Моменты

Меня привели к тебе на допрос В этом деле ты мастер, ты виртуоз Ты образцовый советский разведчик, У тебя не бывает в этом деле осечек. Реммао сидит здесь уже больше часа, но сколько конкретно – определить не получится из-за минимального отсутствия окон в этом холодном подземелье, неизвестно, в какой стороне света. От глиняного пола неприятно тянет холодным сквозняком, на руках неприятным холодом отзываются кандалы. Бежать через довольно крепкую на вид дверь – какой-то сомнительный вариант, особенно с учетом железного шара, соединенного с наручниками. Глаза давно привыкли к почти полной темноте, и теперь довольно легко определить, что это не похоже на допросную или пыточную. Просто обыкновенный подвал обычного дома, вот только – чей это дом? Двумя часами ранее... Ночью Фивы будто бы уменьшились, а небо ложилось на крыши домов и храмов. Возвращение с почти любого заказа всегда сопровождается усталостью, но сейчас ее нужно отложить на потом, потому что охотники не дремлют. Только, к сожалению, усталость берет свое – и даже опытный наставник путает переулки, встречаясь лицом к лицу со своим ночным кошмаром. К удивлению, тот в подворотне один, кажется, его верные товарищи отлучились. Амен удивлен и немного разочарован, что добыча сама попалась в руки. Тем более, такая. Сам старший черномаг, да еще и, кажется, прямиком с заказа и с полной сумкой прямых улик. Шаги в коридоре отдавали небольшим эхом, наставник попробовал изобразить на лице минимальное спокойствие и собранность. Дверь открылась с небольшим скрежетом, видимо, ее не слишком часто открывали раньше. Медленно с ног до головы оглядывая посетителя, Реммао мысленно заключил, что он попал далеко, надолго и навряд ли теперь выйдет отсюда. Скрестив руки на груди и изобразив на лице самую зловещую ухмылку из возможных, в проходе стоял Амен. Тут уже молиться не поможет. Не закрыв за собой дверь, эпистат прошел и сел на грубо сколоченную табуретку напротив шезму. И вот я смотрю в твое личное дело, Изучу твою душу и примусь за тело. —Итак, тебе знакома эта вещь? В руках, как по волшебству, появляется его ритуальная маска, хотя, наверное, он просто достал ее откуда-то. Непроизвольно закусив на секунду нижнюю губу, наставник отрицательно качает головой. Амен вздыхает и поднимается со своего места, перейдя за спину Реммао, сердце последнего падает куда-то вниз от страха. Теплые ладони смыкаются на горле черномага, пока не надавливают, но от одного осознавания уже появляется животный страх перед осознанием того, что его судьба буквально в руках охотника, который, разумеется, не собирается щадить непойми кого. —Без шуток. Я знаю, что ты шезму, и у тебя есть ученики. Скажи, кто они, и останешься жив. - голос одновременно серьезный, но от этого не менее притягательный. Тишина в ответ заставляет пальцы на шее медленно, но все же ощутимо сжиматься. Но и черномаг не тупой, не получив ответа с первого раза, палач попробует еще. Все так просто, к сожалению, не кончится. Когда доносятся слабые хрипы, эпистат наконец-то разжимает хватку. Если у Амена не будет сегодня новой информации (или чего-то, чем можно ее заменить), то отсюда не уйдет целым Реммао. Так намотай на кулак мою тугую косу, Ты же видишь - я уже готова к допросу. "Если нельзя изменить ситуацию, меняйся под ситуацию" – это всегда было и есть жизненное кредо Реммао, и это сегодня в теории может ему помочь выбраться. Стоящий за спиной эпистат без интереса перебирал редкие косички в волосах подозреваемого, предоставляя ему немного времени подумать над своим незавидным положением. Рука с косичек плавно, почти незаметно даже для их обладателя, чуть отстранилась ради того, чтобы с силой намотать длинные волосы на кулак и с небольшого размаху приложить об стол. Повезло наставнику или это был недочёт охотника — неизвестно, но табурет оказался в достаточном расстоянии от стола и пострадал только лоб шезму, но не слишком сильно. Пальцы оставались в прядях, не давая поднять головы. Я узнаю твои тайны, детка - так работает контрразведка. — У тебя есть несколько минут, - нотки раздражения в голосе уже плохо скрывались. — Иначе я отправляю тебя на костёр по частям. — Я мало чего знаю и мне не нужны ученики, - попытка придать голосу больше уверенности, кажется, оказалась провальной. — Неправильно. Я наношу свои удары метко - так работает контрразведка. Реммао знает, что Амен бьёт сейчас даже не в половину, а так, почти в одну четверть, но этого оказывается достаточно, чтобы перед глазами плыли предметы, а на втором ударе ещё и темнело окружающее их пространство. Отказываться навряд ли получится, если знает про учеников – значит, кто-то сам спалился, а ведь наставник предупреждал. С одной стороны, всегда можно сдать самого слабого, а с другой – неужели это конец? Навряд ли шезму, да ещё и наставника, помилуют за сотрудничество, максимум — это быстрая смерть, что тоже весьма сомнительный выигрыш. Так почему бы не попробовать хотя бы немного её отсрочить? На запястьях твоих — стальные браслеты. — Ты же понимаешь, что ты в безвыходном положении? Все улики против тебя, и если чуть припугнуть ту же Эвтиду — и тебя уже ничего не спасёт. Кроме меня, - к концу фразы на обычно серьёзном лице эпистата появляется какая-то странная улыбка. К этому времени он снова сидел напротив черномага и сверлил его чёрную копну взглядом, ожидая реакции. Хочешь не хочешь — ты дашь мне ответы. Что только происходило в его "светлой" голове в тот момент, известно разве что богам. Это ведь отвратительный человек, шезму который брал учеников, и их всех нужно стереть с лица земли, ведь они позорят и поганят род человеческий. Ты - шпионка, буржуйская мразь. Ты сегодня пожалеешь, что на свет родилась. Стол был не широким, поэтому Амен мог, не вытягивая руку, коснуться волос, которые как на вид, так и на ощупь казались мягкими и густыми. Эпистат никогда не отличался терпением, но подгонять возможную жертву почему-то ещё не хотелось. Только сейчас он понял, что в подвале стоит приятная прохлада и имеются несколько кувшинов с чем-то, о чем он уже и забыл. Реммао наконец оторвался от разглядывания собственных рук и поднял свои цитриновые глаза на охотника. Тот счел это неким вызовом, по одному ему понятным догадкам. — Ползи. Во взгляде напротив замерло полное непонимание происходящего, но правила игры были поняты и приняты. Кое-как упав на колени, мысленно превозмогая остатки бунтующей гордости и задетого эго, успокаивая себя лишь тем, что ему "жизнь дороже", он направился под хлипкий стол. Когда его лицом он оказался на одном уровне с коленями эпистата, тот легко отодвинул стол чуть дальше для удобства. Тем временем сам эписат чуть не ушёл в размышления: зачем он это делает, почему черномаг ещё не избит и что тот делает у него в ногах, но эти вопросы все ещё не были весомой причиной остановиться. Реммао в это же время пытался хотя бы примерно сообразить, как лучше стать. Нужно ли смотреть в глаза или нужно будет вообще кланяться. Я намотаю на кулак твою тугую косу. Я же вижу - ты уже готова к допросу. Дыхание черномага все никак не могло выровняться, а ещё жалкие попытки успокоить себя выражением "чем раньше начнёшь, тем быстрее закончишь" никак на самом деле не успокаивали. Вопросы в мыслях тоже не добавляли спокойствия: что ему сейчас нужно сделать, допустим, примерно понятно, — но если это цена за свободу, то дела шезму ещё не в самом плохом положении. Аккуратно скользнув прохладной рукой в свободные штаны охотника, он сразу получил вроде легкий, но довольно ощутимый удар по руке. Видимо, контраст температур оказался неприятен для эписатата. Быстрым движением руки схенти оказалось спущено и перед черномагом предстал внушительный и полуэрегированный орган. Осторожно, на пробу, проведя языком по члену, отметив про себя боковым зрением, что на лице эписатата была только то ли недовольная, то ли издевательская ухмылка, а риск попасть на эшафот все ещё маячил неподалеку, Реммао отметил: нужно действовать резче, как бы не хотелось все закончить прямо сейчас. Осторожно обхватив головку красиво очерченными губами, заглатывая уже дальше имеющуюся длину. На половине дышать становится затруднительно, и инстинктивные слезы медленно размывают кайал на глазах, но это только больше заводит Амена, у которого и без этого внизу живота стягивается тугой узел. Рефлекс к удивлению наставника не дает о себе знать, но остановиться сейчас было бы уже как-то странно. Однако он все же решает слегка изменить способ: медленно отстраняясь, он вызывает отблески интереса в чужих светлых глазах. Реммао снова обхватывает губами corona glandis, только создает небольшой вакуум и боковым зрением замечает, что мышцы эпистата немного напряглись. Реммао не видит, но Амен со всех сил пытается удержаться от соблазна не трахнуть его в горло прямо сейчас. Обводя языком по кругу, наставник двигается все время вниз, пока три четверти органа не оказываются в нем. Затем он плавно отстраняется, чтобы потом снова приблизиться и снова и снова повторять эти движения. Но не выдержав таких томных игр, Амен решает взять ситуацию под свой контроль - протягивает руку к темным волосам, обладатель которых доставляет такое удовольствие, и схватывает за пряди, слегка оттягивая. Дезориентированный Реммао не сопротивляется, но и не в восторге: что этот мужчина хочет сделать на этот раз? Ответ не заставляет себя долго ждать, когда наставник ощущает теплые и вязкие капли на лице и ключицах, он сразу понимает, что произошло. Беспечно открыв глаза, он сразу осознал, что часть ресниц слиплась, но все же поднял свой испачканный взгляд на эпистата. Легким движением руки Амен поправляет белье и штаны, и, поставив локти на свои колени, слегка наклоняется к черномагу с грязной и пыльной тряпкой, которую он только что взял со своей лавки, пальцами второй руки плотно сжимает линию нижней челюсти шезму, заставляя приподнять голову. Картина получается невероятная: даже лучше, чем бьющиеся мыши в клетке. Что вообще может быть лучше, чем такой гордый наставник, выбитый из колеи, отмаливающий свою жизнь таким... способом? Грубая ткань больше смазывает, чем убирает, но на лице охотника все же видно некоторое участие в процессе. Реммао отводит глаза в сторону - стало слишком стыдно даже для него. Будучи под влиянием неизвестного порыва, Амен снова потягивается к волосам наставника, теперь просто медленно бесцельно разделяя пряди пальцами, тем самым распутывая. Несмотря на то, что жест не направлен на пытки, он просто ни на что не направлен, шезму напрягается. И, наверное, правильно сделал, ведь все повторяется, только на этот раз лбом об стол его не бьют, а лишь подтягивают за голову так, чтобы она лежала чуть выше коленки. Сколько они так молча просидели, трудно сказать, но примерно четверть часа точно прошло, оба были в своих мыслях и чувствах. Насколько глубоко нужно было уйти в себя, чтобы на выходе осознать, что твой же палач гладит твои волосы, а ты уже поглаживающее его колено - это нужно спросить у Реммао. Да тут и думать не было смысла, но для главного эпистата любить шезму - это как любить покойника. То же и для охотников: шезму не живут долго, ведь невозможно прятаться вечно. А любовь ли это или мимолетное желание одного и хитрость другого?