Цвета его смеха

Цвета его смеха — фиолетово-черные, как дым, повисший над Готэмом. Готэм — серый и черный, Готэм — кроваво-красный и отстраненно-синий. Если выпить красную и синюю таблетку, она станет фиолетовой и окрасит внутренности в фиолетовый. И настанет фиолетовый день и час, и мы будем смеяться фиолетовым смехом, говорит Джокер Артуру. Артур молчит, он теперь всегда молчит. У Артура были красные, синие и фиолетовые следы на теле, но теперь они ушли, всё ушло внутрь. Как это возможно — видеть смех, слышать цвета? Как это, смешивать красную кровь с синей краской, как это? Артуру всегда хреново, Артур не знает. Кому есть дело до Артура? Только Джокеру не фиолентово, не фиогалстуково, не фиолетово, потому что Джокер — он сам фиолетовый. Джокер слышит фиолетовый звон, отбивает каблуками фиолетовый ритм. Можно зажать уши (Артур бы так и сделал), но звон, похожий на смешанный гул голосов, все равно будет проходить сквозь пальцы, — красный и синий, он становится фиолетовым и заполняет мозги, легкие, попадает в кровь, врастает в вены — всё стало фиолетовым, всё, всё. Прежде — это был Артур — ему было дело до того, почему всё с ним не так, почему все с ним так, а теперь — это уже Джокер — ему всё равно, почему. Ему важно, почему он танцует, и он оттачивает этот танец до совершенства. Танец Джокера есть воплощение его сущности: кроваво-красной и отстраненно-синей. Нет ничего кроме фиолетового, и Джокер — пророк этого цвета, пророк этого смеха.