Фея для Принца

Однотонная тоскливая пелена укрывала мир. Снежное тусклое ничто простиралось вперёд, скрадывая пространство между землей и небом. В стороне виделась чёрная безнадежная Бездна Запретного Леса, проклятого и искаженного веками волшбы, пропитавшей корни деревьев. …Вот, бывает, живёшь нормально. Не хорошо, но и не плохо: печалишься – в меру, а веселишься – понемногу. Иногда с неприятием вспоминаешь, что было в жизни время, когда страх казался всеобъемлющим, как океан без дна, и моментами стараешься прокачаться так, чтобы никогда больше подобного не испытывать. И живёшь. Нормально или не очень, но без особых перипетий. И вдруг с тобой случается Счастье. Чаша весов накреняется до упора, а маятник безапелляционно устремляется к краю, как безумный. К краю, за которым лишь судорожный, всепоражающий пароксизм любви, и глупое человеческое тело не способно вместить его в себя. И очевидно, что рано или поздно твой маятник с такой же силой устремится на противоположный полюс чувств. И тогда – станет не просто плохо, о, нет. Станет безудержно больно. До бессильных судорог в руках и полного онемения кровоточащего сердца. Горе тебе, если в нежной и трепетной юности, категоричной суждениями и гибкой на выживание, ты не был бит чем-то подобным. Горе тебе, если любовь пришла в твою закоснелую взрослую голову лишь сейчас, и теряешь смысл жизни ты тоже впервые. Это будет грызть тебя изнутри до конца жизни. Испытанное счастье, конечно (когда бы ты не брался взвешивать, а надо ли оно тебе было) всегда будет стоить последующих страданий. Но... Сожаления все же появятся. Однако, сожалеть тебе придется вовсе не о том, что, вдруг ожив, ты так запоздало понял на практике, что значит быть человеком. Нет. Эти сожаления будут иного толка. Бессмысленного, потому что исправить ничего нельзя, хоть используй ты все Хроновороты мира. Потому что ты будешь сожалеть не о том, что счастье случилось, а о его конечности. О, том, что человека, который верит тебе и в тебя, который готов говорить тебе то, что не говорят никому, больше не будет рядом. И эта конечность – закон ваших Вселенных, изменить который невозможно. «- Ты взялась менять время, не понятно, каким образом. Допустим, это реальная задача. Но скажи, меня, да и остальных причастных, совершенно случайно не будет накрывать дежавю от каждого изменения? «Где ты раньше был, такой умный, когда конструктивно пообщаться мисс Всезнайка могла только с книгами?» - Это не дежавю, строго говоря, а эффект Манделы, который... Северус, что смешного? - Абсолютно ничего. - А я уже хотела обвинить тебя во вдумчивости и рассудительности. Но вот сейчас понимаю, что укорять в подобном семнадцатилетнего парня будет сильно несправедливо. - Почему же? Я как раз очень вдумчив. Даже больше, являюсь невероятно сочувствующей личностью, раз уж меня так сильно волнует, каково жить человеку с фамилией, столь тесно перекликающейся с уличным жаргоном. - Хм… Туше, остряк, но только в этот раз». Диалоги, даже те, что не несли никакого смысла, оказались врезанными в память похлеще рисунка, высеченного в скале. События, а не тексты, наконец, стали иметь значение. Северус Снейп был единственным исключением из правил в жизни Гермионы Грейнджер. Чуть больше четырех месяцев здесь, с ним, изменили её больше, чем годы в попытке изменить к лучшему Министерство Магии. И заставили её чувствовать жизнь сильнее, чем нож Беллатрикс и её обещания скорой смерти. Она могла бы думать, что зря все это сделала, и что наоборот, сломала ему жизнь, сначала подарив, а затем навсегда отняв любовь. Но… Кулон не зря переносил её именно в это время. Нужнее всего она была именно здесь, а если так, то и отдавать себя стоило полностью. Взрослые могут помочь себе сами. Дети и подростки – нет. А дальше… Гермиона верила в то, что он научится спасаться сам. Теперь он сможет. Сможет без неё. *** Официально каникулы в Хогвартсе заканчивались пятого числа. Но на деле занятия начинались лишь одиннадцатого, а поезд прибывал на станцию десятого. В Школу каминами и через деревню автобусом возвращались к положенному сроку лишь семейные преподаватели, да те студенты, которые не успели закрыть предыдущий семестр или нарвались на лютые Отработки еще до Рождества. Гермиона решительно, а как иначе, вышагивала в Хогсмид по заснеженной дороге, иногда ежась. В её гардеробе, кроме лишь относительно утепленной мантии и осеннего шарфика, с самого совершеннолетия не было предусмотрено ничего теплее. А настроения трансфигурировать сапоги или брюки за душой не находилось. Какая уже, собственно, разница? По легенде, она отправилась встречать студентов. Но, поскольку все студенты, даже первогодки, возвращавшиеся с каникул, прекрасно добирались сами, упорно разбегаясь от провожатого в первую же секунду, на деле никого встречать Грейнджер не собиралась. Пора было собраться с духом и, стукнув каблуками, взмахнуть палочкой, закружившись на месте. И тогда она узнает, превратит ли её подпространство в мелкие частицы ничего за своевольную задержку, или же беда – минует, и она вывалится из Зеркала на руки паникующему Гарри. Другие варианты Гермиона уже не рассматривала вовсе. Тоска, лютая и безысходная, достигнув пика, вышла из душевных берегов и затопила всё обозримое пространство. В этой тоске безвозвратно утонула последняя надежда, не сумев выплыть. Вдалеке показались Мародеры. Кто же ещё. Встречаться Грейнджер не желала ни с одним из – уже бывших – студентов, а потому замедлила шаг, концентрируясь на пугающей задаче. А невозможно довольный Поттер тем временем приобнимал за плечи Эванс, снисходительно кивая валявшим дурака друзьям, вызывая своей благостной моськой счастливо влюбленного ничем не замутненную зависть в сердце. Блэк закидывал снежками Петтигрю и слабо возражавшего Люпина, носясь вокруг них похлеще собаки. Идиллия. «Некоторым особям, чтобы правильно пользоваться мозгом, нужна инструкция. – Ехидно изрекал Северус, почти благосклонно щурясь в окно на мелькавших в опасных пике под небесами гриффиндорцев. Впрочем, единственной причиной небывалой лояльности парня, уместившегося на полу возле небольшого панорамного витража, была полураздетая Гермиона, укутанная в плед и дремавшая у него на плече». Грейнджер, последний раз тяжело вздохнув, достала палочку, справедливо заключив, что ей, Невыразимцу, в конце концов, не привыкать делать то, что делать не особо хочется. И через минуту её здесь уже не было бы, если бы прямо ей под ноги не скатилась с пригорка сначала – небольшая снежная лавина, а следом за ней – запыхавшийся и злой, как мантикора, Снейп. - Ты... Так бы и ушла... Не предупредив. – Не спрашивал, утверждал. Тяжело дыша, яростно скалясь, весь мокрый от снега и, судя по разорванной мантии, явно срезавший путь через заиндевелые кустарники Запретного. О, она, молчаливая и грустная, не нашедшая в себе душевных сил толком попрощаться, знала этого человека раньше. Точнее, его тень. Она видела его в Лазарете, после того, как Сириус Блэк сбежал, взбешенного и обиженного. Прежде всего, на Директора Дамблдора, так внезапно раньше прочих сложившего вместе несколько невозможных догадок, и втайне сменившего сторону. Она очень хорошо помнила профессора Зельеварения, доказывавшего Альбусу их причастность к побегу преступника. И знавшего заранее, что проиграет. И Грейнджер, конечно, расстроилась. Пусть ей и все еще нечего было ответить, а на воспоминание ушли доли секунды, но окончательно огорчиться волшебница успела. А Блэк – радостно засвистел, заметив их, и активно замахал руками, привествуя ассистента Картер. Снейп даже не обратил внимания на звук, буравя провалами глаз девушку. А она... Ещё раз быстро зыркнув на приближавшихся львов, Гермиона шагнула вперед и изо всех сил вцепилась в слизеринца. Запрокидывая голову, притягивая ближе, безапелляционно, жестко впиваясь в искаженный мучительной гримасой рот. Гробовая тишина повисла в блестящем зимнем воздухе. Последний раз отогрев холодные губы, Грейнджер поспешно отступила на исходную. - Какого... Не обратив внимания на бессильный тон мигом растерявшего воинственный настрой юноши, Гермиона покосилась на Мародеров. Рыжая стояла, прикрыв рот ладонью. Бродяга нелепо рухнул в сугроб там же, где и стоял. Лунатик усиленно тёр глаза, а Сохатый – ожесточенно ерошил волосы. Хвост банально не определился, за кем из друзей повторять реакцию. Добившись ожидаемого эффекта, Мисс Всезнайка устало оскалилась. Что же… Её публичные выкрутасы хоть немного его отвлекут от последующего осознания того, что должно сейчас случиться. А если повезёт, это будет даже засчитано в её пользу, как неплохой прощальный подарок. - Поздоровайся с однокурсниками. – Сдавленно каркнула девушка. Больше сказать ей было нечего. И Невыразимец резко рассекла палочкой воздух. Последнее, что она увидела перед тем, как мир размылся зеркальным отражением, неумолимо затягивая её тело в сверкающую статичность течения, из которого нет выхода, это отчаянный рывок чёрно-белой фигуры в свою сторону. Текущая картинка окончательно померкла. Навсегда.