Хуже некуда

Её в жар так резко бросило, что она и понять не успела, лишь монотонно продолжала ступать. Перебирая пальцами руки в кармане куртки, что наверняка мурашками от страха покрылись. Может это и вовсе не ей сказали, но впервые проявившаяся женская интуиция об обратном кричала. Снова страх пробирающий так омерзительно, что испариться хочется, но она не вода и к сожалению свойства подобного не имела. — Я кому говорю? — подлетая со спины говорил кто-то, дергая девчонку за плечо. Она обернулась машинально, толком своих действий не осознавая. Взор сразу на кудрявого парня, что за спиной стоял пал, а там вдалеке лысый удалялся. Осознание моментально пришло. Ужас до жути леденящий казалось прямо по костям проходил. А в глаза сразу кидались синяки под глазами, что гармонировали с отекшим носом на лице неизвестного. — Я чем-то помочь могу, молодой человек? — очевидно на дурочку падая девчонка возглашала. — Себе помоги, блять. — Что-то не так? — Куртка чья? — оставляя её без ответа спрашивал парень. — Моя, — почти смирившись со своей судьбой она отвечала, тоном таким словно на казнь отправлялась. — Я ж вроде нормально спросил. Че пиздишь? — уже вскипая настаивал юноша. — Не вру я, хули ты пристал вообще? — повышая тональность голоса говорила Тимофеева, что последствия не осознавала особо. Молчание до такой степени протяженное, что вскипеть вдвойне хотелось. Взгляд его прямо и беспрерывно на её костяшки был направлен, от чего страх по телу разливался словно компот в школьной столовой. Стоять так секунд через тридцать начинало привычным казаться. Парень лишь начинал на лицо взор время от времени переводить. Теперь осознание приходило к нему. И стадия отрицания длилась именно в момент переглядок. Позорище какое, баба по ебалу вымазала, след значительный оставив. Он даже предположить не мог, что с ней сделать нужно, при сложившейся ситуации. Та не только сделать, а что говорить даже? Лезть в драку объективно не вариант, хоть и хотелось, но это проигрыш при любом исходе. — Хорошо, это я возле остановки была, — крикнула девчонка, для которой молчание столь продолжительное сродни каторге было. — Что ты от меня хочешь? Парень её вновь без ответа оставлял, и смотрел ещё так, словно сквозь неё. Раздражало до жути. Ева терять возможности не привыкла, и лишь поэтому отходить вперед начинала, оставляя мнимого оппонента позади. И вроде снова все, снова топает по грязному снегу от которого блевать хотелось. И скрежет у него все тот же, раздражающий безумно. Никто ведь и не заставлял её оборачиваться. И ведь добровольно полностью на парня за ней ступающего смотрела. И ведь кровь в жилах застывала, но она глядеть продолжала. — Рот прикрой и извинись нормально, — судя по всему требовал он. Съязвить хотелось так, будто колкое слово дорогой к чему-то хорошему являлось. Мол, как она замолкнуть вообще может, если он от неё извинений требует. И при этом жить хотелось, но в ней контроль пропадать начинал. — А ты извиниться не хочешь, за то что на девочку напал? — с нотками возмущения спрашивала девушка, что в уличных понятиях разбиралась приблизительно как в робототехнике. — Пацаны не извиняются, — уже по привычке выкидывал парень, явно забывая, что с бабой дело имеет. — Ну и я тогда тоже, — вновь крича возгласила она. Тимофеева его не знала, его взглядов на жизнь и порядок впрочем тоже. Жить со своими установками куда проще было, но и сражаться за них она не хотела так точно. Снова возможность съебаться и снова она ей пользуется. Только бежит отчаянно, будто за ней не один пацан гонится, а целая свора. За спиной сначала тихо, а потом рывки её подобным слышаться. С авоськой весом килограмм пять, а может и шесть даже, она подобный забег не выдержит. А если ещё и про портфель вспомнить, то проигрыш обеспечен. В её голове немного мыслей было, та и мыслями их не назовёшь в принципе. Евой лишь животный страх двигал, она себя овцой, даже не овечкой перед волком чувствовала. Разбивающееся стекло по ушным перепонкам знатно давало. А разлетались красиво, словно витрину фешенебельного магазина разбиваешь, а не бутылку «Буратино» за десять копеек. Знать не знала она, откуда весьма криминальные оттенки в её памяти всплывали. Хоть у неё дед и сидевший, причем по рецидиву, но он максимум жаргон ей перенять дал. А не как оружие из подручных материалов сделать. Самодельная «розочка» угрожающего вида не имела, но от того не менее опасной была. Она сама на эту бутылку смахивала слегка, вроде беззащитная, но если нужно, то защититься сможет. — Не подходи, зарежу нахуй, — говорила она куда спокойней нежели прежде. Вот сейчас в ней решимости целый вагон был. Девчонка в голове уже себя на лет двенадцать за убийство подписала. Хотя, за состояние аффекта сбросить значительно должны, но она в нем перебывала и потому этого не осознавала. Юноша на неё глазами не осознающими глядел, ему ведь даже в голову подобное прийти не могло никак. Незнакомка на голову ниже него убийством посреди белого дня угрожала. Вновь ступор, а что ещё оставалось? Целенаправленно на неадекватную телку лететь? Но он же все-таки пацан и честь его задели знатно. Нужно действовать, как придумает походу, а сейчас хоть бы с места сдвинуться, а не стоять как вкопанному, что уже в его собственных глазах провалом было. Рывок, настолько рьяный, что даже с прохождением спички по коробку не сравнить. Правда куда он кулаками после драки машет? Её ведь уже в поле зрения нет, но он вперед бежит все равно. На горизонте пустота и в голову вновь осознание приходит, до скрежета раздражающее. И разворачивается он так словно вот-вот и в бег снова бросится. Но девчонка того не видит уже, а лишь с отдышкой рваной в подъезд вбегает, «розочку» перед этим на пороге выкинув. С этого дня она другой дорогой ходит, огибая любую опасность предстоящую, теперь уж точно. Ключ в дверном проеме как на зло медленно проворачивается, словно добить её пытается. Как хотелось бы все бросить к чертям собачьим и съебать в закат, но не может ведь, на ней груз ответственности такой, что представить страшно. Насквозь промокшие кеды, что изначально для лета продумывались к ноге прилипали, словно супер-клеем намазаны были. Она их тянула с такой силой, что и ногу потянуть могла, хоть едва переборщив. Авоська с продуктами на убогую тумбу улеглась настоль гармонично, что и убирать её не хотелось вовсе. Будто в этом узком коридорчике все изначально проектировалось с расчетом на нищее население, где впрочем подобное и обитало. — Я дома, — вопль словно она не уведомить о своем присутствии хотела, а об стену уебаться, вырвался из её горла. — О, Евочка, ты в гастроном зашла, — улыбаясь констатировал старик. — Что варить? Гречку или макароны? — осматривая пакет продуктов спрашивал он. — Что хочешь, я пока в ванную, — предупреждающее отвечала девчушка. За последние сутки для неё совмещенный с ванной комнатой санузел стал личным адом. Она с себя волосы срывать готова была, но ведь этим не изменишь ничего. Орать хотелось, бить все что на глаза попадается хотелось даже сильней, чем кричать. И снова ничего позитивного её желания не привнесут. Разрухи и так в её жизни хватило, и без этого паренька кучерявого. Не будет же она из-за глупости плитку дробить, на новую все равно денег нет, а ей в этом всем жить еще. Горячая вода, использовать которую она максимально экономно старалась, кожу словно обжигала, но от того приятно становилось. Физическая боль моральную вымещала, но к сожалению денег стоила, а потому кран она закручивала так же быстро как и открывала. Махровое полотенце влагу впитывало как и вчера, но сегодня она уже с тапочками явилась, хоть и в двойном шоке прибывала. Слезы не лились совсем, видимо вчерашний ручей был последним эмоциональным срывом в ближайшее время. Ведь сейчас она не чувствовала ничего совершенно, от чего вновь плакать хотелось, но не получалось попросту. Дверной крючок звук издавал пуще прежнего от чего последний оторвать хотелось. Видимо слезы решили на импульсивную агрессию смениться, но отчаяние все то же. На кухоньке гречка доваривалась уже, а немолодой мужчина на её приближение оборачивался. — Дедуль, я ещё вот, что купила, — доставая махорку для него предназначавшуюся говорила Ева. — Внуча, ты как чувствуешь, ей богу, у меня закончилась как раз. — Та у меня тоже последние дни не густо было, сам знаешь, — разводя плечами утверждала девчонка. Он и вправду знал, что получку и почти все оставшиеся запасы она на оплату коммунальных платежей потратила. Наглашать на этом не стал, дергать за больное ни себя, ни её не хотелось. Оставалось лишь из газеты самокрутку сделать и встать рядом с внучкой уже в окно покуривающей «Приму» свою. Не осуждал её конечно, сам подобную привычку имел, но оградить её хотелось, жаль не успел, от того лишь смотреть оставалось. А взгляд у него был скорее нравоучающий, нежели порицательный, что уж порицать теперь, сам пример подал. Девчонке же до размышлений о высоком дела не было, она лишь о гречке думала, что в её желудок провалиться трехдневный голод обрывая. И все же смотря на заснеженные улицы где уже смеркалось невольно волнения абстрактные подкрадывались. Хоть и повернула за угол она, но вдруг преследователь видел куда зашла. Что ей теперь оставалось, прятаться от него всю жизнь? Не вариант явно, придется с судьбой смириться и жить как ни в чем не бывало, лишь финку образца тридцать пятого года себе полноценно присвоить. Стук стекла о деревянный стол из любых размышлений вырывал, особенно при виде гречки с небольшим куском сливочного масла сверху. Проблемы от этого не растворились, конечно, но решать их позже прийдется, а сейчас в голове лишь на одном фокус был, как желудок забить сполна.