***
Полгода назад старший Чон совершенно не знал, как смотреть в глаза лучшего друга. Минги держался сдержанно, немного отстранённо и во всем своём положении будущего наследника от второй ветви семьи не имел представления о том, что могло охарактеризовать его действия превратно. Для Сона установился блок на личные сообщения Кану, обратной связи не поступало довольно продолжительное время, но после коротких двух фраз о теперешнем состоянии омеги Минги подрывало плюнуть на свою излишнюю воспитанность и отвесить Юнхо несколько малоприятных ударов в лицо. – Как Ёсан? – мароновый взгляд, холодная выдержка и крепкий виски в руке. Кабинет Сона теперь находился на этаж выше прежнего. – Мне нужна твоя помощь, Мин... – В плане? Старший Чон не имел привычки в одолжениях. Если на то были веские причины, то альфа старался помочь на пределе своих возможностей. Герой красных линий был готов закопать себя, но ни за что не сознаться в собственном бессилии. Сейчас он на грани. Это видно по сжатым и нервно передёргивающимся в кулаках рукам, по лихорадочному взгляду и тяжёлой мимике. Сон не глуп, чтобы это подметить за долю секунд. – Я выпущусь уже через год, Мин. Возьми меня в долю, поставь на процент. Я всё верну, когда окончательно встану на ноги, – Юнхо говорил уверенно, но приглушённо. Это казалось нелепым, простым и совершенно невяжущимся к текущей ситуации в целом. Сона встряхивает, он начинает нервно ходить с места на место, в кабинете повисает тишина, слышится неприятный скрип кожаного кресла. – Что ты предлагаешь мне, Юнхо? – Кроме средних баллов по успеваемости, ничего, Мин. – Тоже неплохо, конечно, – Сон опускается обратно, расслаблясь. Старший Чон по-прежнему жмётся на месте, не отрывая взгляда от альфы. Обоим всё ещё кажется, что уровень ведения их диалога натянут до предела, но дискомфорта от этого совершенно никакого. Словно этот баланс власти и нужды следовал за ними по пятам весь предыдущий год. Однако, память ускорила процесс осознания собственной вины, и нагнетать её Сону в текущих реалиях было опасно для самого себя. Он выбрал его. Кан выбрал Юнхо. И сейчас Минги должен был поступить также. – Твой отец не будет против, Юнхо? – Я с ним поговорю. Учитывая наши отношения с... – фраза застывает. Пауза неуместная, чувства задеты, но не подорваны. Минги прокашливается, чтобы закончить их диалог на нейтральном, но старший Чон набирается смелости, чтобы сделать это первым, – Ёсан спрашивал о тебе, Минги... Ты прекратил с ним общение после случившегося. – После того, как узнал, что он ждёт ребёнка, Юнхо. От тебя. – Мы поторопились, я знаю... Это всё моя ви... – ...Прекрати. Меня это не касается, Юнхо. – Почему ты так считаешь? – Я тебе должен. За Сонхва... – эта тема табуирована. На ней ржавый замок запятнан кровью, а ключей давно не искали. Она белым облаком воспарила над головой, окутала мягким запахом луговых трав и кумарина, обрекла тебя на бесконечную тягу к самобичеванию. И старший Чон старательно выдерживает это, но в глазах считывается вся накопленная боль за последние полгода привыкания. Привыкания жить с этим дальше. – Ты знаешь, что у меня никогда не было желания оправдываться перед тобой, но чёрт возьми, я был должен! – Ты ничего мне не должен, Мин. Я пойду. Хлопок двери, удар часов в голове на отсчете за три. И кажется, что можно выдохнуть чуть спокойнее, но у Сона этого не получается, пальцы трясутся над стаканом, и двумя залпами это не решает проблемы. Но альфа выпрямляет спину, ищет в документах нужные сведения и продолжает свою работу с гулко бьющимся сердцем, обещая себе, что этим вечером непременно напишет Кану...***
... Этого не произошло. Поэтому сейчас, ожидая от самого себя смелого шага вперёд, Юнхо абсолютно теряется. Ёсан внимательно смотрит на своего альфу, не торопит, не манипулирует, не говорит ни слова. На его руках покоится Ёнми, в тёплой палате становится уютнее лишь от присутствия аромата клементина, сконцентрированно оседшего здесь всего за полчаса. Кан расслабленно подаётся ближе к Юнхо, стараясь установить с ним зрительный контакт. – Я больше не стою между вами, Юнхо. А между нами больше нет Минги-хёна. – Разве это возможно, Ёсан~и?.. – тёплая ладонь поглаживает по шее. Интимный и столь необходимый сейчас жест Кан в полной мере способен прочувствовать на себе, как врачебную терапию. Люминисцент красного не способен перегореть, изумруд озёрных омутов не смоет его, а лишь усилит на мгновение. Его хватит обоим. Его хватит... – Теперь на это есть причина, Юнхо. И её существование невозможно проигнорировать, – омега медленно отстраняется, наваливаясь обратно на мягкую подушку. Простреливающая боль в животе отражается тихим шипением сквозь зубы и давящей гримасой на лице. Альфа аккуратно поправляет положение Кана на постели, помогая найти удобную позу. – Может позвать врача? – Не стоит, скоро будет обход, Юнхо. Я хочу ещё немного побыть с ней. – Что мне передать Минги? От тебя, – в голосе оседает надежда. Шлейф запаха окутывает, на Кана это действует сильнее седативных препаратов. На лице омеги застывает лёгкая улыбка, она передаётся и старшему Чону, он зеркалит её, ожидая прямого ответа. – Передай ему, что у нас родилась дочь. И мы назвали её Ёнми, – влажность во взгляде едва заметна, для омеги подобные сантименты стали крайне близки с сердцу, – в честь моей бабушки... – Ёсан~и... «– У меня будет сестрёнка, – касание мягкое, теплота ладони успокаивает резко нарастающую в голосе дрожь. Волнение напрягает каждый удар сердца, а выдох останавливает само время наедине с ним. Это всё ещё чертовски приятно. Это всё ещё болезненно дорого его нутру. – Мы назовём её Лиён... – Это красивое имя, хён...» – Это красивое имя, не правда ли?..***
«Приятно познакомиться, Юнхо. Меня зовут Хонджун...» Красивое имя, не правда ли? Оно обволакивало тебя изнутри ровно два года, а затем его вкус пропал, сухость восприятия на языке и жалящая боль с придыханием на втором слоге. Для Юнхо не было условностей на опережение, это случилось внезапно и резко, потому что оказалось искренним. Его запах был заучен, цвет глаз приятно запечатлён в подсознании, а руки по-прежнему помнили каждое тёплое объятие на задней парковке университета и за выученном студентами кафе. Это было значимым и пройденным этапом его жизни, первой серьёзной влюблённостью и первой болью за отказ. Первой надеждой и надрывом за доверие. Первой кровью на его руках спустя год... Они всё ещё влажные. Посмотри... Чон совершенно забывает о времени, его расписание горит по минутам, факультет экономического посещается дважды за этот день после короткого отлучения в больнице, и за все приложенные за год усилия Юнхо переживает лишь об одном: ему нужно достойно показать свои успехи в будущем. Ему нельзя посрамиться перед Соном, чтобы получить эту стажировку в фирме. – Юнхо?.. Становится нечем дышать, резко и спонтанно. Взгляд замирает впереди, а спину неожиданно обжигает теплом чужого присутствия. Его знакомо охватывают ладонями, слегка придавливают к себе и проходят долгие пять секунд, прежде чем время пускается влёт. Стойкий аромат парфюма и его шлейфа, ноющее чувство голода по венам и неистовый грудной вой зверя. Юнхо узнает его, не касаясь, вспоминает без особых усилий, не поворачивая лица. Он шокировано хватает воздуха из опустевших лёгких, взгляд расфокусирован, тело задеревенело и обмякло одновременно. – Джун. – Я должен был вернуться раньше, прости, – старший Чон набирается смелости, чтобы обернуться в его руках. Ким замечает эту растерянность в глазах пылающего люминисцента, отражает боль и непонимание, давится собственными слезами, когда видит, что Юнхо абсолютно не изменился, он продолжает прожигать его до самого нутра. Время этого не излечило. Просто не успело... – Боже, Джун... – альфа крепко притягивает Кима к себе, забывая о формальностях и обстановке немноголюдной площадки за университетом, забывая о том, что он опаздывал на занятия, забывая о том, что этим утром его мир вращался только вокруг его новорождённой дочери. – Всё в порядке, Юнхо. Я здесь... – плечо намокло, руки крепко хватались за спину, а ноги дрожали. Хонджун впитывался в него, растворяясь до предела, перенимал новые наложения аромата, не смел за это даже мысленно упрекнуть альфу, но в тайне от себя искренне хотел всё это стереть. Бензол усиливался непреднамеренно, перехватывая инициативу доминантного запаха, но Юнхо, кажется, этого не ощущал, находят в абсолютной прострации. – Я не мог до тебя дозвониться, Юнхо. Я всё понял сразу. – Прости, мне было... –...Не извиняйся. Я вернулся к тебе не за этим. – Надолго? – Как получится. Я в академическом, ты же знаешь. – Не пропадай больше так, пожалуйста, Джун, – умоляю... Розовый закат потускнел. Чёрная мгла окутала пристань моря, белая соль разграничила их. В этих ореховых глазах больше нет радости, они воспалённые, уставшие и сухие. Тёмные пряди волос отрасли чуть ниже шеи, кожа стала бледнее, руки тоньше. Ким словно испарялся, его тело ощущалось в пространстве хрупким и невесомым, его можно было завернуть в своё пальто и скрыть ото всех. И старшему Чону именно сейчас этого больше всего хотелось. – Уйдём отсюда, прямо сейчас? – У меня две пары, Джун... – аргумент слабый, едва пробивающий эту рыхлую почву под ногами. Ким не отрывает прямого взгляда от Юнхо, заметно нервничает, но абсолютно уверенно притягивает альфу к себе чуть ниже. – Тогда встретимся после... Я напишу, – губы мажут по щеке, долго и нежно, дыхание ускоряется, кровь залпом приливает к лицу, но Хонджун продолжает искать зрительный контакт после этого. Старший Чон совершенно растерян, и ответа за ним не следует. Но Киму он не нужен прямо сейчас. Он его итак знает. Он знает Юнхо...