***
Чувство подавленности, давящие на грудь пульсирующие боли, может собственные руки, пытающиеся ощутить больное, ноющее о пощаде сердце. Ощутить и сказать, раскрыв губы, жалобу на одиночество... Когда в последний раз, попрощавшись глазами, они расстались друг с другом, только не душой, это оставило свои следы в жизни каждого из капитанов, душевные разговоры, глупые мысли и вечера. Все скатилось к черту, только боль, кровь и слезы каждый раз пачкали лицо снова и снова, а все дни были одинаковыми, но с каждым разом больше трупов на палубах немых кораблей. Больше Стид не улыбнётся, радуясь одному и тому же закату, его красоте. Больше Эдвард не будет пытаться угодить ему, быть вежливым, добрым. К черту. А возможно, давно пора. А возможно, они просто слишком разные. Кто-то лишь поддался искушению, приключениями, свободе... Сжимая запачканный уже засохшей, мертвой, бездушной кровью кортик, грязное лицо печально известного пирата исказиться. И встретятся они лицом к лицу, правда не те, кто должен. Корабль качался на волнах, пират поднял голову. Калико. Джек. Чёрная борода думал, что вряд ли они встретятся ещё раз, особенно в этой ситуации.***
«Никто никогда не будет трахать тебя так, как я, Эдди, детка...» — пронеслось в голове. Он заверил его о том, что заглушит боль в сердце, закроет трещины на губах своими, по буквам соберёт «надежда». В итоге только бледные ладони впились в кожу, а тело прижалось к стене. Глаза Эдварда последние пару секунд всматривались в крошечные недочеты в деревянных стенах, а брови поднялись, губы приоткрылись. Все те годы давно прошли, подумал Тич в тот момент, когда рука Джека коснулась его волос, лёгким, но одновременно резким движением заставляя его вскинуть голову назад и кратко, хрипло ахнуть. В момент, чтобы усмирить легкое недовольство дикого «Кракена», Джек резким движением прижал его живот к стене, сам прислонившись к его спине и твердым членом в штанах к заднице. «В чем дело, Эдди? Некуда деваться?» — насмешливо сболтнул Джек, изворотливо нацепив на лицо коварную улыбку. Действия не последовало, только крепкое тело перед ним, еще больше растаяло на стене, а поношенные штаны натянулись из-за всего-то смены положения ноги Черной бороды. «О, да..» — Пират простонал, решив закрыть свои глаза и сунув большой палец под край своих кожаных штанов. Калико нашел время усмехнуться, пронзив щеку Эдварда своим прихотливым взглядом, снова подняв нетерпеливую ручонку, как зверь, желая ухватиться за что-нибудь и туго сжать в собственнической хватке, а после пройдясь своим острым взглядом вниз: к шее, груди, животу. Блядский извращенец. «О да, мой член чертовски большой...» — прошипел он сквозь зубы, рукой маняще скользя по телу пирата. Он смеялся, нет, издевался над ним. — «Я знаю, ты скучал по папочке Джеку». Голос Калико почти потонул в собственной глубине, в конце сменившись жаждущем рычанием, слегка разомкнув зубы. Эдвард потерялся, не в моменте, а в себе, в затуманенных мыслях, где Стид был главным актёром этой грустной комедии и главным, желанным лицом. Единственными и неповторимым. Лицо Тича дрогнуло, глаза посмотрели вниз с горечью и написанным на губах унынием. Хоть глаза и блестели, как новорожденные звезды, были готовы так же взорваться, и главным оружием будут — слёзы. «Просто...» — Черная борода вздохнул, слегка повернув голову в сторону, желая избавиться от боли, которую обещал ему исцелить бывший любовник. Он устал слушать, как он шепчет ему пошлости, хвалит свой чертов, сука, член. —«Давай уже покончим с этим». Джек замолчал, нахмурив брови, будто только что прикусил кончик языка и пытался понять, во рту слюни или кровь. Перебрав по губам языком, Калико Джек наклонил голову, слегка открыв губы. Он не думал, что Эдвард так серьёзно отнесётся к какому-то сексу. Для него это был — просто секс, для Тича — ненадёжная и хрупкая надежда, повод занять рыдающий разум. Быть любимым. Он знал, что это было глупо, но потеря одного сумасшедшего идиота привела его к другому. «Расслабься, чувак,» — Джек усмехнулся, криво улыбнувшись. Это казалось смешным — делать из этого сцену. Эдвард только вздохнул в ответ, сомкнув ресницы, что ели заметно переплелись с ресницами нижнего века, держась за «руки». Крепко, крепко. Позвоночник извился легкой дугой, как тело змеи, гибко и плавно... чужие руки избавились от верхней одежды, а после большой палец обвел контуры татуировки змеиного тела вокруг предплечья. Кожанная куртка упала под ноги, словно дешевая тряпка. Всё так грязно и пошло, верхняя губа уловила каждую дрожь извращенных слов, запутавшихся в клочках волос на лице. Напрягалось не только тело. Мысли бушевали собственной волной. С прикосновениями к загорелой коже неслась быстрым потоком кровь по венам, сосудам все еще монотонных щек. Грубая, мужская ладонь забралась под край кожаных штанов, вторая сжала довольно пышное, сильное бедро. Джек усмехнулся. Эдвард старался молчать, хоть ему и очень хотелось заговорить — сказать все, что крутилось на языке, забилось давно в разуме плотным клубком с момента расставания и разрушеной надежды — остаться с тем, кто так же был несчастен. Ресницы распахнули глаза, расширившиеся от удивления и нарастающего напряжения уставились в стену перед лицом. Тяжёлое дыхание отражалось, словно уродливое лицо в зеркале, грея и без того потное лицо. Штаны сползли вниз, бедра одул холодных, моросящий сквозняк. Джек резким движением провел двумя пальцами меж ног Эдварда. Он стиснул зубы, шипя, но быстро свыкнув с ощущением влаги, которое только растер Калико, утонув в таком же вязком стыде. Внутренняя часть бедер слегка склеилась при малейшем движении крошечными, прозрачными нитями в каком-то небольшом промежутке, а после невольно рушились...***
Он помнил эти мозолистые руки на своем теле, самые извращенные фразы, слова... Но видимо никогда Тич не найдет иного утешения у старого приятеля и любовника, собутыльника и самого страшного врага, как в светлых руках, так легко дарящих любовь и тепло, не рушащих доверие. И когда удавалось найти хоть грамм наслаждения в ком-то другом, из горла Эдварда вырывались легкие стоны, шепчущие знакомое имя, заставляя Джека остановится в недоумении.