***
Куртка на деле оказался неплохим парнем, решил про себя Наруто. Пока он весь трясся и не мог совладать с собой, точнее понять, как лучше поступить — бежать со всех ног, но отказаться от работы Пейна или же накинуться на обидчиков с одним жалким кортиком, — тот забрал у тех парней в амбаре все оружие и столь необходимый диск. Выкинул все в ближайшую канаву и пригрозил отстрелить им яйца, если посмеют за ними последовать. Ноги подкашивались, заплетались, как у новорожденного олененка. Куртка схватил его за капюшон и тащил за собой, забрел на какую-то улочку, купил разбавленного спирта и салфетки. Смочил раны и заклеил пластырем. — Шрамы останутся, — сказал он без малейшего сожаления, будто говорил не о лице человека, в каком-то смысле билете в жизнь, а сетовал на погоду. «Дождь пойдет», — гремело в ушах. Наруто скривился. Он никогда раньше об этом особо не задумывался. Что есть, то есть. И сейчас, смотря в грязную лужу у громадного магазина, не смел оторвать взгляд. Будет сложнее. С милой мордашкой не сказать, конечно, что легко, но намного проще. К красивым людям тянутся, иногда даже об этом не подозревая. Люди наблюдают со стороны за ровным носом или острыми скулами, и их отношение каким-то магическим образом меняется. Если же боженька тебя наградил отталкивающей, заурядной внешностью, то пеняй на себя, придется пахать в два раза сильнее. Уродливые шрамы, занимающие треть физиономии. Наруто выпил горькое обезболивающее, сухие таблетки чуть не встали в горле, он закашлялся и проглотил. Возвращались тем же маршрутом. Узумаки больше не вертелся по сторонам, смотря ровно под носки ног; город теперь не казался таким празднично красивым, воспарившим к небесам, с водной гладью, растаявшей голубой карамелькой. Показал свою личину — подтеки на прозрачных стеклах над макушками жителей и мутные пятна магазинов, а море — чей-то самый настоящий плевок. Разбитый, разочарованный, он сел в вагон метро. Просто ребенок, возомнивший о себе невесть что. Он закрыл ладонями уставшие, опухшие глаза, нагнулся и поставил разбитые в том сарае локти на коленки. Кожу стянуло. — Если потребуется выйти из Солиса, обратишься ко мне, — равнодушно предложил Куртка в пустоту. Ни признательности, ни грубости, колкости. Скрежет рельс, скрипение тусклого голоска, мельтешащие фонари за окнами поезда. — Зачем ты за мной вернулся? Вроде бы ясно дал понять — тебе плевать, что там может случиться. Что со мной произойдет. Главное — хоть в каком-нибудь состоянии вернуть, — передразнил ранее брошенные Курткой слова, с желчью, расползающейся на языке. — А черт его знает. Кричал ты слишком громко. Пожалел. — Куртка отвернулся к покоцанной двери, ведущей к другому вагону. — Лучше бы сказал спасибо. — Спасибо. — Наруто хмыкнул, на губах осталась болезненная улыбка. Больше они не разговаривали. Он облокотился об окно и постарался уснуть. Следовало отдохнуть и выкинуть из головы все то, что там произошло. Надо быть благодарным — он живой, руки и ноги на месте, все жизненно важные органы тоже. Чем не повод для радости? Эти «люди», давно потерявшие свою человечность, остались в прошлом, где-то там, в сыром домике на балках под холмом. Со своими ножками-палочками, ручками-трубочками, гнилой личиной и болячками в придачу. Ровно через десять станций почувствовал ощутимый толчок в плечо. — Пора, — сказал Куртка. И снова сплющенные дома, растворившиеся в темноте, снова граница. Шел теперь более уверенно, то ли из-за того, что чувствовал себя лучше после тревожного, но все же так необходимого сна, в котором он то бегал от кого-то по крышам, то ел со стен побелку. Ему даже стало интересно, отчего во сне он так ярко распробовал этот вкус крошева и пыли, хотя в жизни не отковыривал. А может, дело было в его надсмотрщике, спасителе и просто том, кому не все равно, кто сейчас вел его за собой, заставляя как можно скорее добраться до границы. Наруто еле поспевал за его длинными ногами. «Начальник скоро объявится, и ему не понравится, узнай, что я вожу за проволоку кого ни попадя», — объяснил он. К тому моменту, как они дошли-доковыляли, глубокая ночь легла на город плотным одеялом. У будки их встретила привычная парочка. Всегда двое — ни на одного меньше, ни на одного больше, как по регламенту, правилам, прописанным непонятно где. Кто это проверял, оставалось загадкой. И зачем им в принципе такая толпа из двух человек при том, что работы еле хватало на одного? Куртка кивнул скучающим парням, пинавшим друг дружке камни, но с ними не остался. Последовал за Наруто, к его дому. Тот, в свою очередь, это никак комментировать не стал. Тень за спиной не волновала. Не дойдя всего одну улицу, Куртка остановился, и остановился Наруто. Узумаки, словно привязанный к нему невидимой леской, повторял его движения. — Ты сильно расстроен, — озвучил Куртка очевидное. — И я понимаю почему. Но это бессмысленно. Если думаешь, что как-то не так себя повел, то глубоко ошибаешься. Эти парни обделались. Им никто не дает отпора, терпя идиотские шутки и бессмысленные унижения. — Он изобразил подобие улыбки. — Зачем ты мне это сейчас говоришь? Узумаки всем своим видом показывал, что ему не нравилась эта своеобразная поддержка от человека, которого он знает от силы сутки. Хоть в душе ему и льстили такие нужные слова. Но все же. Откуда эта переменчивость в чужом поведении? — Ты мне напомнил меня. Считай, я говорю тебе то, что и сам хотел бы услышать от кого-то другого в твоем возрасте. — Наруто кивнул. — Я отнесу диск Пейну, об этом не волнуйся. — Хорошо. Наруто завел руки за спину. Он перестал горбиться. Глубоко внутри, где-то в районе солнечного сплетения, стало намного жарче, непонятного происхождения шар будто раскрылся, взорвался, расслабляя тело. Такая новость не могла не радовать. Общаться с начальником, еще и в не лучшей форме, зная наперед, что не оставят изменения во внешности без внимания, — последнее, что бы он захотел испытать. Лучше он, как маленькая мышка, будет от него бегать. Где-то во дворе с надрывом залаяла собака. Куртка молчал и не уходил. — Еще что-то? — поинтересовался Наруто, ухмыляясь. Несильный ветер, ведомый с востока, приятно холодил кожу, цеплялся за отросшую челку. — По поводу шрамов не беспокойся, порезы неглубокие, останутся пустяковые царапины. Едва заметные. Если только не приглядываться. Ну а если и задумаешь от них избавляться, то в наше время, в нашей действительности, — это совсем не проблема. Аппаратиком все подчикают. — Да я и не переживаю. Не девочка ведь, — ребячески запротестовал он. — И ты, вообще, с чего решил? Врач? — При чем тут девочки? — засмеялся Куртка и, подойдя ближе, взъерошил светлую макушку. Так, как это делают старшие, хотя Наруто и был уверен, что разница в возрасте еле ощутимая; выглядел он молодо, а вот глаза, похоже, многое повидали. Уставшие, слегка покрывшиеся тусклой пленкой. «Вряд ли он прибегал к помощи медиков, медикаментов. На брюках заплаты, а на носке обуви блестит клей. Сразу видно — живет от зарплаты до зарплаты», — определил Наруто. — И нет, не врач. Видел подобное. — А теперь все? — сильно нервничая, поинтересовался Наруто. — Да. Все. Куртка убрал мозолистую руку и, не прощаясь, ушел. Наруто полегчало, многотонный груз развалился, так и не прибив его к земле. Он быстро поднялся на свой этаж, не забыл запереться и тут же свалился на кровать. Все еще хотелось спать. Потрогал большой отрезок на щеке и послушался совета — забыл. Возможно, это являлось его первой победой за всю жизнь. Он не струсил. Справился.***
Гудит старенький компьютер, на столе крошево хрустящих чипсов. Наруто ломает зелено-желтые листья и битком засовывает в рот. Он очень давно не был ничем не занят. Еще ночью Пейн написал, что дает несколько выходных. И честно, судя по всему, по его скромному подсчету выходило, что это первый отпуск за два года. Целых два года Наруто день за днем торчал за станком, возвращался домой и валился на заправленную кровать. Изредка он находил, чем себя занять. Что-то вроде побродить по городу с Кибой в нетрезвом виде или же повстречаться с кем-то из менее хороших друзей, еще он мог погулять по парку, покурить на лавочке. Но все это не занимало более пары часов. А сейчас несколько дней в его полном распоряжении, и он совершенно не мог себе представить, чем бы еще отвлечься. Все идеи исчерпал еще вчера, поэтому сейчас вводил первое, что взбредет в голову, в поисковик и смотрел все подряд. Фотографии, новости, статьи, чьи-то дрянные мысли, которых у самого навалом — но узнать чужое мнение иногда полезно. Но только иногда, не когда их бредни заходят за черту и полностью тебя поглощают. Это уже болезнь. Страх быть пойманным с запрещенной техникой в количестве двух штук больше не мучил. Он скорее смирился и готовился к любому исходу, да и если по правде — знай кто, что скрывается в его обшарпанной комнате или кармане растянутых шорт, он бы уже давно оказался за решеткой. А так, похоже, никто не интересовался простыми смертными. Свесив голову, пережевав кашу во рту, выключил компьютер. Сосуды глаз воспалились. Завернулся в одеяло. Заснул. Проснулся через час. Заварил крепкий кофе, а сверху посыпал корицей. С отвращением проглотил комочки недоваренной смеси. Снова сел за стол, забросил на него же затекшие ноги. Очень долго думал, стоит ли написать Кибе и если писать, то как? Каким образом? Написать здесь, с домашней техники, на его страничку и ждать ответа невесть сколько или обратиться с этой просьбой к администрации? Но вот в чем загвоздка — он даже не имел представления, в каком тот городе, а если и имел, то лишь догадки, скорее всего ошибочные. Поэтому надо было писать в центральное управление, но тогда у кого-нибудь точно возникнут вопросы, если они пожелают выяснить, с какого устройства пришла заявка. Поэтому второй вариант ему нравился больше — прогуляться до библиотеки. Честно, Наруто не так уж и не терпелось разузнать, как там поживает старый друг; ему элементарно было скучно, а это стало достойной причиной выйти из дома и пройти расстояние большее, чем до ближайшего продуктового, аптеки. К слову об аптеке, точнее о лекарствах: он пару раз уже успел поменять пластыри, и то, что за ними скрывалось, не очень радовало. Спекшаяся кровь, лоскутки свалявшейся кожи, как коврики, и что-то подозрительно похожее на начинающееся гниение. Он не был медиком и даже не знал основ первой помощи, но тем не менее догадывался, что медово-желтые и оранжевые с примесью черного капли — не есть хороший знак. А мази, как и фурацилин, не особо помогали. Но что-то с этим решать не торопился, лишний раз смотреть, а тем более трогать лицо было до омерзения противно. Снова. Наруто зашнуровал кроссовки, накинул сверху парку и вышел из скромной квартирки. Снаружи непонятная погода: то ли куртку снять, то ли шапку натянуть посильней и шарфом обвязаться. Наруто от этого раздражался и шел быстрее. Наступал на все лужи, вляпывался в грязь. Испачкал штанину. Сперва не обратил на это особого внимания, но, дойдя до центральной площади, постояв в толкучке и почувствовав на себе невидимые взгляды, напускное презрение, обтянувшее эфемерными паучьими лапками ногу, подошел к небольшой горке снега и засунул туда ногу. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Как будто он чистил ружье. Отряхнулся, посмотрел по сторонам, наконец удостоверившись, что никому он не интересен. Во всяком случае, не привлекал взглядов больше, чем поломка на А-4. Это он заметил сперва и сам — солнце горело на три четверти. Целый кусок справа погас, и золотой обруч теперь походил на порезанный пирог или же круг сыра. Узумаки этому особо не удивился, такое бывало и раньше, но с другими А, и это на самом деле не так уж и страшно. Возможно, что-то вышло из строя, а может, что-то с материалами не так. Или вообще кто-то забыл технику безопасности. Оставил маленькую гаечку в крошечной комнате, в которой и одному сотруднику мало места. Она там расплавилась и куда-то залилась. По крайней мере, так им преподнесли в училище, рассказывая о первых экспериментальных солнцах. Что те настолько хрупкие, что одно из нескольких было уничтожено из-за чьей-то невнимательности. Несущественной промашки. «Абсолютно все должно лежать, висеть, стоять, валяться на своих местах!» — вбивали им в голову. Он не удивился, а вот остальные, у кого не было должного образования, далекие от сложного мироустройства, поахали, возбужденно переговаривались, стоя в очередях, перед светофорами, на лавках возле домов. «Что же с нами будет?!» — восклицали они. «Надо закупаться!» — вопила напуганная бабуля. Так Наруто ласково про себя окрестил пожилую женщину в белом беретике и с полуслепыми глазенками стального цвета у радужек. Наруто конца света не страшился, знал, что есть запасные конструкции да и ремонтников, очень талантливых ремонтников, на А-4 тьма-тьмущая. Он больше волновался за тех, кого во всем обвинят, и за тех, кто действительно пострадает от ситуации, по сути такой же ужасной, как муха, залетевшая в рот. Да, неприятно и мерзко, но не смертельно. Он быстро пересек улицу, поднялся по длинной и широкой лестнице песочного оттенка и через громоздкие двери вошел в величественное здание такого же бежево-золотистого цвета. Отметился у подростка. Скорее всего, тут и не работающего, а подменяющего, раз не напялил форму. Поставил корявую подпись и зашел в следующее помещение. Все в этом центре было не по уму: чтобы дойти до библиотеки, следовало зайти сначала в один кабинет, из него выйти в коридор, а там спуститься вниз и снова коридор, и снова кабинет, в котором уже стояли компьютеры. В огромном зале практически не было посетителей, и все равно ему пришлось прождать с десяток минут, чтобы сесть за компьютер и ввести свои данные. В кричаще-красной библиотеке громкое клацанье клавиш буквально гремело. Клац. Клац. Щелканье мыши нервировало. Его долго посылали, перенаправляли, уточняли и далее, далее по списку. Ракушкообразные коридоры Министерства счастья покинул лишь спустя час или же два. На часы не смотрел. У него вроде бы получилось отправить им заявку, и оставалось только ждать. А вот сколько — это главный вопрос. Чем заняться дальше, было совсем неясно. Следующий рабочий день наступит в пятницу, а сегодня среда. Ходить по магазинам, попродавая глаза, осточертело, сидеть дома — еще больше. Наруто сел на поребрик около продовольственного, выпрямил ноги, почти распластавшись по на удивление сухому асфальту. Достал сигареты и закурил. Легкие зажгло сизым маревом. Одна идейка давно засела в голову, но он как-то не решался и долго откладывал то, от чего не убежать, как бы ты ни старался где-то спрятаться. «Я должен объясниться с Учихой. Он должен понимать, что у меня не было другого выбора. Есть на свете такие вещи, которые от нас не зависят, и не в наших силах их поменять. Если он доверился мне один раз, то сделает это снова», — твердила одна часть сознания. «Он меня за порог не пустит. Дальше лестничной площадки не пройду, — протестовала вторая. — Не простит. Не поверит. Да ему и плевать», — одновременно и со смешком, и с грустью талдычила она с абсолютной уверенностью в своей правоте. Наруто тяжело вздохнул, бросил сигарету и затоптал. Он был с той частью полностью согласен и в этом не сомневался, но так резко порывать с Саске боялся. «Не попробую — не узнаю», — заключил он, душа в себе все страхи, но не зачатки. До высокого дома добрался слишком быстро — ноги жили своей жизнью, и сколько бы ни старался медленнее шагать, останавливаться на каждом светофоре, перед каждым человеком, перегородившим ему дорогу, все равно перебегал в неположенных местах, пока еще не зажегся светофор, обгонял неторопливых и торопливых горожан. Только перед самим подъездом вдруг понял, что на деле даже не уверен, что Учиха сейчас дома, а не на заводе или где там еще он мог торчать в позднее время. И на секунду это его остановило. Порывался уже повернуть назад, вернуться в свою квартирку и найти себе занятие, столь же бессмысленное, как строить башенки из зубочисток, как ему открыли дверь. Конечно, не ему, но выходящий придержал перед ним тяжелую дверь, настаивая. Наруто сдался, поблагодарил незнакомца в серой форме… «В серой, такой же, как и у Итачи, братца Саске, — напомнила та самая вторая половинка. — А если этот голубь пришел к Итачи, он, наверное, его дружок». «Не глупи, — остановила первая. — Думаешь, в одном доме не могут жить два голубя? Тем более что…» Наруто не закончил мысль, его грубо остановил низкий голос: — Наруто, уходи. Послышались тяжелые шаги сапог, ударяющихся по плитке. Казалось, что от армейских подошв она крошилась, превращаясь в осколки, которые многим позже соберет уборщица толстой шваброй. Соберет лишь некоторые, а большая часть так и останется на месте, пока этот дом не снесут. Напряжение скопилось в воздухе и начинало гулять, ударяясь о перила, потолок и пол. Сковывало. Этот человек его не любил, и он это прекрасно знал. Ни для кого это не было секретом. Очевидно точно так же, как и то, что трава зеленая, а небо голубое. — Я ненадолго, — протараторил Наруто и сделал шаг вперед, поднимаясь на несколько липких лесенок. — Саске. — Итачи преградил ему дорогу, выставив вбок руку. — В тот день я заставил его выпить всю кипяченую воду. Его рвало часа два, пока рвота не приобрела серебряное свечение. Серебряное… Ты в курсе, что такое случается? Крупный, идеально выбритый кадык задвигался под высоким воротом. Итачи с силой сжал его плечо, до хруста, до того, как у самого не онемели тонкие пальцы. Дверца в щитке отворилась сама по себе, силиконовый провод, сдерживающий десятки проводов, ослаб. На пол глухо свалилось. — Да, я знал. Вам не нужно было ничего делать, — обвинял Наруто его, если «вам» адресовал Итачи, или же их, в случае если говорил про обоих братьев. — Такое редко бывает, и за несколько часов все проходит. — Мне об этом никто не рассказывал, поэтому я повез Саске в больницу, — спокойно признался Итачи. — Там сказали то же самое. Но уже было поздно. Ты когда-нибудь слышал, как в медучреждениях поступают с наркоманами? — Не-ет. — Попадешься в третий раз — дают реальный срок. Во второй — везут в реабилитационный центр при условии, что там есть свободные койки. Если нет, то в психушку. А в первый ставят на учет, и голуби начинают ходить к вам, как к себе домой. Услышать от голубя «голуби» так же странно, как от религиозного фанатика — «фанатики». Узумаки замирает. Итачи наклоняется к нему ближе, смотрит сверху вниз. Давит своим авторитетом и ростом. — Пришлось трахать врача, чтобы она не писала, что мой брат принимает. Узумаки ненароком охнул. Он верил ему. И верил, что таким образом тот смог сгладить последствия. Такому привлекательному мужчине свести с ума женщину не будет проблемой. — Всего за несколько месяцев ты практически разрушил его жизнь. — Голубь сделал паузу. — А сейчас ответь, ты все еще хочешь с ним увидеться? — Мне надо. — Уверен в этом? Тебе здесь никто не рад. — Уверен, — с ощутимой заминкой. — И не перекладывай на меня всю ответственность. Это был выбор Саске. Итачи кивнул, и на его красивом лице проступило что-то очень похожее на оскал. Точнее, так показалось, потому что ни один мускул не дрогнул. Но Наруто был уверен: если бы лицо его не оставалось непроницаемой маской, если бы хоть иногда на нем проглядывалось что-то большее, чем равнодушие, неприязнь, измученная дежурная улыбка и скука, то он бы обязательно оскалился. — Подожди в машине, — приказал он парню, который все еще стоял, придерживая дверь. Весь их разговор он прекрасно расслышал, но этого не показал. Ни мимикой, ни жестами, неловко брошенными словами и так далее. Молча и сдержанно, как и следовало. Как часть интерьера или вещь хозяина. — Так точно, — подтвердил он и разрезал пространство противным скрежетом металла о металл. Они не остались вдвоем — наверху, оперевшись о медные поручни, показался Саске. Он появился слишком внезапно и тихо, чтобы стать третьим лишним. Но Наруто заметил, как и Итачи. Наруто глядел на Саске, а тот в ответ. Саске изучающе всматривался в его щеку, в пластырь с подтекающей бурой кровью. Узумаки столь же придирчиво оглядывал его. Графитовая форма на нем была слишком яркой для этого темного подъезда. Будто она и не серая совсем, а пурпурная, ванильно-розовая, тошнотворно-зеленая, бежево-синяя, — любая, но не серая. Она рябила, слепила глаза. Ужасно подходящая и в тот же момент ужасно неподходящая. Ее будто сняли с остывающего трупа и заставили примерить Саске, а вместе с одеждой ему передались все повадки другого человека. А до него ее носил еще кто-то и еще. Десятки и даже сотни неготовых к этому солдат, таких же глупых мальчишек. «Ты же не такой». — Уверен? — повторился Итачи. — Да, — нетвердо ответил Наруто. — Как знаешь. Итачи нерасторопно стянул с рук перчатки, засунул в карман, велел уйти Узумаки раз и навсегда. Но тот промолчал. Итачи ударил в челюсть. Наруто такое хоть и ожидал, но готов не был, поэтому чуть не упал. Он бы обязательно грохнулся с глухим стуком, если бы сзади него не стояла стена. Удар сильный, меткий, крошащий. В глазах заплясало черным и белым. Закружилось и зарябило малюсенькими точками и волнистыми линиями, от низа до верха. Наруто раскрыл рот, потряс головой и потрогал челюсть, проверяя, не сломана ли. Кроме неприятного ощущения, прикушенной губы, ничего, к облегчению, не обнаружил. — Очень мило, — прокомментировал Наруто, скрывая жгучую обиду. Подошел ближе и замахнулся. По крайней мере, постарался это сделать. А потом еще раз и еще. Все удары проходили мимо, Итачи от них с легкостью уворачивался, не прилагая при этом никаких усилий, а Наруто бессильным животным пробовал опять и опять. Тщетно. Он дрался с воздухом. — Сука! — выругался, перед тем как снова попытать удачу. Его остановил Саске, появившийся из ниоткуда. Схватился своей больной рукой за его здоровую и оттащил в сторону. — Ты идиот, — выдохнул он. — Не нарывайся на тех, с кем нет и шанса. — Я просто хотел с тобой поговорить. Неприятные из-за своей честности слова отскочили. Сейчас это было не так важно. Пожалеть себя он мог и позже. — Мне не о чем с тобой говорить. Можешь подняться наверх и приятно поболтать с моей мамой, если не знаешь, как убить время. Ты с ней неплохо так подружился, — усмехнулся Саске. Он знал. — Учиха, ты настолько раним? У меня, в отличие от тебя, есть дела и поважней. Я бы предупредил тебя, если бы ты тогда не загибался. У меня не было времени сюсюкаться с тобой. — Не волнуйся, теперь мне тоже есть чем заняться. — Это неправильно. — А ты у нас знаток. — Саске смеялся. — Всегда все знаешь больше остальных. Узумаки замялся. Они застряли в одном месте, и до него дошло — лучше сказать правду. — Дай я расскажу. Пейн написал мне… — Хватит, — встрял в разговор Итачи. Наблюдать со стороны давно надоело. — Нам пора. Он нажал на кнопку-малютку, встроенную в железо, и открыл дверь нараспашку. — Наруто, вот что я скажу. Перестань бегать за Саске и тянуть его на дно, на котором сам уже давно потонул. — И что ты мне сделаешь? — Лучше тебе не знать, — грозился Итачи. Саске стряхнул с одежды невидимую грязь, засунул больную руку в карман и, не произнося больше и звука, ушел. Костяшки пальцев сковало. Наруто остался в пустом коридоре. С труб, обвивающих стену, капало. Под ногами проскочил облезлый таракан. Один.