Кольцо

      Холод проникал в кости, болью вырисовывая по ним рунические письмена. Эстер ёжилась под тяжёлым одеялом так, словно это могло как-то спасти от промозглой измороси где-то между рёбер, но даже древний змей, клубком свернувшийся на груди и испускавший вокруг себя дрожавшую в предрассветных сумерках магию, вряд ли спасал положение. Наречённая ведьма снова уснула, беспокойно и ненадолго: в обед необходимо войти в здание Ковена, чтобы переместиться к отцу… Отец. Одновременно родное и далёкое слово. Дочь была его гордостью, но гордость эта, подобно розе, обрастала странными шипами, будто ту любовь, которую Александр Кроу показывал детям, омрачало какое-то иное, непонятное для Эстер чувство. Тадеуш, весёлый и улыбчивый, никогда с ним не сталкивался, полушутя с горечью отмечая, что, возможно, отец излишне строг к сестре из-за её более высокого потенциала. Девушка же как-то подсознательно пришла к иному выводу: скорее всего, дело в схожести с матерью, мягким касанием приходящей в сны, но отделённой ещё в далёком детстве дверью обители Триады. Не приносило покоя и это странное знакомство с верховной ведьмой, устроившей допрос с пристрастием, искавшей в профессоре проклятий покровительствуемой Академии черты обоих родителей… То, как синьорина Фиоре произносила фамилию Эстер, говорило о неприязни ко всему этому роду. Вряд ли успевший провести с полсотни занятий Тадеуш был тому причиной. Александр Кроу. Будь Триумвират Квартетом, иной кандидатуры на пост последнего верховного ведьмака магического мира вряд ли можно было представить.              — Сегодня трудный день, моя ведьма. Поспи ещё, — змей нехотя сполз по одеялу на матрас, предугадывая порыв Эстер встать.       — Мне нужно кое-что проверить. Предполагаемый убийца Тадди был в Академии в день похорон, это могла быть и она. После следует ещё заехать к Блэкуотеру, времени мало.       — И как же ты собираешься это делать?              Глаза ведьмы на миг засветились тёмно-синим; гримуар сделала краткий пасс рукой, призывая из шкафа дорожный наряд.              — Можешь не отвечать, — временами в голосе фамильяра проскальзывали совсем не змеиные нотки, но больше походившие на человеческое стариковское бурчание; можно удивиться тому, что он будто бы постарел за десятилетия в небытии, пока Тадди не преподнёс Колючке ту самую книгу, хотя, по собственным словам, растворился в магии на всё это время. — Ну исследуешь ты кольцо, дальше что?       — Лукреция Фиоре — главный специалист по артефактам. Ворон явно позаимствовал портальное кольцо у неё; использовав «Affectum ultimum» я смогу определить, с каким чувством она его отдавала. Отец не расскажет, — на последних слова Эстер закусила губу. Даже дождись старший Кроу свою дочь, он не станет отвечать на такие вопросы, если вообще не хотел, чтобы девушка знала о его состоянии.       — Недоверие — верный путь стать хорошим исследователем, но не думаешь ли ты, что пернатый вообще говорил своей коллеге, зачем ему безделушка? Впрочем, — змей склонил голову, наблюдая, как его подопечная наскоро собирает волосы в пучок, — если тебе так спокойнее, то я не стану мешать.       — Временами ты бываешь сговорчивым. Даже подозрительно.       — Назови мне хоть одну вещь, что не наталкивала тебя в последнее время на подозрения.       — Поэтому я и хочу избавиться хотя бы от одного из них.              Академия едва начала просыпаться. Эстер без шума зашла в гостиную профессоров, где у входа можно было увидеть развешанное на зачарованных листках постоянное расписание: приготовление зелья требовало минимум часа, и задерживать занятия Джиованни было бы верхом неприличия. Благо первые в его списке на сегодня — второй курс — должны прийти на алхимию только в пятнадцать минут двенадцатого. Обстоятельства складывались в пользу расследовательницы; радовало хотя бы это.       Профессор Калисто уже был на ногах, по виду не потревоженный тихим стуком в свою комнату, хотя в глазах ещё читалась сонливость, когда он провожал девушку к заветной двери. Ключ щёлкнул в замочной скважине; видимо, низкий уровень магии Джиованни заставил ректора Санторо отозвать привычное заклинание запрета, преодолеваемое лишь специальным паролем, которое предыдущий преподаватель алхимии накладывал на лабораторию во избежание проникновения туда излишне любопытных студентов во внеурочные часы. Только это остановило некогда Тадди от попытки сварить лютиковый самогон ради шутки над любившей данные цветы Вивьен. Эстер была благодарна за то, что Джиованни не стал задавать лишних вопросов: у него самого утром были дела, они и заставили рано подняться и поспешить, оставляя коллегу в одиночестве среди баночек, склянок, связок трав и чугунных котелков, к двум из которых профессор проклятий перенесла необходимые ингредиенты. Зелёный отвар смешался с фиолетовым, делая раствор внутри прозрачным и практически готовым к использованию. Оставалось лишь немного добавить собственной магии, совсем чуть-чуть.              Ведьма вынула из кармана невесомое серебряное кольцо. Сапфир заиграл гранями в свете скромного ноябрьского солнца, проникающего сквозь стекло на рабочее место; лишённая любви к украшениям девушка на мгновение подумала, что в иных обстоятельствах аксессуар мог бы ей понравиться, настолько лаконичной казалась вставка из драгоценного камня и оплетающая его резьба. Тёмно-синий цвет подошёл бы профессорской форме и мог эффектно сплетаться с грозовыми переливами магии гримуаров, к которым относилась Эстер, черпавшая свои силы рассудительно и терпеливо из омутов волшебного мира, теперь напитывавшая ими перелитое в колбу зелье. Но как серебро местами покрывало чернение, так и мысли ведьмы омрачала реальность принадлежности артефакта потенциальной убийце родного брата.              Кольцо опустилось на небольшой прямоугольник из воловьей кожи. Пальцы без толики метаний взяли пипетку Пастера. Три капли. Затем семь. Заключительные девять. Склянка коснулась губ своей прохладой, и безвкусный отвар потёк по языку. Ведьма прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Ожидаемых ярости, обиды или презрения не ощущалось. Эстер почувствовала удовлетворение от какой-то непривычной работы, а затем лёгкий укол сомнения, как если бы последний владелец магической вещи долго его рассматривал прежде чем вложить в конверт. После пришла уверенность. Эмоция обрывалась, коротко скользнув прикосновением сквозь бумагу. Перед маскарадом ведьма надевала украшение лишь на пару минут, да и ничего подобного не испытывала в преддверии бала, а потому эффект от использования зелья нашла приемлемым; никаких следов того, что она «фонила», обнаружено не было. И всё же какого-то итога этой части своих поисков подвести не могла.              — Я говорил, пустая затея.       — Постой, ещё не всё. Может, им владела не госпожа Фиоре.              Другой котелок предусмотрительно бурлил кроваво-красными пузырями. Пришлось приложить усилия, чтобы быстро остудить багровый раствор; стихийники справились бы с этим меньшими стараниями. Новая порция магии вытекла сквозь пальцы, электрическими разрядами передавая энергию зелью поиска. Подгоняемая стрелками часов Эстер не была уверена в абсолютной правильности приготовления: последовательность, как она поняла по экспериментам с часами, являлась верной, но из-за необходимости делать два дела одновременно ошибки могли закрасться на любом из этапов. Жидкость «Хозяина» была вязкой и густой, а потому кольцо, опущенное в неё, тонуло медленно, пока беззвучно не осело на дно. Первую минуту ничего не происходило; затем поверхность пошла рябью, искривилась, расчерченная знакомыми каналами и улочками материковой части Венеции. Чуть левее от центра возвысилось стоявшее у воды здание Ковена, чуть правее кронами раскинулся ухоженный сад одной из вдовствующих догаресс. Пейзаж замер, чтобы вновь исказиться, собираясь странным мерцающим водоворотом.              — Не получилось, — профессор проклятий разочарованно выдохнула, переводя взгляд на место, где до того сидел её задумчивый чешуйчатый собеседник. Змей развоплотился раньше, чем она это заметила, очевидно, сливаясь с ведьмой, чтобы увидеть картину в котле её глазами.       — Отчего же? — низкий голос прозвучал через секунду после того, как Эстер ощутила в затылке знакомое покалывание и давление магии на плечи. В этот раз присутствие превосходящей силы ощущалось заметно мягче, чем ранее; профессор проклятий, опустившая глаза на алое зелье, видела, как поверхность собирается в корпуса Академии. Она спешно обернулась, сталкиваясь взглядом с чёрной маской, из прорезей которой на неё смотрел верховный ведьмак.       — Что вы?..       — Доброе утро, леди Кроу. — Ворон сделал шаг навстречу девушке, заглядывая через её плечо.       — Здравствуйте. — Она практически поперхнулась словом, застрявшим в горле.       — Я понял, что меня кто-то разыскивает, — тёмная перчатка исправила не существовавшую в реальности неряшливость манжета, — подумал, возможно, следует сему «кому-то» показаться. Ожидал, что это вы.              «Трёхглазая ворона!» — фамильяр зашипел где-то между ушами.              — Это не то, что вы подумали. — Только оправданий в подозрениях к верховной ведьме не хватало в сложившейся ситуации.       — Я ничего не думал, — морщинки собрались в уголках светлых глаз. Белки выглядели чуть покрасневшими: неясно, ложился ли мужчина прошлой ночью спать, или же совершал приготовления перед обещанной в полдень встречей.              Вывод напрашивался сам собой: фамильяр был прав. Эксперименты в алхимической лаборатории — трата драгоценного времени, которая не привела ни к чему стоящему. Кроме того, что хозяином артефакта был не тот, кого рассчитывала найти ведьма. В этом свете испытанное доселе чужое сомнение играло странными красками. Не мог же Ворон и вправду долго выбирать, как будет выглядеть портальное кольцо? Бессмыслица.              — Эстер. — Голос ведьмака звучал ровно.       — Да?       — Вы хорошо себя чувствуете?              Ведьма вырвалась из секундного размышления, понимая, что они стояли друг к другу странно близко. Более тесный контакт до того связывался лишь с её плохими эмоциями: странно нахлынувшими картинами далёкого прошлого, зазывающего ледяной волной криков, боли, испытанной как Вороном сотни лет назад, так и самой Эстер в моменты, когда он спас её из толпы в крипте на похоронах Тадди и сообщил о плачевном течении болезни отца. Даже на балу они вальсировали на приемлемой приличиями дистанции, а теперь находились на расстоянии собственного дыхания. Можно было различить запах моря, исходивший от мужчины, как в миг их горячечного неосторожного поцелуя. За спиной ведьмы облачками пара испарялось зелье поиска, багрянцем оттеняя её смущённый румянец.              — Насколько это сейчас возможно. — Эстер сглотнула подступившую к горлу неуверенность.       — Я не хочу, чтобы вы себя дополнительно терзали за случившееся в последние дни. Не нужно бояться смотреть на меня. — Ворон задел за ту струну души, которая плела расстройство в аккорды чувств. Стоявшая перед ним девушка несколько раз едва не заводила разговор о той самой дерзости, на которую решилась тогда в комнате, приникая губами к чёрной маске в надежде на небольшое избавление от нахлынувших эмоций, ища якорь спокойствия и стабильности в сильном мужском плече. Хотела извиниться за проявленное безрассудство. Почему-то теперь казалось: он её не осудил, хотя сказать наверняка, что Ворон говорил именно о поцелуе, было нельзя. До момента, пока ведьмак не протянул руку, осторожно касаясь женской щеки, отсылая будто бы к их битве в коридоре Академии, когда он доказывал ещё только будущему профессору, что она способна стать хорошим преподавателем, превосходно готовившим ведающих к встрече с настоящими проклятиями. Тогда Эстер не поняла подобного жеста. Ладонь в чёрной перчатке осторожно скользнула за ухо; девушка неосознанно потянулась к ласке, не представляя, насколько она может быть приятной. Не отвернулась, когда мужчина склонился чуть ниже, будто прося разрешения повторить то, что они уже сделали буквально два дня назад, но осмысленно, без горького послевкусия, без поспешного ухода Ворона, облачённого, помимо вихрившейся чернильной магии, переносившей его обратно в крипту, в вину перед собственным смятением и чувством неправильности испытываемого тепла к несоразмерно ему молодой ведьме. Он тысячу лет как не юноша, чтобы клясться в чём-то столь рано, но именно им тщательно представлялось, каким будет артефакт переноса, им была заложена туда часть своей силы, плетущая заклинание таким образом, чтобы оно однажды переместило Эстер к поместью четы Де Сантис и ещё в течение пяти часов давало ему знать самые яркие испытываемые эмоции, готовя в любой момент прийти на помощь, словно мужчина предполагал, что ему придётся отлучаться. Ведьма сняла кольцо почти сразу, убирая его на глазах Ворона в карман маскарадного костюма, искрившегося, подобно одеянию Царицы Ночи, но зачарованный металл, хранивший отпечатки тонких пальцев, исправно передавал и заглушаемое расстоянием любопытство, и восторг от созерцания залы, и неясный гнев, смешанный со страхом, едва не заставивший ведьмака сорваться прямо с экстренного собрания Триумвирата в кулуары поместья. Благо та вспышка была короткой, но сердце, разбуженное тревогой, не успокоилось, пока Эстер не предстала перед взором целой и невредимой. Впоследствии она даже не упомянула пошатнувшую её спокойствие ситуацию, но он об этом обязательно узнает, чтобы оградить от подобного в будущем. Сейчас же Ворон видел, как сама ведьма подаётся навстречу, снова соприкасаясь губами с чёрной личиной, и сомкнул руки за её спиной, прижимая к себе уже не ради успокоения, но ради взаимного удовольствия.              Эстер ощутила ладонями, как горяча кожа на чужой шее. Прежде холодная маска на этот раз отдавала неясно откуда взявшимся теплом так, словно девушка целовала не бесчувственный камень, но живые полнокровные губы, трепетно касавшиеся её собственных, не давя и не подчиняя, но захватывая мысли. Это был тот самый миг, который она вымаливала у судьбы в первый раз, и продолжался он куда дольше, чем можно было мечтать. Большим пальцем ведьма огладила испещрённую линиями поверхность над скулой, с нежностью отвечая на неожиданную, но такую приятную инициативу. Впереди были новые поиски, новые дорожки из хлебных крошек, тяжёлые встречи и прощания, но этот момент медленно застывал в памяти прекрасной скульптурой, достойной самого Бернини. Крепкое, но столь бережное объятие, словно она была нежным и трепетным цветком, с чьих лепестков уставший путник пил утреннюю росу, стремясь сохранить хрупкую красоту в руках. Эстер отстранилась первой, без тени страха заглядывая в светлые глаза. Не в поисках ответов, ведь мучивший её вопрос уже был решён. На душе стало легче. Оба будут лелеять это воспоминание; именно оно затем согреет в сложные минуты предстоящих испытаний. Они отошли друг от друга всего на шаг.              — Так намного лучше. Я по-прежнему буду ждать в полдень, — ведьмак кивнул, на прощание задержав взгляд, в коем между строк читалась невысказанная благодарность. Теперь он не поспешно скрывался, но оставлял девушку в спокойствии и умиротворении, которые делил с ней ровно пополам. Эстер вздохнула, наслаждаясь тишиной лаборатории, где не было слышно даже фамильяра, что молчал, не вмешиваясь в ровный ход её мыслей неуместными комментариями. Древний колдовской змей всё понимал. Но вывести из мечтательного настроения ведьму стоило хотя бы для того, чтобы поторопить.              — Не успеешь к инквизитору, — терпения фамильяра хватило на долгие пять минут.       — Приберусь и побегу, здесь недалеко, — девушка не без аккуратности промыла пустую колбочку из-под настойки тысячелистника. Испарившаяся на дне котла жидкость не оставила на серебре ни единого красного следа; подумав мгновение, Эстер надела кольцо на указательный палец. Сапфир действительно подходил профессорской форме и случайно подобранному тёмно-синему дорожному наряду.