечатали там по очень веским причинам. Несмотря на то, что она помогала создать это устройство, она на самом деле стремилась, и по-прежнему стремится поработить человечество, — Дезмонд с горечью усмехается. — По правде говоря, это… дерьмовая история. Если вкратце, то людей создали Ису и… их мнения о том, что с нами делать, разделились. В результате… Юнона изменила устройство так, чтобы его активация освободила её из Храма. Минерва пыталась убедить меня не использовать его, говоря, что лучше позволить умереть большинству, чем освободить Юнону.       Дезмонд запинается, убирает руку от лица и смотрит на руку Эцио, сжимающую его вторую. Его лицо озаряется тёплой, еле заметной улыбкой:       — Конечно я отказался. Но использование этого устройства… Оно убило бы меня, — пальцы Эцио болезненно сжимаются при этих словах. — Однако это спасло бы семь миллиардов человек. Семь миллиардов. Это просто… огромное количество жизней. Я не мог поступить иначе.       Дезмонд вздыхает, опираясь головой на спинку кресла.       — Но я не умер. Минерва не позволила этому случиться. Можно сказать, она… пожертвовала собой за меня, — глаза Десмонда приобретают мрачный блеск. — Она была немного засранкой, но сейчас я, наверное, не имею права её осуждать, верно? — он усмехается. — Прежде чем… Она передала мне свою энергию. И, возможно, энергию некоторых артефактов из Храма? Возможно, самого устройства? — Дезмонд смотрит на свою золотую руку. — Я не знаю. Но не думаю, что после этого я всё ещё остаюсь человеком, — он обращает взгляд к Эцио. — Затем она отправила меня к тебе. И вот я здесь. Та-дам, — он натянуто улыбается, но улыбка не достигает его глаз.       Эцио молчит, пытаясь уложить в голове услышанное (или отложить, чтобы тщательно обдумать всё позже, возможно, через несколько дней). Он откидывается назад, всё ещё держа руку Дезмонда, и задумчиво смотрит в окно, сквозь которое проникал слабый ночной свет. Было действительно поздно. На улице начинало темнеть, когда он только отправлялся в путь с Яблоком…       — Что ж, — он задумчиво кивает, облизнув пересохшие губы. — Это было весьма… познавательно, но, думаю, нам пора отдохнуть.       «Или, как минимум, выпить чего-нибудь», — добавляет он мысленно.       Глаза Дезмонда, мерцающие при свете ламп, слегка щурятся.       — Я определенно не откажусь. Если для меня найдётся место, конечно.       — Думаю, мы что-нибудь придумаем, — говорит Эцио, убирая руку от тёплых пальцев мужчины и с трудом поднимаясь из глубокого кресла, разминая затёкшие мышцы.       — А Макиавелли не будет против, чтобы какой-то чужак ночевал в вашем убежище? — с иронией уточняет Дезмонд.       — Он не посмеет возражать, если я прикажу.       — Ну разумеется.