Звёздный номер

В Рождественский сочельник снег валил густыми хлопьями. Я стояла под крышей своего подъезда в ожидании принца на белой машине и переминалась с одной ноги на другую, вздрагивая всем телом от пронизывающего ветра. Пальцы, крепко держащие коробку с подарком для родителей, стали мёрзнуть и краснеть, как нос и щёки. В сообщении Хёнчжуна было написано, что он подъедет к моему дому ровно через пять минут, но прошло больше пятнадцати, а его белой машины всё не было видно сквозь валившую с вечернего неба снежную стену. В другой раз я бы радовалась снегу как ребёнок, но в тот вечер меня ещё больше мучила совесть за то, что я обманываю своих родителей, поэтому считала себя не заслуживающей этой детской радости. Фары подъезжающей машины на миг ослепили меня, заставив зажмуриться от яркого света. Когда мои глаза опасливо приоткрылись, они разглядели сквозь падающие крупные хлопья снега выходящую из машины знакомую фигуру. Хёнчжун захлопнул дверь своей машины и приподнял воротник своего тёплого пальто цвета топлёного молока, прижав его к своей шее, чтобы не дать колючим снежинкам туда залететь. Подняв прищуренный взгляд к белому небу, он расплылся в ребяческой улыбке, при виде которой внутри меня что-то трепыхнулось, словно крылышками бабочек. Хёнчжун безусловно красивый молодой мужчина, поэтому было нормально чувствовать что-то подобное, особенно в таких постыдных обстоятельствах, когда мы притворяемся влюблённой парочкой. Кажется, я понимаю, почему порой актёры, игравшие на экране любовников, заканчивают тем, что влюбляются друг в друга и за кадром, а после финальных титров и вовсе женятся. Чувства созданы для того, чтобы их чувствовали. Без них мы не люди и даже не животные. О чём я вообще? Почему я как бы заранее ищу себе оправдания на случай, если моё глупое сердце будет украдено вот этой лучезарной улыбкой? Я моргнула глазами и встряхнула головой, чтобы выбросить из неё все эти нелепые мысли. Хёнчжун приветливо махал мне рукой, и я, поскольку мои руки были заняты коробкой, лишь смущённо улыбнулась ему в ответ, делая первый шаг к нему навстречу и... тотчас распахивая широко свои глаза. Каблук соскальзывает с заледенелой ступеньки, и я, за секунду потеряв равновесие, опрокидываюсь на спину, едва округлив свои губы для беззвучного испуганного вскрика. В полёте, зажмурившись от страха, я лишь крепче цепляюсь за коробку, будто она может меня каким-то чудом удержать на ногах, и вдруг чувствую, что больше не падаю и при этом не ощущаю никакого холода под затылком, не слышу никакого стука тела о плиту. Только прерывистое дыхание. Не моё, так как это неосторожное падение будто вытрясло из меня весь воздух, и я забыла, как вдохнуть его обратно. Съёжившись, я медленно приоткрываю свои глаза и моргаю ими, когда вижу перед своим покрасневшим за секунду лицом взволнованное лицо Хёнчжуна. — Ты в порядке? Глупое сердце забилось с удвоенной силой. Мои глаза в панике бегают туда-сюда, моргают, лишь бы не вытаращиваться. Я надеюсь, что через плотную ткань пальто Хёнчжун не услышит моего учащенного сердцебиения. — Кажется, да, — тихо пробормотала я, и молодой мужчина выпрямился вместе со мной, вернув моё тело в вертикальное положение, но руки с талии так и не убрав. — Вот это встряска была, будто заново родилась, — пошутила я с нервной усмешкой, всё прижимая к себе подарок родителям, на который опустились глаза Хёнчжуна. — Давай коробку мне, а сама держись за мой локоть, чтобы снова не упасть, — сказал он и, не дав мне и рта раскрыть, взялся за коробку, обвязанную красной лентой. Я едва сумела ослабить хватку и расцепить свои руки, чтобы отдать её Хёнчжуну, который, тут же оценив её вес, удивлённо вскинул свои брови. — Что там, если не секрет? — Китайский чайный сервиз, — тихо ответила я и, как маленькая девочка, взялась пальцами одной руки за ткань его светлого пальто, чтобы, если снова подскользнусь, не свалиться плашмя. — Прошлым летом папа случайно разбил две чашки из маминого семейного сервиза, который им подарили на свадьбу. Мама была так сильно расстроена, что не разговаривала с папой в течение трёх дней и двух ночей... Просто чудо какое-то... Упади я и урони эту коробку, мама бы осталась без подарка на Рождество, — выдохнула я с облегчением и, смутившись, взглянула на Хёнчжуна. — Спасибо, что уберёг меня от посещения травмпункта. Хёнчжун улыбнулся, взял коробку поудобнее и, повернувшись ко мне боком, чуть оттопырил свой локоть. — Лучше возьмись за меня так. Моё пальто не спасёт тебя от падения, а вот я — да. Засмущавшись как робкая школьница, я подняла руку повыше и взялась за предложенный локоть, почувствовав, как Хёнчжун прижал им к своему боку мою ладонь. Было что-то в этом маленьком жесте трепещущее и вместе с тем заслуживающее доверие. Я на секунду представила себя за ним как за каменной стеной и, испугавшись этой мысли, потупила взгляд. — Я могла бы и сама дойти, — пробормотала я себе под нос, когда мы уже почти подошли к его машине, и Хёнчжун, бросив на меня быстрый взгляд, поставил коробку на капот, чтобы открыть мне дверь. Почему я, как и все женщины, падка на мужчин, умеющих ухаживать за мной как за королевой? Открыв дверь своей машины, он помог мне усесться в прогретое пассажирское сидение и мягко захлопнул её за мной, проследив за тем, чтобы я подобрала края своего пальто. Коробку он опустил на заднее сидение и пристегнул её ремнем безопасности, чтобы довезти хрупкое китайское стекло до своей будущей хозяйки в целости и сохранности. Разве другой бы парился вот так с чужим подарком чужому человеку? — У меня появилась идея, как сделать так, чтобы мои родители не одобрили наши отношения и потребовали немедленного расставания, — сказала я, когда Хёнчжун включил дворники, которые стали скользить по стеклу, вытряхивая с него белые хлопья. Он взглянул на меня и, ничего так и не спросив, молча тронулся с места, а я продолжила: — Ты когда-нибудь играл роли плохих парней? — Плохих парней? — переспросил Хёнчжун, удивившись моему вопросу. — Именно плохих парней. — Ну... — призадумался он, смотря на дорогу. — Я играл роли холодных бессердечных парней, которые, встретив нужную девушку, осознавали вдруг то, что у них-таки есть сердца. — Это всё, конечно, романтично, но не то, что нужно. Ты никогда не видел в кино плохих парней? Like... really bad boys? — Видел, но по всем канонам киноискусства, бэд бой в конце оказывается гуд боем, разве не так? — Это другой тип бэд боя, а... ну вспомни грубиянов в школе, которые задирали всех кого не лень, которых все избегали, чтобы не оказаться головой в унитазе. Вспомни бабников, которые кружили девчонкам головы, а потом разбивали им сердца изменами. — Ты предлагаешь мне задирать тебя при твоих же родных? А в глаз я потом не рискну получить? — хмыкнул Хёнчжун, кинув на меня короткий взгляд. — Рискнешь, — нехотя отозвалась я, представив хмурое выражение лица своего отца и его толстые пальцы, сжимающиеся в большой кулак, который мог отправить в нокаут любого моего обидчика. — А ты помягче. Можешь указывать на мои недостатки, шутить над ними, а меня это будет задевать. Можешь быть равнодушным к нашим разговорам, смотреть куда-то в стороны постоянно. А! Ты можешь, попробовав какое-нибудь мамино блюдо на столе, сморщиться так, словно оно невкусное. — Ты жестока. — А ещё можешь залезать в свой мобильный и с кем-то там переписываться постоянно. — Прямо перед носом у твоих родителей? — неуверенным голосом спросил мужчина, напрягшись. — Моя мама меня так не воспитывала... — Это ведь всего лишь роль! Зато ты точно не понравишься моим родителям, и нашему спектаклю — конец! — воскликнула я и перевела взгляд на задумчивого Хёнчжуна, который не сводил своих глаз с припорошённой снегом дороги. Его чуть полные, но аккуратные губы поджались. Что-то было в его взгляде такое, что заставило меня застыдиться. Конечно, кому понравится играть в реальной жизни настоящего отморозка? — Хорошо, будь по-твоему, — спустя минуту выдохнул мужчина. — Тогда скажи мне о своих недостатках. Это нужно для моей так называемой роли. — О, у меня их много, — расплылась я и приготовилась ведать ему о своих недостатках, как ни один не захотел всплывать в моей памяти. Я забегала глазами по передней панели машины, по спидометру, по индикаторам, но ни один из них не помогал мне вспомнить. Я не глупая, книжки читаю, не жадная, могу отдать последнюю конфету или монетку нуждающимся, не истеричная, скорей замыкаюсь в себе и замолкаю, чувствительная, могу расплакаться при виде трогательной сцены в фильмах, но разве это недостаток? Хёнчжун, не услышав моего ответа, перевел на меня заинтересованный взгляд и едва слышно усмехнулся. Я зажмурилась. Шевели мозгами, ты, идеальная вся из себя. — Я... о, я не умею готовить! — обрадовавшись хоть какой-нибудь мысли, выдохнула я. — Это правда. Я могу заварить рамён и... всё. Моему будущему мужу с этим будет сложно, а мою маму это очень расстраивает, так что можешь упрекнуть меня в этом. — Разве в таком случае твоя мать не будет на моей стороне? — спросил Хёнчжун, приподняв левую бровь. — Ты кое-что не знаешь о матерях, — улыбнулась я ему. — Они прекрасно осведомлены о недостатках своих дочерей, но указать на них чужим людям ни за что не позволят. Лучше скажут при всех, что их дочь — самая лучшая, а вот дома, за запертым замком, пройдутся ещё раз по их слабым местам. Мы заехали в тихий район, где стояли домики в основном пожилых людей, на которые те копили деньги вплоть до их ухода на пенсию, и я указала Хёнчжуну на один из средних домишко, из белого кирпича, окна которых сверкали маленькими лампочками гирлянд. Я невольно улыбнулась, заметив внизу, где находилась кухня, в одном из окон движущийся силуэт моей матери. Копошится, готовится вовсю к приёму гостей, как к приёму президента. До тех пор, пока я вижу этот маленький движущийся силуэт в окне, я всегда буду чувствовать себя ребёнком, возвращающимся в свой родной дом. Услышав шуршание, я повернула голову к Хёнчжуну, держащего в руках пакет с нарисованными на нём снежинками. — Что это? — Сладости для твоих родителей. Неудобно же с пустыми руками в гости... — Оставь их. Ты забыл, что играешь роль плохого парня? По лицу Хёнчжуна было видно, что он был расстроенный резкой сменой сценария и его роли, но он лишь вздохнул и убрал пакет на заднее сидение машины. Что-то в моей груди защемило от этого вида. Почему я так жестока к нему? А к своим родителям, которым явно испорчу настроение в этот праздничный ужин? Вдруг мне захотелось расплакаться. Я не хотела быть такой жестокой по отношению к этим людям. Хёнчжун вышел первым из машины и, обойдя её, открыл дверь с моей стороны, протянув мне руку, чтобы помочь выйти. Не промолвив больше и слова, я взялась за его ладонь и вылезла из машины в тот момент, когда дверь родительского дома распахнулась — и на его пороге показался родной грузный силуэт. Папа. Казалось, даже на таком расстоянии можно было учуять его запах. Это был запах того самого дешёвого одеколона, подаренным моим дедушкой, папой мамы, на их день свадьбы, которым мой папа пользовался всю свою жизнь, а ещё запах кофейных зёрен, которые он молол каждое утро, и запах терпкого табака. — Эй, молодые люди! — веселый бас отца заставил Хёнчжуна повернуть голову к дому. Папа помахал нам рукой и стал зазывать в дом, поторапливая нас. — Твой отец очень рад нас видеть, — прошептал мне у уха Хёнчжун, поклонившись ему в знак приветствия. Он забрал из машины коробку с китайским сервизом и снова подал мне руку, чтобы я ухватилась за неё. Он собрался вести себя как джентльмен перед моим отцом? Тогда весь мой план пойдёт насмарку. Увидев на моём лице замешательство, мужчина опомнился и убрал свою руку, удобней ухватившись за коробку с китайским стеклом. — Забылся, извини, — шепнул он мне, и мы пошли по заснеженной тропинке к родительскому дому, на пороге которого стоял в ожидании мой отец. Я смотрела себе под сапоги, шаркающие по снегу, боясь снова поскользнуться, а Хёнчжун неспеша шёл рядом. — Что ты как черепаха, а? Так больше замёрзнешь на таком морозе, — пробурчал мой отец вместо приветствия, стоило мне дойти до порога дома и перевести дыхание, но не сдержал своей улыбки и заключил меня в свои крепкие объятия, стряхивая упавшие снежинки с моего пальто. На миг я вновь почувствовала себя маленькой девочкой, возвращающейся домой с прогулки во дворе. — Там между прочим скользко, папа, — надув свои губы, проговорила я и чуть отстранилась от отца, чтобы представить ему своего фиктивного парня. — Знакомься, пап, это мой парень, Хёнчжун. — Добрый вечер, господин, — поздоровавшись с ним, Хёнчжун низко поклонился моему отцу, который не сводил с него глаз. Хоть на его губах застыла улыбка, его глаза будто пытались просканировать Хёнчжуна насквозь, чтобы решить уже сейчас — выгнать из дома сразу или дать ему шанс. Пап, поверь, ты скоро всё поймёшь и попросишь его выйти из-за стола, если всё пойдёт как по маслу. — Добрый-добрый, — закивал головой мой отец и крикнул моей матери, суетящейся на кухне, чтобы та закончила скорей свои приготовления. Хотя зная маму, я могла предположить, что это у неё было нервное. Она слышала, что мы пришли, но из-за нервов не спешила высовываться из кухни. — Иди сюда, брось свои кастрюли! Дочка своего молодого человека привела, имей совесть! Мы с Хёнчжуном на секунду переглянулись. О, пап, в отличие от нас, у вас совесть как раз-таки имеется. Громыхание посудой на кухне резко прервалось, и из неё торопливым шагом вышла моя мать, забывшая снять со своей приподнятой чёлки зелёное бигуди. Приближаясь к нам с каждым шагом, она вытирала свои руки кухонным полотенцем, пока, не увидев Хёнчжуна получше, не застыла с глазами по пять вон. — Ким Хёнчжун? — спросила она, смотря на того, чье имя только что назвала. — Это правда вы? — Э-э... д-да, это я... — никак не ожидав именно такого первого вопроса от моей матери, пробормотал Хёнчжун и смутился так, будто в своё время не был корейской звездой, не блистал на ковровых дорожках музыкальных и киношных фестивалей и не подписывал рекламные контракты с местными брендами одежды и косметики. Казалось бы, такая реакция обычного жителя Южной Кореи не должна была его удивлять, но нет же, он едва заметно вздрогнул вместе со мной, когда моя мать хлопнула в ладони и подпрыгнула, как пятнадцатилетняя фанатка при виде своего обожаемого кумира. Мои глаза едва на лоб не полезли. Куда делась сдержанная, солидная дама, которая редко кого могла одарить своей улыбкой? Такой маму я видела первый раз в жизни, как и папа, который теперь ревниво косился на Хёнчжуна. — Это вы! — ахала и охала моя мама, обмахивая своё раскрасневшее лицо кухонным полотенцем. — Боже мой, расскажу своим подружкам, за сумасшедшую воспримут! — Ма, поспокойней, — нервно улыбнувшись матери, я подошла к ней и приобняла за плечи. — Это он — твой парень? Сам Ким Хёнчжун? — спросила меня она, подняв свои глаза, которые не сверкали так даже, когда я получала диплом о высшем образовании. Они искрились такой радостью, будто у мамы только что сбылась давняя мечта. — Ну, да, — едва кивнула я головой, сама уже не веря своим словам. Сам Ким Хёнчжун — мой парень. Фиктивный, но всё же. Мама снова всплеснула руками и подошла к Хёнчжуну, скромно протягивая ему свою руку, придерживая её другой у запястья, чтобы поздороваться с ним. — Я — Соён, но можете звать меня мамой, — захихикав подобно старшекласснице, сказала мама и скромно опустила свои глаза к полу. Папа округлил свои глаза и слышно фыркнул, отведя их в сторону. Хёнчжун, неловко улыбнувшись моей матери, аккуратно взял её маленькую пухленькую ладонь своими тонкими пальцами и едва сжал её. — Вы можете обращаться ко мне на «ты», я ведь младше вас, — сказал Хёнчжун моей матери и спустя секунду добавил, — мама. В этот миг я готова была свалиться в обморок, но удержалась на ногах, ухватившись рукой за край деревянной тумбы, стоящей у вешалки с верхней одеждой. Апофеоз. Где-то над нами должны опуститься театральный занавес из тяжелого красного бархата. Не обращая никакого внимания ни на меня, ни на папу, отныне наша общая с Хёнчжуном «мама» повела его за руку к накрытому столу, который ломился от маминых кулинарных изысков, и усадила его за него, по-матерински проведя ладонями по широким плечам молодого человека. Отец отчего-то сурово взглянул на меня, извиняюще улыбнувшейся ему, и пошёл тоже к столу, чтобы сверлить Хёнчжуна ревнивым взглядом. Конечно, ведь мама никогда так не стелилась перед ним, как перед какой-то там звездой из экрана. Я ухватилась за голову. Это конец. Что бы я теперь не говорила матери, она сделает всё, чтобы сохранить наши с Хёнчжуном фиктивные отношения, о которых она даже не в курсе. Когда я зашла в гостиную, мама рассказывала Хёнчжуну о своих блюдах в точных подробностях, уточняя, есть ли у него аллергии на рыбу или на арахис. Особенно обидно было, когда она подвинула к нему поближе мои любимые кимчи с морепродуктами, которые она готовила, между прочим, специально для меня, а блюдо с вонючим ферментированным скатом переставила поближе к отцу. Я аж поджала свои губы, насупившись как маленькая девочка, у которой отобрали любимую игрушку, чтобы с ней поиграл её младший братик. Братьев и сестёр у меня не было, но вот у подруг — да, и я часто слышала от них такие истории, когда родители задевали их чувства таким неравным проявлением заботы и внимания. Вот так и мои чувства сейчас были задеты. Словно я — гость, а Хёнчжун — любимый сынок. — Садись, — позвал меня к столу мой отец, и я подошла к Хёнчжуну, присаживаясь рядом с ним. Хоть у папы я осталась любимой дочкой. Подобного приступа ревности я никогда не ощущала, ведь, повторюсь, я была единственным ребёнком в семье, но зато теперь я была готова вышвырнуть парня из дома, чтобы получить хоть каплю материнского внимания. — Мам, сядь уже. Хёнчжун сам разберётся, что ему взять, — сама того не желая, грубо оборвала я мамину речь и взяла в свои руки кимчи с морепродуктами, чтобы положить их на свою тарелку. Мама осеклась, все же заметив моё испорченное настроение, и присела тоже за стол. — Вообще, Хёнчжун ещё тот привереда в еде. Морепродукты он не ест, — хмыкнула я, передав блюдце с кимчи своему отцу. — Ем, я ем их, — чтобы не расстроить мою мать, возразил Хёнчжун и лучезарно улыбнулся ей. — Я ем всё, мама, всё. После его слов моя мать взыграла духом и перехватила блюдце с кимчи прямо из рук моего отца, наложив целую горстку ферментированных морепродуктов на тарелку гостя. Мой отец в молчаливом негодовании раскрыл рот, как и я. — Ешьте, ешьте, Хёнчжун, а то исхудали как. Морят голодом вас там, в этом ужасном шоу-бизнесе, да? Сплошные диеты, сплошной стресс, — причитала она, накладывая ему на тарелку ещё жареную в кисло-сладком соусе свинину. — Хёнчжун уже давно не работает в шоу-бизнесе, ведь так? — уточнила я у Хёнчжуна, у которого уже весь рот набился слюнями, и ткнула ему локтем в бок, чтобы он не забывал о своей игре. — Он безработный. — Так, между окончаниями контрактов бывает свободное время, но я скоро подпишу новый, — успокаивающе улыбнулся моим родителям Хёнчжун, беря в руки палочки и пробуя ферментированную капусту вместе с кусочком кальмара. — М, первый раз пробую кимчи с морепродуктами! Мама, вам нужно свой ресторан открывать. — Скажешь такое, — заскромничав, махнула на него рукой моя мать, с трудом сдерживая свою довольную улыбку, по которой было видно, что этим комплиментом Хёнчжун нашел путь к маминому сердцу, буквально подкрался к нему. Похоже, она была готова выдать меня замуж за него уже прямо сейчас. Этого добивается Ким Хёнчжун? Покосившись на него, я сжала железные палочки меж своих пальцев до побеления в костяшках. — Только не наливайте ему ничего крепкое, а то он не переносит алкоголь, где градус выше десяти. — Если я знаю, что не нужно садиться за руль и куда-то ехать, то я могу выпить даже самое крепкое, но не перебарщиваю с этим. Главное — лечь спать раньше, чем я стукнусь лбом о стол, — улыбнулся Хёнчжун моей матери, которая, рассмеявшись, игриво хлопнула его по плечу. — Накормим, напоим и спать уложим. Всё сделаем в лучшем виде, зятек. Лучше уж падать лицом на стол, чем в грязь, — хмыкнула она, покосившись по покрасневшего отца. — У нас как раз домашнее макколи есть... дорогой, принесёшь нам бутылочку? Если бы взглядом можно было всамделишно прожечь человека насквозь, то от Хёнчжуна уже и живого места не осталось бы, одна лишь горстка пепла бы тлела на этом стуле. Какой ещё зятек? В этой гостиной не хватало суфлеров, которые бы подсказали ему, как актёру, что он уклоняется от текста утверждённого сценария и произносит вовсе не те реплики. — Нам нужно поговорить, — с каменным выражением лица процедила я сквозь зубы и встала из-за стола, схватив не менее удивлённого, чем моя мама, Хёнчжуна за локоть. Мужчина покорно поднялся следом и позволил увести себя на второй этаж, через ступеньки лестницы, украшенной сверкающимися гирляндами, в мою детскую комнату. Там же, за закрытой дверью, я едва сдержала себя, чтобы не задушить его своими же голыми руками. — Ты что творишь? — зашипела я на Хёнчжуна, стараясь не кричать во весь голос, чтобы мои родители не услышали про нашу бесстыдную ложь. — Ты забыл про наш план? — Про твой план, ты имеешь в виду? — спокойным голосом спросил у меня Хёнчжун. — Ну, я... слегка забылся... — Слегка? — чуть не запищала я, сжав свои пальцы в кулаки. — Да ты делаешь всё, чтобы понравиться моей маме ещё больше! Мы о чём с тобой договорились в машине, Хёнчжун? — Слушай, но твоя прекрасная мама оказалась моей давней поклонницей. Она следит за мной ещё с моей первой дорамы, о чём она уже успела мне нашептать. Как я мог испортить ей настроение? Ещё и в такой праздник. Это бы разбило её сердце... — Нет, её сердце разобьётся, когда я расскажу ей всю правду про нас, — процедила я сквозь зубы, ткнув указательным пальцем в него, а затем в себя, — вот тогда её сердце разобьётся. Самое паршивое то, что я никого не могу винить в этом, кроме саму себя, — прошептала я и поджала свои губы, опустив руку. — А ты мог бы помочь мне сегодня, но ты выбрал другую игру. — Твой папа от меня не без ума, поэтому... — постарался улыбнуться мне Хёнчжун, чтобы приободрить. — Зато моя мама от тебя ещё как без ума, — закатив глаза, тихо фыркнула я. — Вот как нам теперь «расставаться», — подчеркнула я это слово, сделав пальцами кавычки, — если ты теперь боишься разбивать ей сердце? Хёнчжун замолчал и долго смотрел в мои глаза, пока не выпалил то, что ударило меня как обухом по голове: — А если... нам и вовсе не расставаться?