Открой мои глаза / Open my eyes

— Ну, давай… — ответила Кая, вытирая влажные щеки тыльной стороной ладони. — Она отличается от твоей, но я тоже задавался вопросом: почему я? — Кристофер посмотрел на нее, вздохнул и продолжил. — Как ты уже знаешь, что родился я давненько, в пятидесятые годы. Время было смутное, и даже не знаю по какой именно причине, но оказались мы с сестрой в приюте. Брошенные, как вещи и никому не нужные во всем мире. Ей было всего год, а мне шесть. Крестница перебила мужчину. — Почему ты никогда не рассказывал о ней? Не помню, чтобы ты ее упомянул хоть раз. — Дослушай, тогда поймешь. — огрызнулся он грозным басом, строго глядя в зеленые глаза. — Прости. Продолжай. — неловко поежилась рыжеволосая ведьма, выкидывая недокуренную сигарету. — Так вот… На чем я? А! Мне было шесть, а ей год. Мы росли там и все было средней степени паршивости. Бывало недоедали, нас травили и били частенько, но мы были всегда на позитиве. У нее, в отличие от меня, были голубые глаза, такие чистые и невинные. «Люси», что значит «светлая». — он печально улыбнулся, предаваясь воспоминаниям и вытащил бумажник, доставая оттуда старую и потертую фотографию. Сигарета выпала из его губ и он, выругавшись, притоптал её ногой. Сердце забилось чаще и заболело, скованное грустью. На плечах у молодого парня сидела девчонка лет десяти. Ее короткие каштановые волосы даже не закрывали худую шею. На хрупких плечиках красовались лямки от летнего платьица. Искренняя улыбка, что называется «до ушей» и добрый взгляд в камеру. Тонкими пальцами, Люси закрывала глаза своему брату. Кристоферу же здесь около пятнадцати. Совсем не похож на себя. Улыбчивый мальчишка с острыми скулами и в старенькой рубашке. Они счастливые и беззаботные. Фотография износилась со временем и выгорела под лучами теплого английского солнца, от чего из черно-белой превратилась в пыльно-серую. Легкие царапины, несмотря на бережное отношение Криса, покрывали всю глянцевую поверхность, стирая лица. Мужчина потер переносицу, сдерживая слезы, тяжело проглатывая засевший в горле ком. Ему эта история давалась с огромным трудом. Несмотря на пролетевшие годы и седину, что уже тронула его волосы, его сердце все так же оставалось в тех, юношеских годах, которые были самыми счастливыми и самыми ужасными в его, покрытой болью, жизни. — Мне здесь четырнадцать, а ей девять. Она была настоящим ангелом и невинной душой. — он заботливо погладил фотографию кончиками пальцев. — «Была»? — обеспокоено спросила Кая. — Да. — он вытащил новую сигарету и прикурил, поднимая взгляд высоко в ночное небо. — Это моя вина. Я оставил её. Мне было семнадцать и я уехал… — глубокий вдох, выдох и облако серого дыма растворилось в полуночной мгле, — надолго. На соревнования от приюта, довольно далеко. Она осталась там и все шло, как обычно, но когда я вернулся, то узнал, что она хвасталась тем, какой я молодец и спортсмен. Ей сказали, что она не такая смелая, как я и предложили, на спор, пойти за территорию приюта, на железную дорогу, и лечь между рельсами. — он выдохнул партию дыма и по щекам покатились слезы. — А она решила доказать. Как бы я хотел ее остановить, но меня не было рядом. Если бы я тогда не уехал… Но она легла туда. По словам ребят, что наблюдали, они даже не поняли, что произошло и когда именно все пошло не так. Её платье зацепилось за состав и… её маленькое и хрупкое тело… — взрослый мужчина заревел в голос от собственных слов. Благо, ему не довелось наблюдать это, иначе он точно сошел бы с ума. — Поезд протащил её за собой. Они испугались и убежали. Просто убежали! Трусы! Когда я приехал и узнал обо всем, то тела уже не было. Тела моей маленькой Люси не было, понимаешь?! — Кристофер испуганным взглядом посмотрел на Каю. — Видимо утащили волки. Недалеко от нашего детского дома был лесок. — Это ужасно! Я не знаю, что сказать. Это чудовищно и бесчеловечно. Несправедливо и больно. — Я тогда же сбежал из приюта. Сбежал из города, где все это было. Правда, после того, как избил каждого из той компании, что подговорили её. Они убили моего маленького ангела. Мой свет. Я не мог им этого простить. Не мог простить и себе… — он вытянул правую руку, показывая две маленькие буквы, уже позеленевшие от времени, на кисти правой руки. — «Л» и «К». Я набил это на следующий день, после того, как узнал о её гибели. Использовал обычные чернила и старое шило. Повезло, что сам не умер от такой татуировки. А потом я начал много работать. Старался убежать от кошмаров, что преследовали по ночам. Отвлечься. Грубер мягко коснулась его плеча, ошарашено и в то же время грустно, глядя в его карие глаза, опустевшие от боли. — Ты очень сильный. Я бы не выдержала. — она прильнула к нему, стараясь покрепче обнять. — Именно поэтому я одинок. Не завожу отношения. Тем более, детей. Я не хочу переживать подобное снова. Ты единственная, кто остался у меня на этом свете. Я не выдержу, если потеряю и тебя, мелкая. — Почему ты не говорил об этом раньше? — Такие истории редко приходятся «к слову». Да и зачем тебе было это знать? Но я пережил все дерьмо. Теперь у меня есть деньги, работа, и пусть не родная, — он прижал Каю поближе к себе, — но дочь. И ты все переживешь, моя маленькая. Тяжело, больно, но это жизнь. Она редко бывает справедливой или поистине счастливой. Мы сами создаем свое счастье. Солнечный свет есть и ночью, и в непогоду. Так и счастье есть везде, разница лишь в том, что когда мы в печали, то не видим красоты всего этого сложного мира. — Прости меня. — За что? — он чуть улыбнулся вытирая слезы, что успели пропитать жесткую бороду. — За то, что нагрубила. — Я не сержусь. — мужская рука мягко провела по огненным волосам, что при свете из окон падающем на темную улицу, казались еще ярче. Он нежно поцеловал её в макушку и встал, выкидывая бычок от сигареты в кусты. — Пойдем в дом, становится прохладно. Они заперли дверь и уселись на диване в зале, уставившись на камин, куда Кая уже вновь поставила фотографию родителей. — Стекло треснутое, может выкинуть рамку? — Другой нет, а фото должно остаться. — Понимаю, сам берегу единственную фотографию. А… — Брайан немного смутился. — Откуда у тебя всё-таки татуировка, если не секрет? Разве не нужно согласие родителей? — Ну, начнем с того, что родителей у меня нет. — А я? — А ты не считаешься. Тебя дома не бывает. Почему тебя вообще это интересует? — всполошилась ведьма. — Действительно! — Ты думаешь, что я не видела, как ты смотрел мне на руку? Почему тебя так волнует мое тату?! — Да потому что я уже такое видел! — Что?! Где?! — Какие-то мужчины пытались убить моего соседа, уже достаточно давно. У них на этом же месте были такие же татуировки. Это какая-то банда? Секта? Я переживаю. — он по отцовски положил руку ей на плечо, слегка сжимая его. — Нет, просто тоже увидела у мужчины на улице и очень понравилась. Перерисовала и мастер подредактировал. Я не знала, что это плохой знак. Прости. — Кая не на шутку испугалась, что Кристофер знает о черной метке, но быстро успокоилась, понимая, что он не знаком с миром магии и её темными тайнами. А если бы был знаком, то спросил бы прямо. — Лучше скрывай её. Примут за бандитку какую-то. Юная девка, а так тело испортила! — Иди ты, зануда. — Я зануда? Да я… — окинув взглядом помещение, он зацепился глазами за небольшую коробочку на шкафу и быстро достал её. — Я зато в карты лучше тебя играю! — Да ну? Проверим? — Раздавай! — он протянул ей запылившуюся колоду. — Во что играем? — Не важно. — В дурака? — Давай. Кстати, меня в него играть твой отец научил. Чего только не придумают русские… поразительно простая и затягивающая игра. Ловкими движениями Кая раздавала карты. Каждому по шесть штук и одна под колоду — козырь. — Пики! Так, тут король. Значит на младшего. — Семерка пик. — вытянул из своих рук карту и показал ее девушке. — Ходи. Минуты летели со скоростью света. Кристофер взял на себя роль наставника, обучая Каю тонкостям игры. Их связь укреплялась благодаря стратегическому игровому процессу и напряженной конкуренции, которая была следствием такой ожесточенной схватки. Но, как говорят, каждый учитель — негласный враг своего ученика. Обучая крестницу, он старался её обманывать и мухлевать, дабы показать, что даже близкие могут пойти на нечестный ход ради победы. Она не отставала и пресекала каждую попытку нарушения правил, от чего Кристофер немного раздражался. Если не считать разговора «до», то ночь была чудесной. Погода за окном стояла пасмурная, луна пряталась за темные тучи. Мелкие капли летнего дождя падали и разбивались об асфальт на узких улочках Суррея. Прохладный ветер завывал, напевая неизвестную песенку, а в такт ему стучали капли по металлической крыше. Влажная листва, гонимая потоками воздуха, прилипала к окнам небогатого дома. Одинокие фонари светили на улице, отражаясь в мокром полотне дороги. Звезды, что выглядывали из-под облаков, мерцали, словно потухающие светлячки. Тишина и спокойствие окутали маленький городок на юго-востоке Англии. Уюта добавлял треск дров в камине. По ночам достаточно прохладно, но подобного отопления хватает для поддержания комфортной для жизни температуры. Яркие языки пламени танцевали на бревнышках, отражаясь на лицах сидящих напротив. Озорные зеленые глаза улыбчиво смотрели на соперника, пока тот внимательно изучал свои карты, решая, как поступить. Умиротворение. Впервые за долгое время. — Я победила! Уже третий раз! Без жульничества даже играть не умеешь! — Кто ж виноват, что ты внимательнее Ганса? С ним все эти трюки проходили год за годом. — Зато мама тебя обыгрывала! — Да, Натали иной раз приводила меня в восторг различными стратегиями в такой простой игре. Но мухлевать тоже любила. — Ладно, пора спать, пожалуй. — Ты права. Кристофер встал с дивана и принялся собирать карты в колоду, пока Кая ушла в душ. Грубер стояла на полу в ванной, холодной керамической плитке, которая покрылась конденсатом. Одежда небрежно свалилась на пол и Кая включила воду, чтобы та набралась. Взгляд был пуст, абсолютно растерян и без эмоционален. Губы поджались в страхе заплакать, а руки охватил тремор. Тело погрузилось в горячую воду, освобождаясь от ненужных мыслей терзавших юный девичий мозг. «Почему он никогда не рассказывал о ней? Жуткая история. Ему должно быть ужасно больно… Прошло столько лет, но ничего не меняется. Неужели он держал все это в себе? Ему не с кем, наверное, поделиться переживаниями. Интересно, а родители об этом знали? Родители… Как мне их теперь называть? Натали и Ганс? Нет, они меня воспитали, а значит и есть мои родители. Не важно, что родили меня другие люди. Но все же интересно: кто? Кто мои настоящие родители? Почему они меня бросили? Я была какой-то не такой? Вроде не больная. Не уродка. Странно.» — мысли смешались с горячим паром, витая в воздухе и почти осязаемые. День однозначно был тяжелым. Слишком много навалилось на этих двоих за один раз. Узнать, что твои родители на самом деле не твои? То, что большинство боятся. Кристофер, впервые за много лет, поделился своей историей, пусть и сквозь боль. Наконец, он смог поплакать, дать волю чувствам, что сидели глубоко и пожирали его душу. Очищение и исповедь двух, почерневших от боли, душ, которые подверглись жестоким нападкам судьбы еще будучи совсем юными.