Wenn nichts mehr geht

Не знаю уж у кого, но у кого-нибудь точно такая бурная, практически театральная и даже не совсем адекватная реакция Каулитца на весь этот инцидент и его последствия могла вызвать удивление или просто ступор. Да, бесспорно, ситуация – врагу не пожелаешь, действительно херовая, но впадать в такого масштаба уныние, отчаинье и панику, словно завтра наступит конец света – это уже слегка перебор. Возможно, для человека, росшего в полной, счастливой семье и в правильном окружении, где царит гармония и взаимопонимание, это и правда так, но вот для подростка, пережившего за свои семнадцать лет развод родителей, бедность, травлю, две суицидальные попытки, анорексию и прочее дерьмо, это стало последней каплей и спусковым механизмом, запустившем череду новых колосальных проблем с психикой. Каулитц чувствовал, будто все те душевные раны, которые он на протяжении больше полугода старательно зализывал и заживлял, в один миг возобновили, безжалостно содрав образовавшуюся на них корочку. Ему было до такой степени больно и обидно, что хотелось не то, чтобы умереть, а просто не существовать, раствориться в пространстве на неопределённый промежуток времени, впасть в кому и очнуться, когда всё само собой наладиться. Нереалистично? Да. Опрометчиво и наивно? Так точно. Но это было единственное, на что была способна поломавшаяся окончательно психика Билла, попросту устав от бесконечных взлётов и падений. Как Билл зашёл в процедурный кабинет, так и вышел, несмотря на то, что он прекрасно слышал все слова Тома и уже хотел было согласиться с ним и попросить медсестру о консультации с врачом, но почему-то не стал. Толи непонятно почему постыдился озвучить свои проблемы не Тому, а врачу, толи просто был слишком измотан и хотел поспать, что он, вернувшись в палату, и попытался сделать. Заснуть в итоге получилось, а вот спокойно поспать – нет. Первой причиной стал звонок Симоны Тому, после того, как она десять раз безуспешно попыталась дозвониться до Билла, телефон которого был на беззвучном. Каулитц подскочил на кровати от громкого рингтона и спросони даже не сразу догадался, кто звонит. – э.. Том, а это кто? – твоя мама... Лица обоих побелели и напряглись. Билл начал глубоко и неровно вздыхать, казалось, откинув свой несчастный глаз на второй план и думая только о реакции мамы. – алло? Здравствуйте, фрау Каулитц! – привет, Том! Вы, я так понимаю, решили заночевать у тебя, да? Я, конечно, не против, только за, но в следующий раз, пожалуйста, предупреждайте меня, а то я сбилась со счёту, сколько раз я уже звонила Биллу. Кстати, почему он не берёт трубку? Звук отключил или телефон разрядился? Ну всё... Придётся сразу сшибать наповал.. И как об этом вообще сообщить так, чтобы Симона не упала в обморок?! Ух... Не из лёгких задача... – алло, Том, меня слышно? – эм.. Да да.. Вас слышно, просто... Как бы вам сказать.. Мы не у меня сейчас.. Короткая пауза. – а.. А где же вы тогда?.. Ещё одна короткая, но очень напряжённая пауза. – Том,.. что-то случилось?.. Что у вас там произошло?! Пожалуйста, не пугай меня, Томас.. Симона стала нервничать и повышать голос так, что её было слышно другому собеседнику, то есть Биллу. Том в ответ сжато выдохнул и очень тихо ответил : – к сожалению.... придётся.. – как это придётся!? Нет, нет! Не говори ничего! Я сама приду или приеду, куда надо только скажи куда! – хх... Мы сейчас.. мм.. в Магдебурге.. в больнице.. Эээ.. Св. Вальбурги, травматологический корпус... На другом конце провода послышались сначала непонятные отрывистые звуки, а затем что-то похожее на истеричный еле слышный плач. Билл схватился за голову и тихо завыл. – фрау Каулитц, фрау Каулитц! Мы... Том, кинув секундный взгляд на Билла, замялся. –... Почти в порядке, не волнуйтесь! Просто приезжайте, мы всё расскажем. – ах! Да что же мне ещё остаётся делать!! Боже мой!.. Ответила Симона дрожащим голосом и бросила трубку. Том тяжело вздохнул и закрыл перемотанными руками лицо. Сразу после завершения телефонного разговора Симона, расстрёпанная, не умытая, в домашней одежде ринулась во двор заводить машину, захватив на бегу только сумочку. Дорога от Лойтше до Магдебурга заняла у Симоны где-то полчаса, и, как только она переступила порог больницы, Тому позвонил только что проснувшийся отец, поэтому парень отшёл в коридор, где его ждал примерно такой же разговор, как и с матерью Билла. Тем временем, пока Том разговаривал с отцом, Симона с напряжённым и испуганным лицом мчалась в самый конец длинющего коридора на первом этаже, где находилась палата, в которой лежал Билл. Каулитц не ожидал, что мать примчится так скоро, поэтому продолжал сидеть на своей койке и пересчитывать уже, наверное, раз в сотый количество плиток на полу, дабы занять свои мысли хоть чем-нибудь, кроме глаза и всей сложившейся ситуации. Прямо с порога палаты запыхавшаяся Симона позвала сына : – Билл! Билли! Билл сразу же подорвался с места и кинулся в объятья ошарашенной его видом мамы. Мда... В таком состоянии она его ещё никогда не видела.. Помимо повязки на глазу и руке, его тело "украшали" сине-чёрные синяки, сплошным полотном покрывавшие ноги и руки. Первые несколько мгновений Билл спациально зажимал маму в объятьях, чтобы не дать ей себя разглядеть, но, поняв, что это не может продолжаться вечно, отпустил её. Симона, с глазами на мокром месте, просто стояла и молчала, закрыв ладонями нос и рот. Всё, что она смогла вымолвить, находясь в палате с другими незнакомыми людьми, было : – пошли, может... выйдем.. Билл не стал возражать и тут же вышел за матерью в коридор, где находилось много диванчиков. На один из них они как раз и сели. Повисло то молчание и та тишина, по которой Биллу сразу стало понятно, что мать уже догадалась, в чём дело. Несмотря на это, она всё равно попросила у Билла подробностей. Ну, он и рассказал, что же му ещё оставалось делать? Говорил Каулитц отрывисто, немногословно, разрывая предложение на несколько частей и делая между каждой длинную паузу, нехотя погружаясь в недалёкое прошлое, которое он безуспешно старался забыть. Симона молчала, редко вздыхала и внимательно слушала сына. В конце рассказа она покачала головой, как делают люди в момент крайнего недоумения, и сказала : – я не понимаю... Нет.. Не понимаю.. Зачем? Почему они это сделали?.. Что ты, находясь в больнице, мог им сделать? Разве ты в целом можешь тягаться хотя бы с одним из них по силе? Они, насколько я помню, хоть и немного ниже, но несоизмеримо сильнее тебя! Это же несправедливо! Это верх несправедливости! Ты абсолютно ничего им не сделал! Ни разу. Господи, Билли, ну зачем они так с тобой! Разве они не понимают, что делают? Это же получается уже целое преступление! Зачем они так губят твою, да и свои жизни тоже?... Билли, Билли... Симона сидела на лавочке и, в силу своего маленького роста, обнимала Билла посередине рук, почти где локти, так как до плеч и тем более до шеи ей было не дотянуться. Парень, с трудом сдерживая слёзы, пытался параллельно успокоить и мать, что получалось у него, конечно же, не очень хорошо. В итоге, оставив попытки сделать это словами, Билл просто обнял маму в ответ и замолчал. А Симона всё продолжала разговор с собой, как будто это могло что-то изменить и как-то помочь ей. – всё равно не понимаю.. Что же должно происходить в голове, чтобы сделать.. Такое с человеком.. Просто так! Билл попытался сказать, что не просто так, но мать не слушала. – может... Ты их тоже как-то задирал или.. или... наговорил чего-нибудь?.. Каулитц выпучил глаза и, поджав губы, очень многозначительно и громко выдохнул. Симона поняла, к чему это, поэтому поспешила исправиться : – нет, ну у меня просто нет больше доводов! Только какой-нибудь психопат смог бы без зазрения совести так поступить! Симона, как и Билл, уже находилась на грани истерики. – да хоть шизофреник!! Сейчас то что?! Всё уже произошло! Школу я закончил и взаимодействовать с этими людьми больше не буду. На удивление серьёзным и рассудительным тоном сказал Каулитц как раз в тот момент, когда эти самые люди – его одноклассники – повернули за угол и заковыляли в его направлении, озираясь по сторонам. Спросите -  как же они узнали, где находятся Билл с Томом? Всё просто: встретив с утра Гордона, отца Трюмпера, один из парней, Марк, увидев, что мужчина куда-то торопиться, спросил его куда, на что Гордон ответил : "В больницу, к Тому и Биллу. Пацаны из их класса набухались и избили их так, что дело до скорой дошло. А тебе что?", не распознав в собеседнике как раз одного из этих пацанов. Поняв, что теперь уже не до шуток, пацаны собрались и последовали за Гордоном. Парни услышали, как минимум, треть разговора Билла с матерью, но не стали подходить, а подозвали медсестру, которая в свою очередь должна была позвать Каулитца. Женщина отыскала его и была мыслено рада, что разговор был окончен и ей не пришлось его прерывать. – эм, Билл,.. тебя мальчики какие-то просят подойти. Говорят, одноклассники. Уже на слове "мальчики" Каулитц заподозрил что-то неладное, но когда медсестра договорила, вообще изумился. ** как они, блядь, узнали, что я здесь?! И нахуй вообще пришли?! ** Симона тоже выглядела удивлённой и, выгнув бровь, с опаской посмотрела на Билла. – мам, меня просят подойти. Если ты боишься, то не надо : здесь они мне точно ничего не сделают, уверяю тебя. Проговорил Каулитц, выжав из себя максимум спокойствия. Симона печально вздохнула, но отпустила сына и, чтобы не подслушивать, направилась обратно в  палату. Билл же, чувствуя, как всё его тело сжимается изнутри, коротким, прерывистым и нервным шагом направился к месту, где его ждала компания уже протрезвевших после бурной ночи парней. Только завидев их издалека, Каулитц почувствовал, как от резко смешавшихся в один жирный, неопрятный комок чувств его начало буквально тошнить. Ему было больно(как физически, так и морально), мерзко и страшно одновременно. В его истощённом теле и душе уже не помещалось такое количество негативных чувств и эмоций напару со всепоглощающей ненавистью к этой крошечной группе парней, которые нанесли его душе такой урон, что, наверное, всей его оставшейся жизни не хватит на то, чтобы восстановиться. В тот момент меньше всего на свете Билла хотел видеть этих людей и разговаривать с ними, но было поздно, и ноги уже несли его непосредственно в зону отдыха. Каулитц подошёл, встал, и несколько секунд парни просто глядели друг на друга. Каулитц истерично-озлобленно, обидчики – виновато, что совершенно непривычно и даже не органично смотрелась на их быдловатых и нахальных лицах. Потом, как только Билл хотел было заговорить первым, его перебил Лео. – эм.. Билл,.. Ну, мы, в общем, вчера.. Это.. Таво.. Немного.. Ну.. Лишнего.. И выпили, и.. Надавали.. Следом словно жгучей капелькой яда с языка Каулитца сорвалось короткое : – и? Получше вас знаю, что вчера произошло. Вы пришли мне об этом доложить? – да не.. Ну, просто.. Знаешь.. Мы, в общем, извиниться хотим... Блин, ну.. Ну бывает так, ну перепили чутка, побесились... Заодно это.. Проведать решили, не сильно ли мы тебя.. Того.. Билл, не поверив своим ушам, подошёл поближе и вытянул немного шею. Затем лицо его стремительно начало краснеть, а вены на шее набухать. – чего?! Вас подослали сюда, что ли? Смотри, добряк, не перестарайся с любезностями, а то у меня уже скулы сводит. От такой резкой смены ролей Лео, да и всем остальным стало не по себе. Пацаны замяли губы и невнятно заговорили. – так.. Как ты там?.. И Том, кстати, тоже.. Ну, самочувствие.. Не сильно прям плохо?.. – Билл, ну... Мы реально не хотели... Это мы просто выпили, а кто ж не пьёт на выпускном?.. – просто... Ну.. Понятно, недолюбливаем мы друг друга, может даже не любим, но... Всё-таки конец учёбы... Казалось, можно было уже слышать, как вскипает кровь внутри Билла. Она клокотала прямо у глаз, застилая и так поплохевшее зрение мутной пеленой. Всё. Пробка вылетела. Терпение кончилось. – хороши, наверное, напитки были... Так хороши, что вместе с ними вы на утро выблевали и все последки памяти. Шесть лет чмырили, издевались, и тут на тебе : десять выпитых бутылок какой-то ядрёной буйды за один вечер сделали из вас людей!! На извинения даже не скупитесь! Вот это да!! А за здоровье моё вы как волнуетесь – любая бабушка позавидует! Неужели по доброй воле? Или просто за задницы свои боитесь, "как бы мы случаем не перестарались"? А??! Что ж, Лео, теперь отвечу на волнующую тебя тему : самочувствие у меня во! Шикарное! Не поверишь, даже рёбра с ногами после вашего "немного перепили" целы остались! Травмы тьфу! Мелочные! Подумаешь, глаз выбили! Ппввфф! Даже не знаю, с фига ли меня вообще на скорой увезли?!? Рассверипевшего Каулитца уже не смущало то, что он переодически переходил на крик. Лео, будто только что заметив белевшую из-под чёлки повязку на глазу у Билла, не на шутку перепугался (за свой зад, конечно же) и переспросил : – а.. эм.. Ты это серьёзно щас? – нет, блядь! Просто пошутить охота! Лео вытаращил глаза. – пф.. Да не мог я.., не мог.. – мог!!! Ещё как мог, скотина!! Если бы я тогда не заорал, как будто меня живьём режут, ты бы и второй выколол! В этот момент Билл припал грудью к груди Лео и схватил его за ворот рубашки так быстро, что он не успел опомниться. Тогда Лео стал выглядеть ещё более жалким, чем прежде : Каулитц, нависавший над ним, как тень, на самом деле был значительно выше его, и в эту минуту выглядел очень устрашающе. – чо глаза вытаращил?!! Испугался, да?! Следом за этими словами свободной рукой Каулитц резко сдёрнул повязку с глаза и вытаращил на Лео пустую красную глазницу. – вот за что тебе придётся отвечать! Воот!! Полюбуйся!! Проорал Каулитц и после секундной передышки продолжил : – припоминаю, Лео, ты хотел извиниться и даже сделал хилую попытку. Что ж, знай, твои извинения не приняты и никогда не будут. Они, к сожалению, в данном случае бессильны. Здесь работает только одно правило : глаз за глаз, сука... Уже собравшиеся разнимать подростков медсёстры не успели даже глазом моргнуть, как яростный Каулитц с искажённым гримассой красным лицом, повалив здоровенного Лео на пол, тянул свои жилистые напряжённые руки с длинными тонкими пальцами к его лицу, чтобы выдрать ему глаз в ответ. Обидчик, наверное, впервые оказавшись в роли жертвы, всё же не расстерялся и схватил Каулитца за локти, пытаясь отдёрнуть их от себя. К его великому удивлению, сделать этого у него не получилось. В порыве гнева Билл сделался поразительно силён. Силён настолько, что ему удавалось сдерживать натиск Лео, прилагавшего немалые усилия, чтобы уворачиваться от тычков и ударов, сыпавшихся на него с невероятной частотой. Тем временем Каулитц, лицо которого от перенапряжения уже приобрело багрово-фиолетовый оттенок, всё продолжал атаковывать Лео, преследуя свою главную цель, заволокшую густой пеленой весь его рассудок и лишившую его возможности здраво мыслить. Он шипел, рычал и кричал, окончательно потеряв человеческий облик. Наконец, почувствовав, что Лео немного ослабил хватку и устал, Каулитц, собрав все остатки сил, резко деранул руками, вырвав их из лап обидчика, и... Раз. Два. Три. Три мощных и точных удара прилетели чётко в цель - непосредственно в глаз Лео... Туман. Пелена. В следующую секунду они заволокли зрение и слух Билла окончательно. Истошный крик Лео, сватившегося руками за лицо, долетал до парня каким-то глухим и шипящим гулом, словно он находился под водой. Очертания предметов, лица людей также стали нечёткими, размытыми. Следом Билл слегка наклонил голову и увидел... Кровь... На своих руках. Он помотал вдруг потяжелевшей головой, чтобы развидеть это. Не получилось. Теперь он ощущал это. Она, успевшая остыть, очень тонким слоем запеклилась на коже кистей и потрескалась, стягивая её. Биллу вдруг начало казаться, что стягивается и рвётся непосредственно его собственная кожа, а не плёнка из крови. Он начал расчёсывать кожу рук, пока на ней не появились явные ссадины. Немного отрезвило. Следом он встал и направился в свою палату шатким, но довольно быстрым шагом, постоянно сталкиваясь с медсёстрами и другими людьми. Он оборачивался. Он хотел убедиться, что за ним никто не идёт, что никто не пытается его догнать, поймать и отвести куда-то. Ошибся. На другом конце коридора, в миг наполнившегося толпой людей, уже маячили фигуры Симоны, Тома, его отца и, конечно же, медперсонала. Они быстро направлялись к нему. За ним. Билл побежал. Он почувствовал себя настоящим, самым жестоким и бесчеловечным преступником, только что совершившим убийство и попавшимся на этом. От части, может, это и было правдой, так как по сути, преступление он совершил, но, очевидно, не настолько тяжёлое. Но Каулитцу было плевать на это. Будучи в невменяемом состоянии, у себя в душе он считал свой поступок верхом человеческой жестокости. Он превратился в зверя. Тупого зверя, жаждавшего мести и крови. Вот, получай! Вот тебе и месть, и кровь! Кровь твоего обидчика, сделавшего тебя таким, отравившего тебе жизнь. Ликуй! Тебе удалось совершить задуманное! Слёзы... Они горячим ручьём хлынули из глаз парня, когда он уже добежал до своей палаты. Твою мать! Там же люди! Они же помешают ему! Они задержат его, остановят! Развезут ещё больший балаган, чем тот, что уже царил на первом этаже! Нет. Дурак. Кто помешает? Пяток людей за семьдесят? Не смеши. Главное, здесь есть то, что тебе нужно - окно, которое можно открыть. Застеклённая дыра в стене, дающая тебе возможность выпрыгнуть на улицу, сбежать. Уйти. Скрыться. Свалить с глаз долой отсюда. Не видеть никого. Ни перепуганную до смерти Симону, ни успевшего никак толком среагировать Тома, ни вопившего от боли Лео и его подопечных, готовых от шока проглотить языки. Билл отныне не мог смотреть ни одному из этих людей в глаза. Да и впринципе смотреть на них ему бы доставляло ещё большую боль, чем та, которая уже буквально прожигала грудь парня. Кольцо в виде черепа ворона.. В ту минуту оно начало буквально жечь палец парня, напоминая о всём, что удалось сделать благодаря ему. Проклятая побрякушка... Билл бросил секундный взгляд на кольцо, после чего остервенело сорвал его с пальца. Оно останется здесь, а вместе с ним и отвратительные, жгучие воспоминания. Каулитц последний раз обернулся. Поняв, что происходит что-то неладное, три бабульки, кряхтя и причитая, уже вскочили с коек и направились к нему. Живее двигай маслами, идиот, не обращай на них внимания. Билл так и сделал. Он, забравшись на подоконник, спрыгнул на мягкую, усыпанную цветами клумбу, и убежал прочь. Ему было не важно, куда. Главное, подальше отсюда, подальше от всех этих людей, от мамы, от Тома, от своей совести, от своего прошлого, от себя...