Тёмная лошадка

“Я представляю, как наши ноги соприкасаются друг с другом ранним утром под простынями. Я представляю, как произносим твое имя у тебя на плече. Я представляю, как проскальзываю пальцами тебе под рубашку Чтобы напомнить мне о том, как мне повезло Быть тем, кто прикасается к твоей коже” (J.C)   Микки путешествовал по клубу, по пути ставя галочки в своем контрольном списке. Мэнди, как обычно, командовала персоналом бара, Йен был в бэк-офисе, а Микки в данный момент перепроверял световое и звуковое оборудование. Хотя прошел почти месяц, ему приходилось каждый день щипать себя, все еще с трудом веря, что все это принадлежит им. Через несколько месяцев после его ссоры с Максом к нему обратились с предложением об урегулировании, что поначалу вызвало у него большое отвращение. Как и большинство этих хищных придурков, они решили, что могут подбрасывать деньги своим жертвам в надежде покончить со всем этим и в попытке избежать уголовных обвинений. Микки был непреклонен, он не хотел больше ни цента от Макса, рассматривая это как вознаграждение, по сути, деньги за молчание. Это было оскорбительно; заставило его почувствовать себя дешевым куском мяса и человеком, чье молчание можно легко купить. Однако после продолжительного разговора с адвокатом, которого порекомендовал Фил, стало ясно, что Макс, скорее всего, никогда не видел тюремной камеры изнутри, такие люди редко это делали, у них обычно не было судимостей, они пользовались властью и имели влиятельных друзей на высоких постах. Как только он успокоился и разобрался в своих чувствах, он решил, что имеет право на некоторую компенсацию, и, черт возьми, он забрал достаточно своих денег за свидание, так что это еще немного, ну, скорее, намного больше. Ему до смерти надоело иметь дело с юристами, отвечать на звонки или электронные письма и посещать собрания, но в основном он просто устал от всего этого дерьма, нависшего над его головой. Он был достаточно умен, чтобы поверить своему адвокату, сексуальных маньяков редко осуждали, и не было никаких доказательств, кроме записи. Несмотря на то, что произошло, на то, насколько оскорбленным он себя чувствовал, он считал себя счастливчиком по сравнению с другими. Итак, он принял свои кровавые деньги, хотя на самом деле Микки знал, как выглядят настоящие кровавые деньги, поскольку, будучи сыном Терри Милковича, он видел всевозможные теневые выплаты, проходящие через руки. Поэтому он заставил себя взглянуть на это по-другому. Это деньги, которые он был вправе получить за эксплуатацию и надругательства и если это единственная справедливость, он мог это сделать. Он хотел взять их и использовать на что-то хорошее, на то, что он и Йен могли бы разделить вместе. Он больше не вспоминал об этом засранце, пока некоторое время спустя не услышал, что его снова арестовали. Очевидно, ходили слухи о его предполагаемом аресте, и это вызвало резонанс. Как они с Йеном всегда верили, были и другие жертвы, и, к несчастью для Макса, одной из них был парень не достигший своего18-го дня рождения. Мало того, на следующий день после нападения он сфотографировал на свой телефон отметины и синяки на своем телефоне и впоследствии пытался шантажировать Макса, который по глупости намекал на неправильное поведение в многочисленных текстовых сообщениях. Выступили еще двое молодых людей, в том числе один, который обвинил друга Макса в том, что он тоже был замешан, и поэтому на этот раз было слишком много шума, что означало, что Макс не смог просто выкупить свой выход из тюрьмы. Микки не мог давать показания, что в определенной степени расстраивало, но он также принял решение оставить весь этот мрачный эпизод позади и, в конечном счете, был счастлив, что не только его жизнь кардинально изменилась к лучшему, но и настоящая справедливость все же восторжествовала, даже если Макс, скорее всего, выйдет на свободу через год или два за хорошее поведение, или из-за переполненности колонии, или какой-то другой ерунды. В любом случае Микки знал, что Макс не продержится внутри и пяти минут; такие мужчины, как он, не созданы для этого, недостаточно сильны для этого, и он молился, чтобы каждая чертова минута, проведенная этим человеком в тюрьме, была похожа на ад наяву. Как оказалось, Фил и Кэл были очень влюблены друг в друга и надеялись сократить работу, чтобы пораньше уехать на пенсию в какое-нибудь теплое местечко вроде Майами. Вскоре после этого "Саутсайдские жеребцы" распались, и Йен ушел первым, а Микки последовал сразу за ними. Ему не так нравилось жить без Йена, и он знал, что Йен все еще беспокоится, так что это было правильное решение для них обоих. Калеб снова начал подрабатывать на станции, в то время как Кевин и его жена Вероника расширили свой бизнес, открыв тренажерный зал по соседству со своим баром. Джимми и Фиона поженились и решили переехать во Флориду, отремонтировав и впоследствии продав старый дом, что принесло кругленькую прибыль. Все двигались дальше по своей жизни, и поэтому, естественно, пришло время группе разойтись. Именно тогда Фил сделал им предложение, предложение о своем клубе. Он хотел продать компанию, чтобы они с Кэлом тоже могли перейти к следующему этапу своей жизни. В конце концов, у Микки появились деньги, так что казалось, что этот брак был заключен на небесах. Он любил клуб; это был один из самых классных и оживленных клубов в Вест-Сайде, но он не был претенциозным или чрезмерно модернизированным, у него все еще был характер, потому что это было старое здание, сохранившее некоторые оригинальные черты. В здании над клубом была милая маленькая квартирка с одной спальней, и как только они завершили продажу, они с Йеном сразу переехали туда и начали работать над ребрендингом. Они не сильно изменили его: кое-где были внесены изменения в планировку и декор, но Микки знал, что хочет продвигать больше живых мероприятий различными способами, такими как выступления местных групп, вечера кабаре, бурлеск-шоу, комедийные концерты, вечера с открытым микрофоном и, конечно, экзотические танцы. Раз в месяц Микки и Йен даже сами устраивали небольшое развлечение, и сегодня была именно такая ночь. -Привет, Рыжий! - сказал он, входя в офис, где в эти дни обычно находился Йен. Хотя Микки разбирался в цифрах, Йен умел мило беседовать с людьми и писать, поэтому он в основном отвечал за большинство деловых вопросов, которые Микки находил скучными и раздражающими, за исключением книг, к которым у Микки, казалось, был настоящий талант. Возможно, это была единственная положительная черта, которую в конце концов дал ему отец - умение вести бухгалтерию. -Привет, детка! - Йен поднял голову от письменного стола из твердой древесины, на котором Микки настоял, чтобы прокатиться, когда они его впервые купили, конечно, чтобы проверить его прочность, которую, он может с уверенностью сказать, он выдержал с честью. -Пора собираться. - Он подошел и сел на колени Йена, прежде чем нежно поцеловать его. - Все еще не могу поверить, что это все наше, Йен, мы, должно быть, самые счастливые придурки во всем мире прямо сейчас! Йен усмехнулся и провел руками вверх-вниз по спине. -Как ты и сказал, Мик, я думаю, мы это заслужили. -Да ... ты тоже думаешь, что я заслуживаю тебя, Рыжий? - ухмыльнулся Микки и игриво чмокнул Йена в губы. -Не-а ... ты, наверное, заслуживаешь лучшего, но, к счастью, мне удалось надрать твою сексуальную задницу до того, как ты поумнел. Йен игриво схватил его за ягодицы, издав низкий вздох. -Хватит с этим дерьмом, Рэд, я не мог найти ничего лучше тебя, я здесь счастливчик. -Итак, мы согласны с тем, что нам обоим повезло, и мы оба заслуживаем друг друга. - ответил Йен с глуповатой довольной улыбкой на лице. Микки фыркнул и закатил глаза. -Да, Йен, нам обоим повезло, и мы заслуживаем всего этого, и друг друга, и всего того сентиментального дерьма, которое сейчас крутится у тебя в голове, вроде радуги, ебаных веселых задниц, милых щенков и смеющихся младенцев, всего этого дерьма. Йен хихикнул, ему понравился этот звук, и он постарался, чтобы это происходило как можно чаще. -Милые щеночки и малышки. Ха, как будто ты читаешь мои мысли, Мик! -По порядку, крутой парень, давай сначала переживем сегодняшний вечер, прежде чем начнем мечтать о том, чтобы усыновить дерьмо, пушистое или человеческое. Лицо Йена стало мягким и задумчивым, когда его пальцы очертили круг над сердцем, над именем, которое было навеки выгравировано там. Он даже не зацикливался на этой идее, он был уверен, что хотел этого, на самом деле, уже давно, как постоянного напоминания о том, кому принадлежало его сердце и всегда будет принадлежать. Он вспомнил реакцию Йена, когда тот пришел домой и снял рубашку, чтобы показать слово из трех букв, вытатуированное черным цветом на его бледной коже: “Йен”. Это был единственный раз, когда он довел Йена до слез и не чувствовал никакой вины, его реакция была полной, каждая слеза была выражением его любви и преданности Микки, а чернила были символом его собственной преданности Йену. Он положил свою руку на руку Йена и уверенно улыбнулся ему, удерживая его взгляд, давая ему понять, что он не напуган и не шутит, по крайней мере, не совсем. Его будущее было связано с Йеном, и оно было ярким, шумным и насыщенным, наполненным людьми, которых они любили, такими как Мэнди и клан Галлагер и Кэл, их семья. Но он надеялся, что когда-нибудь у них с Йеном будет своя семья с собственными детьми, и они смогут дать им то, чего им не хватало в детстве, - любовь, стабильность, поддержку, счастье. -Ты готов сделать это, Галлагер? -Чертовски готов, Милкович! ------------------------ Свет на сцене погас, и их постоянный ди-джей заиграл их тщательно подобранную песню. Ну, честно говоря, во всем виноват Микки; у него был талант к этому дерьму, творческий взгляд или шестое чувство. Он всегда выбирал идеальную песню и подбирал идеальный костюм, дополняющий ее. Йен никогда раньше так много не думал о своем выступлении, он был “армейским парнем”, потому что это соответствовало его характеру и просто пришло ему в голову, с этим было легко смириться, и он никогда не рассматривал возможность что-то менять или искать альтернативы. Вот почему он был удивлен, обнаружив, каким взволнованным он становился каждый месяц, когда они садились и разрабатывали новую программу наряду с новыми костюмами, которые безупречно дополняли выбранный сет-лист. Один вечер в месяц они устраивали короткое шоу, бесплатное для клиентов, частично в рекламных целях, но в равной степени потому, что им слишком нравилось танцевать вместе на этой сцене. Они пропустили это, он пропустил это, пропустил энергию и кайф, которые это дает, но больше всего он скучал по наблюдению за Микки. Так что в некотором смысле это стало их уникальной торговой точкой, владельцами клуба, которые с радостью предоставляли развлечения по случаю, их собственные уникально сексуальные и насыщенные выступления, которые могла обеспечить только очень влюбленная пара. Это привлекло большие толпы и, в свою очередь, принесло огромную прибыль. Они некоторое время поиграли с ”фирменным знаком“, чем-то вроде "Огня и воды”, но затем согласились, что это более чем пошло, даже претенциозно. Вместо этого они остались "Йеном и Микки”, и это казалось совершенно правильным, завершенным. Он наблюдал, как Микки исполнял сольный танец, прежде чем позже присоединиться к нему для их второй песни. Вдохновение для сегодняшнего вечера родилось из их взаимной любви к супергероям и злодеям, Йен был приятно удивлен, узнав о тайной чокнутости Микки, включая его любовь к Гарри Поттеру и комиксам. То, что они выбрали в итоге, было идеальным, это говорило с ними, с их сумасшедшей любовью, их сильной страстью, их стремлением и притяжением, их светом и тьмой. Они были несовершенными людьми, и поэтому их любовь была несовершенной, но это были все они, и они подходили друг другу как две капли воды. Теперь была его очередь присоединиться к своему мужчине на сцене, когда заиграла вторая песня. Микки уже был в ударе, но Йен знал, что, как только они окажутся вместе, зал наэлектризовается. Прежде чем войти, он еще раз окинул его взглядом: его темные волосы, которые он временно выделил оттенками синего и темно-розового, черные армейские ботинки, колготки в сеточку, синие и красные шорты и, наконец, облегающую футболку с надписью: “Папино маленькое чудовище”.   Иэн прокрался на сцену в своем дополнительном наряде, состоящем из длинного фиолетового пальто, распахнутого на голой груди, черных джинс в обтяжку и золотого галстука, который был данью уважения не только оригинальному персонажу, но и его более ранним годам стриптиза. Он завершил образ, временно покрасив свои волосы в ярко-зеленый оттенок. По мере того, как зазвучали слова песни, он становился все ближе к Микки, который поворачивался всем телом в его сторону, на лице его была фирменная ухмылка, а голубые глаза сверкали в ярком свете ламп. “Я смотрю и заглядываю так глубоко в твои глаза, Я прикасаюсь к тебе все больше и больше каждый раз, Когда ты уходишь, я умоляю тебя не уходить, Называю твое имя два, три раза подряд, Мне так забавно пытаться объяснить, что я чувствую, и виновата в этом моя гордость (Да, да), потому что я знаю, что не понимаю, как твоя любовь может делать то, чего не может никто другой” Их тела соприкоснулись, и, как всегда, они были настолько поглощены друг другом и потерялись в своем собственном мире, что забыли о незнакомцах в зале . Они были одни, только Йен и Микки, одни в своем коконе любви, похоти и вечной преданности друг другу. Он плавно провел руками по бокам Микки, пока не обхватил его бедра, когда они двигались вместе, прежде чем Микки изменил свое положение так, что его спина оказалась прижатой к груди Йена. Он извивался всем телом вверх и вниз, терся о Йена при каждой возможности, дразня его и играя с ним. Это была форма прелюдии, а позже они обычно врывались в офис, и Йен наклонял Микки над столом и снимал все это накопившееся сексуальное напряжение. “Из-за этого я выгляжу таким сумасшедшим, мой малыш, я сам не свой, в последнее время я веду себя глупо, я этого не делаю Я играл сам с собой, детка, мне все равно, Потому что твоя любовь взяла надо мной верх И, детка, ты делаешь из меня дурака, Из-за тебя я взбесился, и мне все равно, кто это видит, Потому что, детка, ты завела меня, Детка, ты завела меня (ты свела меня с ума, детка), эй” Теперь они пересели на стул в центре сцены, Микки оседлал Йена, пока тот двигался вверх-вниз у него на коленях, точно так же, как в тот день, когда Йен пришел в шортах, как школьник. К счастью, теперь он лучше контролировал свое тело и свою реакцию на этого изысканного мужчину. Его руки, как всегда, нащупали округлые ягодицы Микки и помогли ему двигаться вверх и вниз. Микки прикусил нижнюю губу, и его щеки покраснели сексуальным розовым оттенком, выражение чистой похоти и озорства застыло на его лице, выражение, которое никогда не переставало заставлять сердце Йена учащенно биться. Он снова поменял позу и продолжал поддразнивать Йена, когда тот наклонился вперед и соблазнительно двигался взад-вперед. Затем он снова откинулся на спинку стула и обвил рукой затылок Йена, сжимая пальцами теперь уже зеленые завитки, пока вращал и пульсировал его телом. Йен не мог удержаться, чтобы не скользнуть руками по идеально подтянутой груди и животу Микки, когда они двигались как одно целое в такт, два тела, полностью гармонирующие, инстинктивно созвучные друг другу. Их глаза были прикованы друг к другу, а губы находились в опасной близости, кожа касалась кожи, теплое дыхание сталкивалось, когда они прижимались друг к другу и трепетали от желания. Их танец был отражением их отношений, отражением того, как они отдавались друг другу, позволяли другому пространство, но в то же время точно знали, когда этому человеку нужно больше, когда им нужно прикосновение, слово или жест. Они часто знали, что нужно другому, раньше, чем знали это сами, как будто были созданы друг для друга, и казалось, что они ждали всю свою жизнь, чтобы найти друг друга и начать жить по-настоящему. Поскольку Йен по-настоящему не жил, пока не встретил Микки, по крайней мере, не полностью, он просто существовал. Нет, это было жить, иметь этого мужчину в своей жизни таким, любить его, желать его, поддерживать его, заботиться о нем и выбирать разделить с ним свою жизнь. Они закончили свой танец, как делали всегда, долгим поцелуем, публичным заявлением всему миру, которое кричало “Я люблю тебя”. Микки принадлежал ему, и он принадлежал Микки, это было кристально ясно. Они не слышали ни единого голоса, не слышали приветствий или хлопков, только звук своих бьющихся сердец. Они нежно улыбнулись друг другу, и его большие пальцы погладили великолепное лицо Микки, лицо, с которым он просыпался каждое утро и целовал на ночь, лицо, которое смотрело на Йена и заставляло его чувствовать себя единственным человеком в комнате. Все, что он видел, был Микки, и если это все, что он видел до конца своей жизни, что ж, он постарался бы понять, как бесконечно благодарен Йену за эту привилегию, каждый чертов день, если бы мог. Он приблизил губы к уху Микки, когда они обнялись, и прошептал: “Как повезло”. Микки просиял в ответ и кивнул в знак согласия, прежде чем поцеловать его еще раз и прошептать свой ответ в губы Йена, “Самый удачливый”