ЗАВОД

      - Курсант Хэ! – голос лейтенанта звучал довольно мирно, а значит, у него просто какое-то дело. Тянь вздохнул с облегчением. Значит, про его ночные отлучки из казармы никто пока не узнал… он не сомневался в Цзяне, но всегда есть место случаю.       Он боялся думать, что случится, если об этом узнают. По крайней мере, о продолжении исследований можно будет забыть надолго, если не навсегда. Он хотел бы остаться в Лабах, продолжить дело своего учителя… если бы он не был сыном своего отца, у него бы был шанс. Но он был тем, кем был. И Генерал Дэминг не допустит, чтобы его младший сын отсиживался в тихом кабинете. Он будет на передовой, как и его брат по имени Чэн. На самом деле, ему повезло – он даже знал своего отца и брата.       Мало кому в этом мире выпадала такая возможность. А вот мать он не запомнил… да и смысл запоминать – с поступления в школу он не видел ни одну из тех женщин, что растили его, и скорее всего, никогда больше не увидит. Военные приходили в репродуктивные центры редко и только с одной целью – сдать биоматериал для производства новых поколений. А потому сами понятия «сын», «отец», «мать» уже практически не использовались. Обычно отцы не горели желанием участвовать в судьбе тех, кому дали жизнь и свою фамилию, хотя возможность такая была. А вот Хэ Тянь жалел, что его отец в этом сильно отличался от прочих.       Иногда учитель ворчал, что они превращаются в пчёл, живущих в ульях: воины, трутни, матки и рабочие… читая книги по биологии, Тянь понимал, о чём он. Но для него этот порядок вещей был скорее естественным – он в нём родился и прожил все свои семнадцать лет… уже почти восемнадцать. Совсем скоро он закончит обучение и отправится на землю, на фронт. Будет защищать наземные автоматизированные Заводы, транспортные конвои, отбивать нападения тварей, что случались всё чаще…. Люди учились, разрабатывали более совершенное оружие… но иногда казалось, что в этой гонке они проигрывают.       Просто, тварей было больше. Просто они плодились с феноменальной скоростью, и могли бросать в бой практически неограниченную живую силу. И становились всё умнее. Проклятые Крысы… он должен положить этому конец.       Кем-кем, а мечтателем Тянь себя не считал. В их мире мечтания вообще не были распространенным занятием. Когда мечтать, если с утра до ночи занят? Физическая подготовка начиналась для курсантов ранним утром, перемежаясь с занятиями и заданиями, и заканчивалась только в конце дня. Поэтому для реализации его планов оставались только ночи. А нужно было хоть сколько-то спать. Однако раз за разом он заставлял себя после отбоя подниматься и идти, под вечные комментарии друга, мол, охота пуще неволи. Прячась от патрульных, ныряя в темные закоулки Завода по направлению к пустующей в это время суток Лабе.       Там его ждали записи учителя. Его убогая коморка, как и всё на Заводе – ничего лишнего, везде металлический отблеск, глухие серые поверхности отражают свет ламп… бесконечные эксперименты, расчеты… снова и снова он проверял, и не находил ошибок. А это значило, что его учитель был прав. И не правы те снобы, что поднимали его на смех. Военные слишком полагались на привычное оружие и не желали видеть других альтернатив. Более мощное, скорострельное, убийственное оружие – вот что их интересовало. И новые разработки велись исключительно в этом направлении. Но доктор Ше Ли думал иначе. Он считал, что им следует размышлять не о том, как убивать Крыс больше и быстрее, а о том, как избавиться от них раз и навсегда… вот только его никто не слушал.       Доктор Ше… он преподавал у них биологию. Сначала общие знания в школе, а потом в Учебке – всё-таки, кое-что о мире внизу знать было полезно даже тем, чья жизнь связана только с истреблением живого. А после ещё - специализированный курс по биологии Крыс для будущего офицерского состава, к которому относился и Тянь. Уже сейчас - командир звена в Учебке. Будучи ученым, доктор Ше не принимал участия в военных действиях и должен был приносить пользу обществу по-другому. И он преподавал детям, посвящая остальное время собственным исследованиям. Вот только если другие ученые его направления были сосредоточены на увеличении производства продовольствия на Заводах-фермах, разработкой стимуляторов, позволяющих военным увеличивать силу, скорость реакции и сопротивляться ранениям и прочих полезных вещах, его разумом завладела единственная мысль - изобрести нечто такое, что позволит справиться с бедствием, которое едва не положило конец существованию человеческой расы.       Всё началось незаметно, как это и бывает обычно. Потом всё объясняли утечкой радиации, какими-то вирусами, случайными мутациями… а теперь уже никто и подавно не знал, что именно произошло. Но однажды обычные крысы, которые сопровождали человечество всю его историю, стали массово превращаться в Крыс. Они стали расти, потихоньку вытесняя сначала других животных, а потом и людей из своих владений. Первым пострадало метро и подземные коммуникации в городах. Нападения Крыс становились всё наглее. Они пробирались повсюду, тащили, что хотели, обустраивая огромные Гнёзда в некогда принадлежавших людям помещениях. А когда они начали нападать на людей – поднялась паника и возмущение. Сколько бездомных и одиноких людей, которых занесло не туда, к тому моменту просто исчезло, пожранные серыми, коричневыми и черными монстрами – никому уже не узнать.       Но даже к тому времени власти не придали должного значения – подумаешь, расплодились крысы. И давали указание потравить грызунов. На местах брали под козырёк, заливали темные углы предписанными препаратами и отчитывались о проделанной работе. А люди продолжали исчезать. Склады продолжали страдать от набегов. На улицах стали появляться твари размером с кошку, а потом и с крупную собаку. Работники коммунальных служб начали увольняться, не желая спускаться под землю. За ними потянулись сотрудники метро. Сторожей на продовольственные склады стало не найти даже за деньги, которые платили раньше инженеру… а чаще всего и вооруженной охраны становилось мало. Вскоре и первые этажи жилых зданий стали пустеть – никто не хотел быть близко к подвалу, в которых происходило что-то страшное…       Крысы появлялись группами, нападали и исчезали, словно действовали по тщательно продуманному плану, всё меньше напоминая безмозглых животных… Разумеется, их отлавливали для исследований, но каждая отдельная Крыса, несмотря на больший размер мозга и более развитые лапы, оставалась столь же безмозглой, как её меньшие собратья.       Загадка разрешилась, когда людям удалось отловить группу Крыс. В отличие от одиночных экземпляров, четыре твари быстро поняли, как открыть клетки, в которых их держали и скрылись в вентиляции раньше, чем кто-то успел сообразить, что происходит. На тот момент гипотеза показалась безумной: Крысы тем разумнее, чем больше их находится вместе. А потом обнаружилось существование крысиных королев, которые могли ещё более эффективно управлять Крысами из своего Гнезда на расстоянии прямой видимости, очевидно, при помощи неких либо не слышимых, либо и вовсе беззвучных импульсов. К сожалению, установить точный механизм общения Крыс так и не удалось - последовавший коллапс и бегство людей значительно подорвали возможности. Доктор Ше склонялся с теории, что они и вовсе псионики, передающие мысли на расстоянии, и обладают групповым разумом.       Тяню все эти заморочки были малоинтересны, а вот тот вирус, который выделил и модифицировал доктор Ли, и который, по его словам, мог уничтожить чуть ли не все Гнёзда в округе, будучи хотя бы раз занесен… Это то, что было ему интересно. Он отчаянно жалел, что доктор не довёл свою работу до конца – и без того крайне эксцентричный и мнительный, два года назад он начал говорить совсем странные вещи. Утверждал, что Крысы следят за ним, и вот-вот подберутся и завладеют его разумом. Мало-помалу эта мысль захватила его настолько, что паранойя взяла верх, он окончательно сошел с ума, и одним далеко не радостным утром сломал ограждение и спрыгнул с края платформы Завода, разбившись насмерть. До этого Крысам ещё ни разу не удавалось проникнуть на бронированный Завод, находящийся высоко над землей, так, что облака часто оказывались не над, а под ним. Впрочем, искать смысл в безумии бесполезно.       Да, Завод представлял собой гигантскую постройку, возвышающуюся над землей на мощных колоннах, уходивших глубоко в циклопический фундамент, удерживавший на огромной высоте, по сути, целый город. Некоторые люди проводили всю жизнь ни разу не спускаясь на землю, теперь практически полностью перешедшую под власть крысиных полчищ. Разумеется, Завод был не один – когда разразилось Нашествие, большинство стран уже готовились к нему, переместив всё ценное на воздвигнутые в рекордные сроки платформы. Туда же ушли те, кому посчастливилось выжить в те кошмарные дни. А таких осталось не так уж и много – твари в очередной раз ухитрились застать всех врасплох. Между платформами была связь и воздушное сообщение, но поддерживать большой парк летающей техники вскоре стало невозможно – ресурсы заканчивались, а добывать их на земле стало сопряжено с опасностью быть растерзанным и сожранным Крысами…       И всё же, сейчас на земле работали полностью автоматизированные добывающие полезные ископаемые передвижные Заводы-ГОКи, Заводы-фермы и Заводы-оранжереи, такие же бронированные крепости, вокруг которых сновали роботы. На роботов Крысы не нападали, видимо, понимая разницу с людьми. Каким образом они чувствовали, есть ли внутри механизма люди или нет…? Загадок было много.       И от этого голова у курсанта Хэ кипела всё больше. Самой большой проблемой была необходимость проверки их с доктором выкладок на практике. Заполучить живую Крысу, находясь на Заводе, было нереально. Спуститься вниз ему никто не даст – чтобы воспользоваться лифтами в колоннах или флаером нужен специальный допуск. Да и он не был уверен, что сумеет захватить Крысу живьем в одиночку. Достучаться до начальства или сокурсников он даже не пробовал. Если уж не поверили всю жизнь изучавшему Крыс доктору Ше, кто поверит семнадцатилетнему курсанту, пусть он и провел в Лабе времени не меньше, чем в Учебке… ну а стоит ему попасть в действующую армию, и об экспериментах можно будет забыть до того момента, как его спишут назад, стариком или инвалидом. И вероятность дожить до этого времени у него оставалась мизерной... а насколько разовьются к тому времени Крысы?       Тянь потер усталые глаза – опять засиделся почти до утра. До подъема оставалось не так много времени. Он должен успеть вернуться в казарму, и хотя бы пару часов поспать…

***

      Оружейный Завод, на котором он работает вот уже который год, совмещен с Учебкой и Лабораториями, а это значит, что на нем всегда полно людей. Туда и сюда по коридорам снуют ученые, военные, и такие же как он сам, работяги. Хотя, может и не совсем такие же, но из-за однообразных синих роб не разберешь. Мо Гуаньшань попал на этот Завод по распределению, сразу после пятого, последнего класса, и должен был отработать здесь восемь лет, пока ему не исполнится двадцать. И он точно не торопил время, а желал, чтобы оно шло как можно медленнее. Не то, чтобы работа в оружейном цеху была пределом его мечтаний, но в репродуктивный центр ему хотелось ещё меньше. В ушах заранее стоял плач младенцев и гомон детей постарше.       Если и было в его положении что-то хорошее, так это то, что сильно тяжелой работой его не нагружали – всё же, ему предстоит гораздо более ответственное занятие – восполнение населения. Потому что Мо был «омегой» - дурацкое обозначение, кто только это вообще придумал? Такие, как он, появились относительно недавно, лет пятьдесят назад, и со временем решение доказало свою эффективность. В силу странной мутации с каждым годом девочек рождалось всё меньше, и ученые и военные власти всерьез задумались, что делать с этим.       Полностью искусственное выращивание эмбрионов поглощало огромное количество энергии и требовало значительных вложений, а вот отдача получалась такой себе. Выращенные таким способом дети то и дело оказывались с различными отклонениями, становясь не поддержкой, а обузой. И от них приходилось избавляться. До сих пор проще и эффективнее оставался традиционный способ вынашивания детей.       Но ситуация становилась всё хуже, и требовала кардинальных решений. Первым отказались от института брака – нужно было поддерживать разнообразие генофонда. А потихоньку всех оставшихся женщин с двадцати лет, а то и раньше, загоняли в репродуктивные центры, они же «инкубаторы», где они работали до исчезновения репродуктивной функции, попросту безостановочно вынашивая и рожая детей. Но даже так не удалось решить проблему – количество женщин сокращалось и дальше. Вот тогда-то и было принято решение попытаться модифицировать мужчин, приспособив и их для вынашивания потомства. Так появились «омеги»… и разделили судьбу женщин.       С детства до школы все рождающиеся дети жили при «инкубаторах» – работавшие там женщины и мужчины были им коллективными воспитателями и няньками.       Затем каждого ждали пять лет в школе, где они получали начальные знания, необходимые для работы на разнообразных производствах. А с двенадцати до двадцати лет – занимались тем, к чему показывали большую склонность, и где могли принести максимум пользы: работой на Заводах, в Лабах, или ещё где, а уж откуда отправлялись к месту своего основного предназначения – либо на войну с Крысами, либо в «инкубатор», либо, в более редких случаях, оставались в мирной жизни, если проявляли недюжинный талант к наукам. Помогали им списанные по состоянию здоровья военные - калеки, учили – специально для этой цели оставленные учителя и ученые, двигавшие науку в Лабораториях.       Впрочем, про науку Мо ничего не знал – пяти лет в школе было едва ли достаточно, потому что основная часть занятий посвящалась для его класса механике и технике. Оказавшись на Заводе, он сначала работал простым уборщиком, приглядываясь к работе сборочных цехов, потом, когда немного подрос, мастер начал показывать ему, как работает цех по сборке пулеметов. И Гуаньшань, которому, в общем-то нравилось возиться с механизмами, и нравилось оружие, с удовольствием начал работать по плановым ремонтам, наладке станков – сначала с мастером, потом уже и сам что-то мелкое делал в своём цеху. Вниз, на землю, его, разумеется, не пускали – рисковать удачно получившимся «омегой» никто не хотел. Туда шли другие механики, и иногда не возвращались, попадаясь к тварям, как не пытались их защитить военные.       Жизнь на Заводе была довольно размеренной, и, можно сказать, скучной. Побудка по гудку, однообразный завтрак в столовке, работа… для обслуживающего персонала цеха отсутствие работы означало, что они хорошо справляются – чем тщательнее выполняются плановые обслуживания и ремонты, тем реже что-то ломается. В перерывах их могли перебросить в помощь туда, где она требовалась. Ежедневная рутина редко разбавлялась для него чем-то новым. Завод напоминал муравейник, где с утра до ночи спешили куда-то по своим делам одинаковые синие комбезы и мундиры, мало отличавшиеся по цвету. Иногда он улетал мыслями в отвлеченные размышления, например, почему форма именно синяя. Он бы предпочел другой цвет… например, насыщенно медный, как проволока или цвет его собственных волос...       Большинство его знакомых проводили свободное временя за азартными играми. Кто-то ухитрялся притаскивать почву и выращивать какие-то растения, полезные, вроде махорки, и бесполезные, вроде разноцветных цветочков, кто-то писал рассказы и повести, а кто-то их читал, скачивая из заводской сети на личные планшеты. Виртуальная библиотека и фильмотека, пожалуй, были одним из основных развлечений всех живущих здесь. Мо всё это было малоинтересно…. Одно время он увлекался просмотром старых фильмов о том времени, когда Крыс ещё не было. То, что он видел на экране радикальным образом отличалось, вызывая сперва интерес, но чем дальше, тем больше – глухую тоску. Потому что у него всего этого не было и быть не могло. Вот этих деревьев над головой, очевидно, вкусной пищи, возможности увидеть вживую и потрогать море… он никак не мог представить, что такое море. Может быть, оно ощущается так же, как резко пахнущая железом вода из крана... а может быть нет. Где-то он читал, что море – солёное… как слёзы? Наверное, он так давно плакал последний раз, что не помнил.       Им говорили, что победа обязательно будет. Что если даже не их поколение, то следующее непременно вернет контроль над землей. И они сотрут Крыс и вернутся, чтобы жить, как в тех старых фильмах. Жизнью, которой уже никто из них не помнил. Иногда надежные стены родного Завода начинали немилосердно давить, и Гуаньшаню казалось, что они сжимаются вокруг. Тогда особенно хотелось на воздух. Если он был не на работе, то выбирался наружу – выйти за тяжелые двери не было проблемой – всё равно деваться с платформы было некуда – от стены до огороженного забором и сеткой-рабицей края было всего ничего. И всё же, даже так – ощущение прохладного разреженного воздуха, ветра, приносящего в лицо то дождь, а то и редкий снег освежало, выдувая из головы лишние мысли. На короткие минуты, стоя так, подставляясь воздушной стихии, он чувствовал умиротворение… и всё же мысль о том, чтобы однажды побывать «внизу» его не отпускала. Как и всякая несбыточная мечта, она приносила и удовольствие, и мучения, но это было лучше, чем вовсе беспросветно-серое одинаковое существование в ожидании, когда его превратят в живой аналог станка по производству и воспитанию новых членов социума.       С некоторых пор у него стало на одну интересную штуку в жизни больше… в целом, живущие на Заводе парни и мужчины были мало озабочены вопросами, связанными с чувственной сферой. Прием препаратов, подавляющих либидо, был доброволен, но ими пользовались, и не так и мало народу. Потому что путей реализации всего этого было только два: искать случайных отношений, которые вряд ли продлятся долго, учитывая постоянную ротацию кадров на Заводах, тесноту в общагах и все прочие прелести, или таскаться в репродуктивный центр, как на работу. И то, и другое, приносило больше проблем, чем удовольствия. Но у Мо даже такие альтернативы отсутствовали – омеге полагалось быть здоровым и принимать поменьше химии, поэтому ему никаких таблеток, кроме обезболивающих и спазмолитиков для облегчения симптомов при "месячных", не выдавалось.       Сам он никакого желания подпускать кого-то ближе необходимого не испытывал, до тех пор, пока не повстречал однажды парня, который теперь не выходил у него из головы.       Впервые он заметил его, когда внезапно решил прогуляться, уже за полночь. Как-то не спалось. Ночью на краю платформы дышалось едва ли не лучше, чем днём – меньше вероятность, что прикопается какой-нибудь скучающий патрульный – ночью обходы были реже, и Гуаньшань давно изучил их расписание. И, похоже, не он один… потому что замеченная им высокая худая фигура в форме курсанта, тоже передвигалась довольно уверенно. Судя по направлению, шел он от казармы куда-то в сторону Лаб. Мо видел его совсем недолго, и только мельком заинтересовался, куда это парня понесло в такой поздний час. Впрочем, это вполне могло быть каким-то заданием, если бы он не огибал так старательно редкие камеры… значит, что-то не вполне законное?       Случаи нарушения закона конечно же были, хотя и очень редко. Законы, царившие в этих остатках человеческого общества, были далеки от понятий демократии, гуманности и прочих уже не вполне ясных для большинства понятий. Существовал устав, инструкции на все случаи жизни, распоряжения и приказы. И они выполнялись быстро и четко. Никому не хотелось в карцер, а уж нарваться на что-то, за что могут и расстрелять…       Если для Мо его ночные прогулки вообще ничем не грозили, кроме выговора от мастера за сонный вид, то курсанту такие шалости могли уже выйти боком. Интересно, может быть, он спешит на встречу с возлюбленным? Такое бывало, особенно среди молодежи… додумав до этого момента, Гуаньшань вздохнул, и решил не думать в эту сторону.       Но не думать не получалось. Тем более, что в следующий раз он увидел черноволосого курсанта совсем скоро… они с мастером тащили со склада запчасти, а им навстречу туда же направлялся молодой лейтенант и несколько подопечных, видимо, из одного звена. Ребята выглядели серьезно, молча и аккуратно вытаскивали и складывали в грузовик ящики с патронами. Наверное, на стрельбище.       В тот раз Мо настолько загляделся, как он легко закидывает тяжелые ящики в высокий кузов, что получил затрещину от обычно спокойного мастера.       - Ты куда это смотришь? – тот зыркнул неодобрительно. – Знаю, что ты – омега, но это не повод так откровенно пялится. Что, дождаться не можешь, когда какой-нибудь молодой кобелёк на тебя позарится? Так не терпится заняться воспроизводством?       Гуаньшань скрипнул зубами и отвернулся. Пререкаться с мастером не хотелось. Он мужик-то незлой, но жизнь была к нему неласкова – его списали из армии после того, как он попался в ловушку к Крысам… и в результате остался и без ноги и с обрубком руки, которые сейчас заменяли протезы, наверняка причинявшие уйму неудобства. Были и другие травмы, после чего продолжать служить он уже не мог, и после госпиталя вернулся в оружейный цех. Мастер не рассказывал, как всё это случилось, на вопросы только огрызался, мол, он-то хотя бы живой, давая понять, что его товарищам повезло ещё меньше…       Вообще отношение к омегам в обществе было неоднозначным. Вроде бы, официально считалось, что у них важная функция, заслуживающая уважения… и за сознательное причинение вреда омеге или девушке, наказание было одинаковым и предельно суровым. Но если к девушкам относились едва ли не как к сокровищу, то омеги отчего-то были сродни изгоям, и вечно становились объектами дурацких шуток, насмешек и несерьезного отношения. Вроде как: ну и нафига тебе учиться – всё равно потом только ноги раздвигать… некоторые из них предпочитали держаться вместе. Но Гуаньшань так и не сумел сдружиться с местными, и в результате со школы больше проводил время один, словно отгородившись глухой стенкой, от которой отскакивали и взгляды сверху вниз, и намеки, и презрение… одиночество было привычным и безопасным. А если иногда и возникала мысль, что хотелось бы с кем-то его разделить, то он усиленно гнал её от себя. Возможно, в будущем, он и сойдется с кем-то. А если и нет – ему, Гуаньшаню, и так неплохо.       И впервые эта глухая стена дала трещину, куда понемногу просачивался интерес к кому-то конкретному. Чем уж его зацепил этот задумчивый парень? Может быть тем, что тоже выглядел отстраненным, словно занятым своими мыслями, рассеянно отвечая, когда к нему обращались. Завод был огромным, и всё же, они пересекались тут и там. Пару раз Мо видел его в столовой, где курсант занял маленький столик, рассчитанный на двоих, в дальнем углу. Подойти к нему Гуаньшань так и не решился, но сел со своим подносом через пару столиков, и то и дело бросал взгляд, надеясь, что его внимания не заметят. Парень меланхолично жевал, копаясь в своем планшете. Прочие, некоторых из которых Гуаньшань видел с ним тогда у склада, сидели за соседним длинным столом, оживленно болтали и смеялись, пока за ними не явился всё тот же лейтенант, поторапливая заканчивать с обедом.       Позже Гуаньшань обнаружил, что очень хорошо запомнил это бледное задумчивое лицо с острыми чертами, и даже рассмотрел, что глаза у него серые, но не как тусклая сталь переборок, а как хмурое небо, какое бывает, когда собирается дождь… он бы так и продолжал наблюдать издалека, если бы не случай.       Тем вечером, закончив смену, Мо тащился в свою комнату. В отличии от остальных работяг у него была своя крошечная комнатка – ещё одно преимущество его положения. Он мог проводить ночи не в общем помещении, слушая храп соседей на двухъярусных кроватях, а в своей коморке. Если бы в их бригаде были другие омеги – скорее всего, их поселили бы вместе, но такого пока не было, и Мо был искренне счастлив этому обстоятельству. Он проходил мимо груды каких-то ящиков, сложенных в тупике коридора, когда он скорее почувствовал, чем услышал странный звук – то ли писк, то ли плач… заглянув за ящики, он замер, воззрившись на удивительное создание. В темноте смутно угадывался серо-белый комок, который шевелился и дрожал, вжавшись в угол. Протянув руку, он коснулся этого чего-то… кого-то. К удивлению, комок не сделал попытки скрыться, а доверчиво прижался к теплой ладони, продолжая мелко вибрировать. На ощупь он был тоже теплый и мягкий. Гуаньшань осторожно обхватил пальцами и вытянул на свет маленькое тельце. Он не сразу опознал существо. Пришлось сфотографировать его и запустить поиск. Поиск выдал «кошка», но показанные на картинках животные были, очевидно, больше, да и шерсть у них на теле была гораздо гуще… здесь же она росла неровно, каким-то клочками, оставляя тут и там участки голой розовато-серой кожи. Но когда удалось рассмотреть получше, Гуаньшань удостоверился, что это всё же кошка. Маленькая, наверное, детеныш? Что делать с неожиданной находкой было непонятно, но малыш дрожал, видимо, ему было холодно. Его надо… согреть? Не придумав ничего другого, Мо расстегнул верх комбеза, и сунул котенка под ткань. Тот царапнул его и вцепился коготками в футболку, заставив зашипеть, но потом устроился, и постепенно перестал дрожать. Так он и сидел, опустив взгляд себе под комбез, когда услышал откуда-то сверху голос:       - Эй. Ты в порядке?       И, подняв голову, встретился со слегка обеспокоенным взглядом знакомых серых глаз. Серых, как хмурое небо… над ним стоял тот самый курсант, засунув руки в карманы форменных брюк.       - А… да, - Мо подскочил, чем вызвал копошение котенка.       Парень смотрел на него с интересом, уголок губ вдруг неуверенно пополз вверх.       - Вообще ты выглядишь довольно странно, в курсе? Первый раз вижу, чтобы кто-то сидел на корточках, расстегнув одежду, и пялился туда. Увидел там что-то новое? – улыбка стала ярче.       - В курсе, - Гуаньшань занервничал. Он как-то не планировал разговаривать с объектом своего неопределенного интереса, да ещё так внезапно. – Нет. То есть….       Он почувствовал, что хрен знает отчего краснеет. Парень перед ним продолжал смотреть, и он нервничал всё больше.       - Тебе заняться нечем? – сделал попытку восстановить равновесие. – У курсантов так дофига времени свободного?       - Вообще нет, - помотал головой собеседник. – Но вот как раз сейчас я совершенно свободен. Так что, удовлетворишь моё любопытство?       Под комбезом снова зашевелилось и раздался тот самый звук, который издавало это животное. Брови черноволосого поползли вверх.       - Что у тебя там?       Похоже, просто так уйти не выйдет. И тут Мо пришло в голову, что парень может знать что-то об этом существе больше, чем он сам. Всё-таки, военных учат всякому. И вместо ответа он расстегнул комбез сильнее, повел плечами, чтобы показать вместо долгих объяснений.       - Ты знаешь, кто это?       Тот воззрился с изумлением, придвигаясь вплотную и потянулся, на что Гуаньшань невольно отшатнулся, инстинктивно пряча малыша.       - Э! Не трогай. Он… боится.       - Он или ты? – усмехнулся парень, но отступил на шаг. – А ты сам не знаешь?       - Знал бы, не спрашивал… - ситуация начинала бесить, и Гуаньшань нахмурился. – А если нечего сказать, так иди, куда шел.       - Вот ты колючий! Лучше расскажи, откуда у тебя котёнок, и что ты с ним делать собираешься.       Признаваться, что понятия не имеет, не хотелось, но выбора особого не было. Похоже, он не ошибся, и неожиданно возникший перед ним и вправду знает больше. Котёнок, вот как это называется.       - Понятия не имею. Нашел только что. Он тут сидел, за ящиками. И пищал.       - Тебе повезло, ты по адресу. Я всегда хотел быть биологом, и кое-что смыслю в животных. Пошли, - поманил за собой. – Да не нервничай, не обижу я ни тебя, ни котёнка. Меня, кстати, Тянь зовут. Хэ Тянь. А тебя, рыжик?       Обращение показалось слишком вольным, а предложение – сомнительным, но Мо решил повременить с возмущением.       - Я тебе не рыжик, - он помедлил, но при желании узнать имя любого на Заводе было раз плюнуть. – Мо Гуаньшань.       - Слишком длинно. Шань, хорошо?       Мо закатил глаза, но разве он втайне не хотел этого сам – познакомиться с этим парнем? Так чего теперь шипеть и упираться? Пусть хоть горшком зовёт, лишь бы помог. Поэтому он только кивнул, и зашагал следом, перехватив поудобнее тёплое тельце. Кажется, котёнок уснул, уткнувшись ему в бок.