Эта горестная жизнь

– НЕТ! Его же голос отдавал эхом в ушах вперемешку с отвратительным скрежетом наручников об эту треклятую трубу – как там звали того придурка, приковавшего его здесь? Рик? Сейчас Мерлу было насрать. Для него он навсегда останется Спятившим Ковбоем, бросившим его подыхать здесь будто бы из благих намерений – видимо, это должно считаться гораздо более благородным, чем намерение Мерла начистить рожу засранцу Ти-Догу. И кто вообще просил этого ковбойчика вмешиваться? Надо же, какой справедливый – видит людей впервые в жизни, и сразу во всём разобрался; кто тут прав, кто виноват. Видимо, раз бывший коп, так сразу всё знает – ох уж этот опасный Диксон, давайте прицепим его к трубе, чтобы никого не обижал, и оставим на верную смерть! Мерл фыркнул и в который раз безрезультатно дёрнул рукой в наручниках – бессмысленно, абсолютно бессмысленно. Только сдирать металлом кожу. В дверь, ведущую на чёртову крышу, ставшую его ловушкой, начали ломиться – значит, они уже здесь. Мерзкие твари, жаждущие человеческой плоти – нет, те, кто считает, что в ходячих остаётся что-то человеческое, полные придурки. Мерл засмеялся – надтреснуто и истерично, уже плохо отдавая себе отчёт в происходящем. О да, перед тем, как бросить его здесь, добрая и преданная группа закрыла дверь на цепочку, которую ходячие разнесут через пару часов – да толку-то? До него доберутся, рано или поздно доберутся и сожрут живьём, как и всех – хотя нет, есть ещё другой вариант, конечно. Ещё он может сдохнуть здесь от голода и жажды, как он мог забыть. В приступе отчаяния Мерл рванулся в сторону, как дикий зверь в клетке, и, тяжело рухнув на бетонный пол, вдруг разрыдался, так же истерично, как смеялся секунду назад – впервые за долгие годы, страшно и навзрыд. – Господи! – заорал он так, что было, наверное, слышно на всю Атланту. Рассудок помутился; не то от жуткого положения, не то от наркотиков, не то ото всего сразу – Мерл Диксон никогда, никогда не был трусом, но здесь не наложит в штаны только какой-нибудь псих. – Господи, я знаю, что плохо себя вёл! Ладно – чертовски плохо, совсем паршиво! Я знаю, знаю... Но я всё исправлю, Боже! Всё исправлю, – в исступлении прошептал он, дико косясь на дверь, из-за которой уже лезли мерзкие, наполовину сгнившие конечности – схватив цепь, он снова забился возле трубы. – Пожалуйста, помоги мне, Господи! Пожалуйста... Хотя бы просто покажи, дай подсказку, что мне делать! Я прошу Тебя, пожалуйста! Снова разразившись истеричными рыданиями, Мерл несколько раз ударился лбом об пол, не то в попытке размозжить себе череп, не то окончательно перестав соображать, что происходит. Вдруг его взгляд упал на ножовку, которую уронил один из этих трусов, убегая отсюда, как крыса. Мерл снова засмеялся. – Спасибо... Спасибо, я понял... Сейчааааас... Сейчас всё сделаем... Спасибо Тебе, Боже... Вынув ремень, он вытянулся так, что едва не вывернул себе руку, в попытке зацепить хоть край ножовки, бывшей его единственным спасением – наконец, спустя несколько минут, а может, часов, ему удалось подтянуть инструмент к себе. – Сейчас, – продолжал шептать Мерл, принимаясь отчаянно пилить наручники, так надёжно державшие его здесь. – Сейчас... Это что, какая-то шутка?! – вдруг взревел он, швыряя ножовку и снова обращаясь к небесам. – Я не обращался к Тебе ни разу за свою грёбаную жизнь, и теперь Ты решил так надо мной подшутить? Она же тупая, как этот засранец, который уронил чёртов ключ в сраную трубу! Всё ещё не веря в происходящее, Мерл смотрел обезумевшим взглядом то на ножовку, то на наручники – да, она не могла их перепилить. Не могла и всё. В дверь послышался новый мощный удар – снова заметавшись возле трубы, Мерл вдруг понял. Страшная мысль, но ситуация немногим лучше – наручники не перепилит, а вот... – Нет, – пробормотал Мерл, с трудом выуживая эту мысль из прочего хаоса и пытаясь отключить разбушевавшиеся эмоции – да что это такое?! Когда это он поддавался эмоциям... – Нет! Да нахрен, не хочу я... Вот дерьмо... Следующий удар едва не вышиб дверь – Мерл подскочил и, окончательно потеряв рассудок, схватил ремень, делая жгут. Разум затмил животный страх, гнавший его вперёд, и внезапная, нездоровая решимость – он пошарил по карманам. – Чёртов ковбой... Кто просил его забирать всю дурь. Кто?! Так было бы гораздо проще... Гораздо... Ладно, хрен с ним. Так. Мерл Диксон, есть у тебя яйца? Есть. Вот и давай, пошёл. Зажав жилетку в зубах, он взял ножовку, примеряясь – рука тряслась, как в лихорадке, но Мерл мысленно дал себе по морде, собирая всю свою решимость. – Давай, ну... Козёл... Давай, я сказал! Ну! Вдохнув и впившись зубами в жилетку, Мерл, не оттягивая больше ни на секунду, вонзил лезвие в руку – адская, пронзительная боль, от которой выворачивает все кишки. Завопив так, что ходуны за дверью даже притихли на несколько секунд, он снова бросил ножовку, таращась на руку, из которой незамедлительно хлынула густым потоком кровь. – Нет, не могу,– застонал Мерл, мотая головой из стороны в сторону и хватаясь за руку. – Не могу... От следующего удара цепь, на которой держалась дверь, звякнула ещё более подозрительно, чем до того – резко замолчав, Мерл вновь схватил ножовку и продолжил, захлёбываясь всё той же острой, резкой болью. Он уже не понимал, как приблизился к концу, работая ножовкой как заведённый, ничего не видя и не слыша, и сосредоточившись лишь на одном – не потерять сознание. Ни в коем случае не теряй сознание, сукин ты сын, даже если темнеет в глазах, а сознание мутнеет с каждой секундой. Последний отвратительный, скрипнувший где-то вдалеке звук – и Мерл уже смотрел на то, что когда-то было его рукой, переводя взгляд на валяющуюся рядом кисть, застывшую в агонии, вытянувшую скрюченные пальцы. Смотрел ошалело, задыхаясь и дрожа с головы до ног – как вдруг с последним ударом цепь не выдержала, и на крышу сплошным потоком хлынули они. Рывком встав на ноги, Мерл помахал им ножовкой: – Ну, давайте! Проголодались? Ответом ему было шипение и утробное урчание – проломив нескольким тварям голову ножовкой, Мерл растолкал остальных, кого плечом, кого ногой, и рванул прочь с крыши, снова захлопывая за собой дверь, чтобы выиграть немного времени – сбежав по ступенькам вниз, он вломился в первую попавшуюся комнату, закрываясь на замок. Он покосился на свой обрубок – несмотря на жгут, кровь, естественно, шла, и с этим надо было что-то делать, иначе он либо помрёт от потери, либо привлечёт ещё ходячих, либо всё сразу. Оглядевшись, Мерл заметил, на свою удачу, плиту. – Отлично, – пробормотал он, стараясь пересилить шок и зажечь её. – Отлично, сейчас всё будет. Последнее усилие, новая вспышка боли, новый мерзкий звук и ещё более мерзкий запах – не выдержав, Мерл всё же опустился на пол, на несколько минут погружаясь в темноту. Внезапно в эту темноту вмешалось что-то – что-то шаркало рядом, шипело и принюхивалось. – Иди в зад, – пробормотал Мерл, не открывая глаз – тем не менее, слушаться это что-то не собиралось. Почувствовав прикосновение к своей ноге, Мерл окончательно вернулся в реальность – прямо перед его лицом была очередная, на редкость мерзопакостная рожа ходячего. – Ах ты урод! – прикрикнул на него Диксон, как следует дав твари коленом и отталкивая её от себя – не дожидаясь продолжения, он вскочил,опрокинул на ходуна стол и, разбив стулом окно, выпрыгнул на улицу, направляясь к лесу. Баловнем судьбы Мерл Диксон никогда не был, и всё же ему удалось спастись – по крайней мере, пока что.