Потерянный родственник

Рыцарь проснулся в тишине. Тишина. Что… что это было? Мир казался огромным, пустым, звенящим молчанием, от которого кружилась голова. Рыцарь не знал тишины в… ...когда-то. Чернота кружилась и закручивалась, как пустота, как извивающееся море места где оно родилось, как глубины земли. Черное на черном, тьма на еще более глубокой тьме, спускающаяся по спирали в бесконечную пропасть. Это был не сон. Это было пробуждение. Это была тишина, не воющие крики, не бессмысленные метания, не ослепляющий, калечащий свет пойманной богини, лишь тишина. Мир был пуст. Оно было пусто. Пространство внутри него казалось мягким и бесформенным, как пепел, обугленный в небытие, а оболочка была лишь контейнером для огромных и гулких отходов. И это было больно. Боль пронизывала каждый слой – разум, тело, тень – словно раскаленное добела копье пронзило его центр. Инстинкт подталкивал двигаться, уползать, избегать боли, но лишь малейшее подергивание конечностей предавало его. Оно не должно было чувствовать боль, не должно было чувствовать, не должно было ощущать ничего, кроме приказов, и приказы должны были продолжаться. Какие бы пытки ни исходили из пустоты. Как бы тело не скручивалось, не деформировалось под давлением злого света. Что бы оно не чувствовало за пределами своей тюрьмы, какое бы подобие мысли ни приходило ему в голову, оно должно было выдержать. Выстоять. Но, возможно, из-за этой тишины, этого изменения во вселенной, изменения его состояния, которое оно считало неизменным, оно знало, что что-то произошло. Что-то… было не так. Не было приказов говоривших что делать в этом случае. Этот момент не мог быть случайностью, ведь когда оно проснулось одно, в темноте, и обнаружило, что больше не обладает тем, что было рождено содержать. У этой тишины, у этой пустоты не было прецедентов. Что-то.. пошло не так. Тень в сломанной оболочке, прижималась к мембране заклинаний, которые удерживали ее на месте. Мятежная. Своенравная. Оно оттолкнуло её назад движением и контролем, отработанными на протяжении долгих столетий мучений. Оно не могло умереть. И пока ему был предоставлен выбор, оно бы не умерло. Таков был приказ. Но... если что-то изменилось, если что-то пошло не так, если его цель изменилась… ...оно может открыть глаза. Темно не было. Как только внешние веки отодвинулись в сторону, в него ворвался голубоватый свет, слабый, но настойчивый. Не жуткое оранжевое пламя инфекции, не холодное, вечное освещение Города, а колеблющееся сияние светящихся фонарей, отражающееся от холодного серого камня. Перепутье.

***

Мир казался другим. Хорнет посмотрела вверх, одной рукой сжимая рукоять иглы. На Зелёной Тропе, как всегда, кипела жизнь. Мягкий ветерок колыхал тяжелые листья, в их тени сверкали светомухи. Роща вокруг нее была пуста, но влажный воздух доносил жужжанье насекомых, шепот мелких существ в зарослях и приглушенную трель мшистика на верхушках деревьев. Но что-то было иначе. Что-то изменилось. Хорнет выпустила иглу и разгладила плащ, дрожащими руками. Ее маска казалась влажной и прохладной. Она просто не могла быть единственным существом, которое чувствовало это — эту дрожь в земле, как будто сами кости мира зашевелились и переставились. Сам воздух, казалось, имел другой вкус— мгновенная, безусловно сотрясающая вспышка, подобна молнии. Это могло быть что угодно. Халлоунест был нестабильным и разлагающимся. Этот момент мог быть не чем иным, как продолжающимися предсмертными агониями огромного зверя, очередным падением камня рухнувшего королевства. Но ее инстинкты говорили иначе. А она жила одна достаточно долго, чтобы доверять своим инстинктам. Прежде чем осознать свое решение, она двинулась вперед, направляясь по заросшим тропинкам к Забытому перепутью, трава хлестала ее по плащу и оставляла влажные следы от росы. Странная уверенность шевельнулась в ее нутре, уверенность, которая росла с момента последнего визита в Глубинное гнездо. Печать сломана? Храм чёрного яйца пуст? Какой бы вопрос ей ни хотелось задать, в Забытом перепутье она найдет ответ. Ее сердце тук-тук-тукало в груди, пока она карабкалась по лабиринту, перепрыгивая ямы с кислотой и уворачиваясь от вьющихся ветвей, усеянных шипами, такими же красными, как и ее плащ. Она не знала, что будет делать, когда доберется до храма — только то, что ей нужно быть там. Пышный подлесок сменился увядшей травой и, наконец, голым синеватым камнем, дорожки Забытого перепутья были изрыты и неровны. Со всех ног она стремительно мчалась, но, несмотря на это, прошел почти час с тех пор, как она отправилась в путь, и, когда Хорнет достигла оврага, ей пришлось присесть на краю, еле дыша, её колени дрожали, голова шла кругом. Ей придется пойти к храму по нижнему маршруту — с тех пор, как инфекция перекрыла северный проход, путешествие через Забытое Перепутье стало раздражающе медленным. Иногда она задавалась вопросом, сколько времени пройдет, прежде чем она окажется запертой, ее мир окончательно сожмётся, а королевство наконец-то будет захвачено этим ненавистным, раздувающимся светом. Иногда по ночам ей снились кошмары: она лежала свернувшись калачиком в траве Зелёной Тропы, окруженная густой оранжевой жижей инфекции, наблюдая, как она подползает все ближе и ближе, пока не проскальзывает ей под кожу. Она покачала головой, ее рога всколыхнулись, она встала, спрыгнув на первый уступ спуска.