Угольный лазурит, кровавое золото

Документ был завершён лёгким росчерком изящной подписи и мягко спланировал на стол перед Иваном. Мужчина с готовностью подхватил листок и выжидающе взглянул на работодателя, ожидая поручения. — Отнесёшь в лабораторию Второму прямо сейчас. Я бы и сам мог, но ты лучше других понимаешь, как у меня много дел. Главное… — Ни с кем не контактировать и не разговаривать, особенно с сегментами. Оставить это, — он махнул конвертом. — и сразу возвращаться. — Как обычно. — уголки тонких губ чуть дернулись в подобии улыбки. — Ступай. — Да, господин. Иван Снежевич, а для своего начальника просто Ваня, уже много лет занимал должность главного секретаря Панталоне, девятого из одиннадцати предвестников Фатуи. Он отнюдь не гордился этой работой — пройдя с Регратором большую часть его карьеры, Иван честно мог признаться, что заслужил ее собственным трудом, преданностью делу и своему начальнику. Пожалуй, Панталоне с ним связывало одно из самых продолжительных знакомств предвестника, если вообще не самое долгое — Иван знал его еще до переезда в Снежную. В родном Ли Юэ пока-ещё-не-предвестник был успешным предпринимателем. Иван уже не помнил, почему юноша решил нанять именно его, человека из семьи обычного корзинщика из Снежной, который незадолго до этого переехал в Ли Юэ со всей своей семьей. Иван пережил с Панталоне многое — от моментов триумфа до краха корпорации. И все равно, несмотря на такие продолжительные отношения, Иван не мог назвать их даже приятельскими — во-первых, не под стать одному из предвестников так привязываться к своему подчиненному, а во-вторых… Мужчина до сих пор не знал, что же случилось с юным Панталоне до того, как сам Иван пришёл к нему секретарем. В какой момент своей жизни предвестник намертво пришил на место тёплой человеческой улыбки снисходительную маску, невербально излучающую презрение, порой пробирающее аж до костей? Как сумел в столь юном возрасте так высоко продвинуться по карьерной лестнице? Что произошло, что он бросил все и переехал в Снежную? Что было его глобальной целью как предвестника? Все эти вопросы мучили Ивана не один год после внезапного возвращения на родину. Однако одним из догматов, на котором и был основан их договор, гласил, что некоторые решения босса не подлежат сомнениям или обсуждению. Выросшему в Ли Юэ Панталоне в этом вопросе была присуща непоколебимая принципиальность — бы не потерпел несоблюдения контракта, а потому Ивану пришлось оставить попытки прочесть своего молодого начальника и молча — и все так же безукоризненно, как раньше — выполнять все его поручения, вплоть до самых рискованных. К таким как раз относилось то, что ему поручили сейчас: отправиться вниз, в лабораторию Доктора, и передать чек на полтора миллиона моры, которые тот запросил ещё три дня назад. Иван уже несколько раз занимался этим, так что встреча со Вторым не представлялась ему чем-то экстраординарным. Всего пара простых правил: ни с кем не разговаривать, кроме Доктора, ничего не говорить, кроме вызубренной фразы «господин Регратор велел принести Вам чек» и не обращать внимания ни на какие странности в лаборатории. Соблюдая эти правила, Иван уже много раз оставался невредимым после встречи со вторым по силе и бесспорно первым по уровню безумия предвестником. Однако этот день был исключением. Потому что ровно за два часа до того, как Иван подошёл к двери лаборатории, где-то внутри, глубоко под землей Иль Дотторе создал новый Сегмент. И именно этот Сегмент, самый молодой из клонов Доктора с максимально оригинальным именем Ипсилон-срез спустя два часа во время очередной неудачной попытки создать «мгновенную» кислоту, которая бы моментально разъедала все, что с ней контактировало, услышал стук во внешнюю дверь. На полу уже красовались несколько кислотно-голубых луж, возникших в результате лопнувших пробирок. Машинально пригладив короткие растрепавшиеся вихры, Ипсилон с очаровательной улыбкой отпер дверь, пропуская гостя. Иван хмуро прошёл в помещение, пока все внимание среза было занято конвертом в руке вошедшего. На гостя тут же посыпался ворох вопросов от не слишком опытного, но невероятно любопытного Сегмента: — Ой, а что тебе нужно? А что это за конверт? Это ты мне принёс? А как тебя зовут? А давно в Фатуи берут таких наглых, которые вламываются в чужие лаборатории? А кому ты служишь? Иван перервал поток словоизлияния, подняв руку с документом, и показал подпись срезу. — Регратор велел принести чек на исследования. Передайте, пожалуйста, господину Дотторе. Всего пару часов назад появившемуся на свет Ипсилону ни подпись, ни титул, разумеется, не говорили ни о чем. Однако он сообразил, что конверт важный, и нужно сообщить о нем Оригиналу как только представится возможность. Он гаденько ухмыльнулся — в его светлую голову пришла, как ему показалось, гениальная мысль, — и двумя пальцами подцепил конверт, выхватывая его из руки Ивана. — Разумеется. — Благодарю. Прощайте. Когда секретарь уже собрался выходить из лаборатории и повернулся спиной к Срезу, это стало для него роковой ошибкой. Последним, что он почувствовал, был кончик иглы, вонзившийся ему в шею. *** Стук в дверь. Настоящий Дотторе, среди своих срезов именуемый Оригиналом, вальяжно восседал в кресле и уже который час корпел над чертежами Сандроне. Та взялась проектировку какого-то нового робота-куклы и была очень занята, поэтому и обратилась за помощью ко Второму, как к коллеге не только по званию предвестника, но и по ремеслу. Проект назывался «Катерина». Дотторе помнил, как несколько лет назад по этому проекту на заводах Марионетки произвели семь одинаковых кукол-Катерин по заказу Гильдии искателей приключений. Теперь, в свете нынешней политической ситуации, «Катерине» требовались некоторые улучшения, которые могли бы быть полезны Царице и ее плану. Доктор не понимал, почему среди идей Сандроне до сих пор не возникло гениальной мысли вставить «Катерине» глаза-лазеры или сделать огненные катапульты в манжетах платья. Стук повторился. «Нет, я просто обязан ей это предложить» — перечеркнув что-то в разрисованном листке, он снова услышал стук и раздраженно гаркнул: — Я занят! Однако дверь все равно приотворилась, и показалась сперва только бирюзовая макушка Ипсилон-среза, а потом и он весь. Молодое лицо, когда-то принадлежавшее студенту Академии по имени Зандик, так и лучилось довольством. Дотторе уже собрался было выставить обнаглевшего Сегмента вон, но тот без лишних слов протянул Оригиналу иссиня-чёрный конверт. Увидев подпись, Доктор тут же забыл про клона, его губы растянулись в сытой ухмылке — наконец-то, Девятый нашёл время рассмотреть его запрос. Он острым ногтем взрезал краешек и достал чёрный кусочек плотной бумаги, на котором убористым почерком была выведена сумма. На этом моменте ухмылка Дотторе пропала, он скривился. Всего полтора миллиона?! Да с таким жмотом-банкиром скоро все Фатуи в мешках из-под картошки начнут ходить, пока он сам будет инвестировать казну Снежной куда-то во внешнюю экономику. И вот как, спрашивается, ему свободно проводить опыты, когда ему выделили денег максимум на пару операций на крысах? Молодой Сегмент молча мялся около двери. Конечно, он был здесь уже не нужен и вполне мог возвращаться к опытам над кислотой, однако он терпеливо ждал, пока Оригинал дочитает и милостиво обратит на него внимание. Ипсилону было чем похвалиться. Наконец предвестник вынырнул из своих размышлений. В их результате он пришёл к логичному решению, что экономить на экспериментах он не собирается. А когда деньги закончатся — он пошлёт Регратору ещё один запрос на финансирование. И ещё, и ещё, пока до Девятого не дойдёт, что выписав Доктору нормальные, по мнению того, деньги, он освободит себе больше времени для работы. Возвращаясь к чертежам, он краем глаза уловил копошение у двери. — Что-то ещё? Сегмент едва подавил дрожь от прошедшегося по нему тяжелого рубинового взгляда. Но затем будто сбросил оцепенение — в конце концов, чего ему бояться, перед ним всего лишь во много раз повзрослевший он сам, — и прокашлялся, разрезая воздух звонким голосом. — Да, создатель. Опыты с кислотой почти закончены. Я провёл опыты на множестве субстратов, и она разъедала их быстро и безукоризненно, кроме кристальной руды из глубин Разлома, которую в принципе практически невозможно разрушить. Однако эта новость, — он издал короткий нервный смешок, — просто должна Вас впечатлить. Оригинал скептично изогнул тонкую бровь, однако шевельнул пальцами, выпуская чертёж — верный знак его внимания. Срез приободрился. — Прошу, Вы должны увидеть это сами, — Ипсилон галантно распахнул дверь, предлагая своему создателю проследовать за ним. Доктор нехотя поднялся и направился к выходу, параллельно слушая трескотню над ухом. — Эта кислота может оказаться невероятно полезной для тех Ваших коллег, кому важно не оставлять следов после неудавшихся сделок или… — он понизил голос. — наказания несговорчивых должников. Прошу. Мужчины зашли в помещение, в которой Ипсилон-срез ранее проводил опыты. Ещё до того, как Сегмент метнулся к микроскопу, дабы представить Доктору результаты своей работы, тот уцепился вниманием за темную кучу одежды в глубине комнаты. Его нечеловеческое обоняние услужливо донесло до мозга запах сравнительно свежей крови — им несло от стола в том же углу, на котором лежало что-то, накрытое чёрной пленкой. И где только этот малолетний идиот умудрился раздобыть человека для опытов? Неужели нарушил запрет и вышел из лаборатории? — Ох, Вы только взгляните! — тем временем как ни в чем не бывало соловьем пропел срез и поставил прямо перед предвестником небольшой препаровальный столик из кристальной руды. На испачкачканной небезызвестной алой жидкостью поверхности кое-где виднелись кислотно-голубые капли, а с краю лежали три отрубленных пальца. Карминовые глаза цепко наблюдали за действиями среза: вот он берет чашку из кристальной руды — любую другую посуду кислота бы уже давно разъела, вот отмеренным движением капает на один из пальцев ровно три капли. Послышалось еле слышное шипение, и через пару секунд на столике не осталось ничего, кроме кровавых разводов. Отрубленный мизинец исчез без следа. Ипсилон с затаенной гордостью бросил взгляд на задумчивое лицо Оригинала, ожидая вердикта. — Что ж… — смакуя слова словно в задумчивости, проговорил Доктор. — Две с половиной секунды на мизинец — это слишком долго. Усовершенствовать, чтобы растворялся мгновенно. Тогда, может, я и предложу эту разработку на следующем собрании. Срез с готовностью закивал, довольный каким-никаким, но одобрением его трудов. Он без задней мысли направился к лежащему на столе трупу, снял с него пленку и приготовился отделить ещё часть руки для испытания кислоты, как прямо за его спиной раздался обманчиво ласковый голос, в котором тем не менее клокотала плохо скрытая опасность: — Позволь мне поинтересоваться, где же ты так быстро достал для своих опытов человеческое тело? Сегментам запрещается выходить из лаборатории без моего ведома. — к горлу Ипсилона приставили скальпель и слегка надавили. Капля крови выступила на порезе, но тут же сорвалась под воротник медицинского халата. — Тебе напомнить, что бывает с нарушителями? Срез замер, боясь шевельнуться. Не может же Дотторе действительно уничтожить его всего через несколько часов после создания?.. Позвоночник холодком прошило осознанием: может. Он может. — Создатель… — просипел он и нервно сглотнул, из-за чего по шее потекла ещё одна тёплая струйка. Дотторе хмыкнул, давая понять, что слушает, но скальпель не убрал. — Э… Это совсем не то, о чем Вы подумали! — О, неужели? — хищно наклонил голову предвестник. — Д-да, честно! Этот человек сам пришёл сюда! Я уверен, какая-то никчемная сошка, даже не здешний, не из Столицы! Я сразу удивился, как таких вообще берут в Фатуи, и почему это он спокойно заходит в наш… Вашу лабораторию. Скальпель чуть отодвинулся, и Дотторе грубым движением развернул среза лицом к себе. Забудь про нож у шеи, подумал Ипсилон, об этот взгляд уже можно порезаться. Или обратиться кучкой пепла. — Зачем он приходил? — глухо осведомился Доктор, уже имея при себе догадку. Однако она ему настолько не нравилась, что чуть ли не впервые за десятки лет ему хотелось, чтобы он ошибался. Но ошибки не было. — Это он… Принёс тот конверт. — пролепетал вконец сбитый с толку срез. Он же не выходил из лаборатории, не нарушал правил — почему Оригинал ещё не оставил его в покое? Взгляд того тем временем метнулся к куче одежды. Теперь, находясь вблизи, можно было рассмотреть на ткани пиджака небольшую фиолетовую нашивку с хорошо знакомым гербом. Золотая монета номиналом в одну мору, вокруг которой кольцами обвивалась длинная черная змея. Что ж, о дополнительном финансировании пока придётся забыть. — Лицо. — почти прорычал Дотторе. — Покажи. Его. Лицо. Ипсилон бросился снимать пленку с верхней части тела. И, разумеется, предвестнику был знаком этот человек. Главный секретарь и один из самых преданных Девятому людей. Пиздец. — Вон. Сейчас же. Срез тут же метнулся прочь, в панике не осознав в какую дверь бежит. Внезапно эта самая дверь резко открылась, отшвырнув его на каменный пол. От удара он потерял сознание и уже не увидел каблук чёрной лакированной туфли, опустившийся прямо перед его носом. — Надо же, дорогой Доктор, какая встреча! — складывая губы в притворную улыбку, мягким баритоном протянул Панталоне, приветственно раскинув руки, переступая через распростертое на полу тело среза и подходя к коллеге. Угольно-чёрные глаза оставались нечитаемо тусклыми. — А я уже стал волноваться, получили ли Вы мое письмо. Кольца на тонких пальцах, соприкоснувшись с дужками очков, тихонько звякнули. На лице Регратора оставалась та же непроницаемая усмешка. Дотторе оскалился. Срез на полу не подавал признаков жизни. Гость прошёл на середину комнаты и остановился. — И так, Дотторе, — прошелестел он под стать бархатному плащу, накинутому на плечи. — чек у Вас? Тот слегка наклонил голову. — Да, как и всегда. Ваши люди отличаются добросовестностью. — О, рад слышать! — с лёгким кивком вымолвил банкир, а затем прищурил глаза. — Позвольте осведомиться, а куда же отправился человек, который его доставил? Доктор без лишних объяснений молча сделал шаг в сторону, открывая Девятому вид на то, что всего несколько часов назад было его секретарем. Лицо Панталоне застыло и стало еще больше напоминать безжизненную маску. Но ни на этой маске, ни в чёрных глазах предвестника не отразилось ни малейшего проблеска каких-либо эмоций. Уже через мгновение банкир снова натянул милую улыбку и совершенно не вязавшимся с ней тоном прошипел: — Ты? Дотторе отрицательно покачал головой и, переведя взгляд на отключившегося среза, невозмутимо полоснул накалившийся воздух единственным словом. — Он. Панталоне повернулся на каблуках, его внимание переметнулось на тело под ногами. Будто отреагировав на упоминание в разговоре, по телу Ипсилон-среза пробежала судорога, и он негромко простонал, выныривая из обморока. Подойдя на шаг, банкир с садистской усмешкой врезал Сегменту носком туфли чуть пониже солнечного сплетения. У того от удара сперло дыхание, и он беспомощно захрипел в попытках его восстановить. Панталоне не стал ждать, пока он оправится, резким движением сгрёб в кулак бирюзовые пряди на макушке и дернул вверх, заставляя среза уставиться прямиком в чёрные глаза, полыхающие безумием. — Ох, щеночек уже очнулся. — голос звучал ласково, даже игриво. Левой рукой Регратор сжал клона за челюсть, чтобы тот не посмел отвернуться, и острый край кольца на безымянном пальце болезненно уперся тому в щёку. — Не расскажешь, что ты сделал с этим человеком? Мутный взгляд среза метнулся в ту сторону, где, по его представлениям, должен был находиться стол, но волосы тут же натянули на кулак сильнее, возвращая все внимание себе. В ещё не прояснившейся после обморока голове мысли метались как перепуганные голуби: о каком человеке речь? кто сейчас перед ним? какой, к черту, щеночек? — Я жду, — в голосе Панталоне послышался металл, зазвенела угроза. В мозгу чуть прояснилось — до Сегмента дошло, про кого у него спрашивают. — Я… — он прокашлялся. Дыхание так и не пришло в норму. Врать не было ни желания, ни сил. — Я проводил опыты. Мне нужно… Нужно было проверить результат на человеке, а из лаборатории выходить запрещено. А он так кст… Кстати появился… Предвестник выслушал сбивчивую речь, никак на неё не реагируя. Хотя к концу ему пришлось слегка наклониться, чтобы различать слова. Когда срез закончил, банкир молча, не разгибаясь, повернул голову к наблюдавшему за этой сценой Дотторе. На бледном лице красовалась привычная очаровательная улыбка. — Как думаете, дорогой Доктор, насколько он искренен? Стоит ли мне… Хм, не знаю. Обколоть его Вашей сывороткой боли и подвесить под потолком в Тронном Зале Её Величества? Тогда рано или поздно… — Нет! — истерически вскрикнул срез, дергаясь, и тут же чуть не взвыл от слишком болезненного натяжения на голове. — Я… Я говорю правду! Я не знал, кто он и что его нельзя трогать! Я… — Оставь его, Регратор. — прошелестели из угла. Алые глаза презрительно прошлись по скрюченному телу клона. — Ему ещё нет и дня, он понятия не имеет ни кто ты, ни кем был тот, кого он прикончил. Я проинструктирую его так же, как и остальных. Изящная бровь изогнулась в насмешке, и Панталоне размеренно покачал головой. — О нет-нет-нет, дорогой Дотторе… Левая рука отпустила лицо среза. Тот с облегчением выдохнул — неужели пронесло? Но Девятый медленно продолжил, словно монеты чеканя каждое слово: — Незнание, — его аристократичная кисть исчезла в складках плаща. — не освобождает, — карминовый взгляд скрестился с угольным, — от ответственности. На последних словах Панталоне молниеносным движением достал из-под плаща серебряный стилет и перерезал горло трепыхающемуся срезу. Темная кровь брызнула из раны на камни, несколько капель попали на лакированную туфлю. Когда посмертные судороги под ногами наконец прошли, банкир брезгливо вытер обувь о бывший когда-то белоснежным халат Сегмента, и в следующее же мгновение его самого сшибли с ног. В кожу впились острые когти, когда Дотторе прижал его за шею к шершавой стене и приподнял так, что носки щегольских туфель едва касались пола: — Я же сказал оставить его! — прорычал Второй. Стилет выпал из ослабевшей кисти, и Панталоне судорожно схватился за держащую его руку, останавливая пальцы от ещё более крепкой хватки. Да, они оба знали правила — предвестникам разрешалось поступать как им заблагорассудится со своими подчиненными, но запрещено было сражаться между собой и причинять физический вред чужим слугам. Царица понимала, что терять сильных, проверенных временем людей ей ни к чему — не могла же она раздавать Глаза Порчи каждому встречному. Поэтому когда-то очень давно, когда Фатуи только начинали свою работу, она ввела закон: нижестоящий предвестник мог в любой момент бросить вызов занимающему более высокий ранг и в случае победы занять его место в иерархии организации. Каждый поединок тщательно согласовывался по времени и правилам, и за каждой схваткой Пьеро наблюдал самолично. Это было справедливое и разумное правило, которое помогало Царице поддерживать порядок и спокойствие среди своих подчиненных. Но Панталоне осознал сейчас, что так открыто идти против третьего по силе человека в стране было по меньшей мере неразумно, ведь Дотторе — это Дотторе. Место предвестника было для него всего лишь удобным способом законно проводить свои исследования. Он не цеплялся за власть всеми силами в отличие от того же Пульчинеллы, скорее просто воспринимал ее как должное. Дотторе крайне легко поддавался ярости и ему всегда было абсолютно плевать на любые последствия. Поэтому несмотря на то, что на лице банкира по-прежнему держалась презрительная усмешка, в чёрных глазах засеребрилось что-то, напоминающее страх. Банальный страх за свою жизнь. Доктор мог за секунду свернуть ему шею. Однако тот вдруг застыл, бирюзовые брови еле заметно дернулись вверх, и хватка на шее ослабла. Панталоне облегченно выдохнул, когда Дотторе продолжил уже спокойнее, не выплескивая на банкира стихийную ярость. — Ты хоть представляешь, сколько времени займёт вырастить нового? Сколько средств? Это не какие-то жалкие полтора миллиона! Смех Регратора напоминал надрывный сухой кашель. Через тонкую ткань водолазки он коснулся горла кончиками пальцев — наверняка останутся синяки. Тот, кто был этому причиной, в это время уже абсолютно невозмутимо наклонился (подставил спину! понимал, что даже так ему ничего не смогут сделать) и поднял с пола упавший стилет. Панталоне скривился от осознания собственной слабости. Казалось бы — два движения отделяли его от желаемого. Всего-то — выхватить из чужой руки клинок и всадить его в тело Доктора. Нельзя. В отличие от Второго, он не был готов расстаться с постом предвестника и, возможно, с жизнью. После всего, через что он прошёл… Нет, он не готов отказаться от всей этой роскоши, пусть она и сопряжена с определенными рисками. Регратор отнял руки от шеи, забрал стилет из протянутой ладони и, вернув его обратно в ножны где-то под плащом, мстительно прохрипел: — Зуб за зуб, уважаемый Доктор. — и, снова перешагнув через тело на полу, он направился к выходу, уже окончательно справляясь с собой и натягивая привычную снисходительную улыбку. Уже находясь в проеме двери, он не удержался. — От смерти одного, разумеется, ничего не убудет, если есть ещё с десяток таких же, однако советую Вам впредь следить за своими шавками. Кто знает, как жизнь сложится. Никогда не знаешь, что их может ждать за поворотом в одном из множества коридоров дворца… Рискованный ход, Панталоне это осознавал. Не было никакой гарантии, что ему в спину не прилетит скальпель или дротик с ядом. Но все его существо сейчас хотело сравнять с землей эту поганую лабораторию, разнести к чертям вместе со вторым предвестником, и впервые за много лет банкир не смог полностью подавить в себе это желание. Однако его отпустили. Потому что мысли Дотторе уже витали не здесь.