15 августа 1894 года. Мондштадт. Мондштадтское Королевство.
Король Крепус IV стоял у окна своего кабинета, покуривая и перечитывая письмо Императора Каэнри'ах из раза в раз. Оно приехало с заметным опозданием в Королевство из-за простых колебаний Самодержца по поводу этого союза, ну и проблем с почтой конечно же. Он быть может и согласился бы сразу, но его убивала внутри эта самая мысль, что его Маленький Ники после такого уйдёт в одно только бесконечное отчаяние. Да, подобные браки не по-любви, а по династической выгоде были частью жизнью каждого. Да, Ю-Янг помнил прекрасно каков был брак его родителей, насколько их брак был несчастлив и насколько в нём страдала его мать. Да, для всех это нормально, но не для Самодержца каэнрийского. Именно из-за несчастливого брака родителей, Ю-Янг всë детство и отрочество грезил о собственном счастливом браке, где оба будут одинаково счастливы и никто не будет страдать... Да, так и вышло, но хотелось-бы, чтобы так же было и с собственными детьми. Поэтому он и тянет с браком Виталины, тянул с Андрасом и теперь с Кэйей. Ю-Янг попросту не хочет, чтобы его дети страдали, утопая в бесконечных изменах и скандалах. Крепус тяжело вздохнул, он хочет того же, но навязывать все эти ценности семейные не очень то и желал. Он — мондштадтец, его сын тоже, они из народа настоящей свободы и нагружать, и запрещать под предлогом несуществующих правил, не в духе свободного народа. Крепус может лишь побурчать, но никак не начинать ограничивать. Свобода порой идёт не так как хотелось бы. Перечитав на раз так десятый письмо Крепус сложил его в несколько раз и положил на стол. Его раздумья “свободного” человека терзали требования выдвинутые Императором Ю-Янгом III. Они были не только попросту логичными, но и довольно-таки удивительными, способными дать задуматься: «А нужен ли этот союз вообще?». Нужен. Мондштадту нужна поддержка столь же сильной и мощной державы, как и само Королевство. Хорошо, будущих двух наследников покрестят по обычаям стран в которыми они будут править. Хорошо, в случае войны одной страны, подключиться обязательно и союзная. Хорошо, свадьба будет проходить в Мондштадте, это даже замечательно. Хорошо, Кэйа будет лишь Принцем-консортом Королевства и не будет участвовать никак в государственных делах Мондштадта. Но чëрт побрал, Дилюк будет лишь Императором де-факто и так-же не будет никак участвовать в государственных делах уже Каэнри'ах. Да как-бы у всех всë равно, но всё равно обидно было как-то. Ладно. Но пункты смены фамилий династий на общую “Рагнвиндр-Альберихи”, а так же последующее отдаление Гуннхильдров от мондштадтского двора после свадьбы... Ну, прям перегиб для Крепуса. У Гуннхильдров под боком большая часть армии, а так же церковь. Вдруг они действительно организуют заговор из-за собственной обиды? Гуннхильдры в принципе род очень род крепкий. Сопровождали династию Рагнвиндров с самого их зарождения и до сегодняшнего дня. Они фактически то были на равне. Расхождение братских династий очень много бы значило для страны. Очень и даже слишком много для Мондштадта. Гуннхильдры люди простые. В них не стоит слишком и разбираться дабы понять их собственные мотивы. Они поступят то просто и легко, не проворачивая что-то масштабное как Лоуренсы. Гуннхильдры поступят умнее. Они в принципе все люди умные и образованные. Настоящие шахматисты на политической арене. Ох, теперь Его Величество Король Мондштадтский понимал о чëм тогда предупреждал Самодержец Каэнри'ах. Почему он тогда ещё его не послушал? Почему он вообще это так по-глупому ляпнул? Но выбора у Короля теперь нет, раз союз, то союз. Отказаться Крепус от того же, что и сам предложил не может. Это же тоже глупо. Он сел за свой тёмный рабочий стол, под тёмный густой дым собственной сигары. Король придвинул к себе документ, вновь раскрыл, пройдясь взглядом по его содержанию в какой уже раз. Вздохнув, Его Величество придвинул к себе бумагу и перьевую ручку с чернилами... Пора было бы начать создание документа, но перед этим конечно лучше было бы рассказать старшему сыну. Да, Крепус молчал больше месяца. Молчал, не рассказывая не собственному сыну ни Канцлеру с Парламентом. В Королевстве была дуалистическая монархия, а то есть все важные решения принимались не только самим Королём, но и Канцлером, главой правительства. И подобный союз никак не мог пройти мимо Парламента без всякого его обсуждения. В общем, Крепус был всё-таки ограничен, не только семейными разборками и аристократами. И поступил он с этим всем союзом опять же неправильно, вовсе не обговорив всё с Канцлером. Крепус этим союзом направлял на себя ружья, столь глупо и тупо. Так и до революции совсем немного. Кхм. Опомнившись и прокашлявшись, он позвал громко свою верную горничную Аделинду, которая служила верой и правдой дворцу уже какой год подряд: — Аделинда! Прошу вас пройти ко мне! Женщина лет тридцати восьми на вид в рабочей одежде сразу же появилась на пороге кабинета Его Величества. Она всегда появлялась в нужный момент удивительно быстро. Этот факт чётко давал понять: справлялась со своей работой она всегда идеально. — Ваше Величество, что-то случилось? — Удивительно нежно и спокойно спросила верноподданная. — Нет-нет, позови-ка пожалуйста Дилюка. Это важно и очень срочно. Разговор будет с ним у меня. — Слушаю и повинуюсь. — Аделинда мигом покинула кабинет, скорее направляясь к комнате своего воспитанника. По правде её и Дилюка связывали довольно-таки тёплые отношения. Аделинда заменила ему мать, когда Королева после родов страдала послеродовой депрессией. Тогда Её Величество новорождённого не желала видеть и слышать от слова совсем и никто не мог как-то это изменить. Картина стояла ужасно печальная. Морально убитая родами девушка и её недавно рожденный младенец, который бы от собственных криков о нуждах наверняка бы вот-вот взорвался. Пришлось совсем ещё молодой новенькой фрейлине заменять младенцу его же родительницу. Это способствовало тому, что первым словом ребёнка было не привычное всем “Мама”, а “Няня”. За это бедную девушку чуть не уволили, но благо всё обошлось и решилось и благо Королева Аннелис смогла принять вскоре своего мальчишку. Но разница в привязанности была колоссальной. Связь была нарушена кажись навсегда. И дальше Аделинда испытывала к Дилюку материнские чувства, вплоть до настоящего времени. Сама детей она не имела из-за слишком верной службе королевской семье, с супругом дела те же, хотя претендентов много и по сей день. Она так-же помогала растить и Агнет и Вильгельма без всяких просьб о дополнительной оплате своих трудов. Аделинде деньги были совсем уже не нужны. Можно с уверенностью сказать, что Аделинда постепенно стала фактически членом семьи Рагнвиндров. В общем-то не проходя слишком уж долго по коридорам главной семейной резиденции, фрейлина подошла к двери комнаты Кронпринца и несколько раз тихо постучала в неё. Когда из комнаты совершенно внезапно вылетел само Его Высочество Кронпринц, женщина чуть от страха не отпрыгнула на другой конец коридора. Кронпринц был весь будто как на иголках. Кронпринц был весь в ожидании хоть каких-то вестей из Каэнри'ах. Он был готов каждый день к внезапной поездке туда, а как на зло отец всё не планировал и не планировал туда ехать! И сейчас он выглядел столь готовым и не теряющим всяких надежд хотя бы на простое письмо от Цесаревича... Цесаревич их кстати за месяц отправил штук шесть и каждое письмо, которое было написано на чистом каэнрийском, Дилюк хранил как нечто священное, вместе с фуражкой мундиром и фотографиями. У фотографий он чуть ли не молился, прося Святого Барбатоса о взаимности в любви или хотя бы простом приглашении в Каэнсбург, а ещё лучше в Царское Село. Кстати про каэнрийский язык... Дилюк его учил наравне с остальными уроками, которые преподавали ему самые лучшие профессора Королевства. Учил язык он сам ибо боялся, что профессора каэнрийского научат его не тому и что он наговорит тогда Кэйе при встрече? Научат ещё чему-то в своб пользу. Будет тогда очень стыдно. Безумно стыдно. Вернёмся же к фрейлине с Кронпринцем. Герцог СпрингВаллийский так-же внезапно взялся за плечи своей дорогой воспитательницы, с глубоким вздохом задав простой вопрос: — Приглашение пришло...? — Его алые глаза были полны этой отчаянной надеждой любви. Смотря в них, так и хотелось сказать, что всё хорошо и взаимно. — А-а... — Женщина посмотрела за спину воспитанника, увидев за ней в комнате баронессу и стало как-то даже неловко... — Никак нет, Ваше Высочество... Но ваш отец вас звал по важному делу. Расстроенный подобным Кронпринц отпустил плечи Аделинды, посмотрев на баронессу Гуннхильдр, а потом вновь на Аделинду. — Хорошо... Я сейчас вернусь. — Тихо и как-то даже сухо произнёс Наследник, направляясь к кабинету отца, считая, что ждёт его очередные скучные новости или просьбы. Аделинда посмотрела вновь на баронессу, встретившись с ней взглядом. Аделинда как и остальные совершенно не знала и не понимала, что творится между баронессой Джинн Гуннхильдр и Наследником. Очень странно, зная, что обычно Дилюк абсолютно всё выкладывает про себя своей няне. Но видимо столь личных и интимных секретов вовсе нет. Взглотнув, женщина скорее направилась выполнять свою работу, дабы не завязать столь долгим бездействием и молчанием ненужный разговор с баронессой. Дилюк же в это время уже дошёл до кабинета отца, постучался и сразу же зашёл, закрыв за собой дверь. Настроения теперь совсем не было, хотя понадеяться на лучшее можно было. Он посмотрел на отца, а после подошёл к его столу чуть ли не в притык. В его глазах совсем не читался всякий интерес. — Ты меня звал, верно? — Спросил Наследник со вздохом. — Верно, лучше сядь, думаю от столь важной новости ты упадëшь. Может даже в обморок, я не знаю, правда... — Тихо произнёс Король, после чего его сын сел на рядом стоящий дорогой стул. Пф, в обморок. Опять кто-то умер якобы близкий и теперь очередные похороны намечаются. Крепус же встал из-за стола, взяв с собой любимую сигару и закурил. Он придвинул к сыну листок с письмом каэнрийского Императора, а после отошёл к огромному окну. — Прочти прошу это письмо. Оно важно очень не только с политической точки зрения, но и... Личной. Личной для тебя. Прочти и хорошо всё перевари. Я пойму, если ты разозлишься, пойму, если уйдёшь в нескончаемое отчаяние... Но я ничего не могу поделать, хотя сам всё и совершил. Прочти внимательно, прошу. — Крепус отвернулся к окну, затаив дыхание... И ожидая худшего. Дилюк хмыкнув, взял письмо и раскрыв его да увидев от кого оно... Сразу же принялся читать. И с каждой строчкой, с каждым предложением и словом он всё не мог поверить в реальность происходящего и написанного. Он... Он самый настоящий везунчик и счастливчик. Он выиграл эту жизнь. Он счастлив. Он невероятно счастлив! Его мечта была достигнута без всякого его участия в дело. Дилюк готов отца заобнимать от радости. Его отец — гений. Его отец — самый настоящий Святой. Союз с Каэнри'ах за счёт брака с Кэйей... Об этом можно было только мечтать и молить. Дилюк готов ехать прямо сейчас в Империю, дабы там встретиться с Кэйей и поблагодарить Святого Барбатоса за столь чудесный подарок судьбы. Они теперь будут вместе и навсегда. Они теперь разделять все последующие счастливые моменты жизни вместе. Они построят семью. Свою семью. Они вместе будут соединены на всю долгую жизнь. Это самое настоящее счастье. Это самое настоящее благословение от Всевышнего. Знал ли об этом всём Кэйа, совсем другой вопрос конечно. Глаза Дилюка вновь горели от нескончаемого счастья. Он наконец поднял взгляд и произнёс тихо: — Папа... — Дилюк поднялся со стула и дал отцу совершенно неожиданное требование. — Назначь свадьбу как можно скорее в ближайшее время. От такого заявления у Короля глаза чуть на лоб не полезли, он раскашлялся и повернулся назад к кабинету и сыну... А от сына и след простыл. Крепус осознал, что совершенно не знает Дилюка. Собственного Наследника. Собственного сына. А кто вообще знает Дилюка? Дилюк побежал сразу же, чуть ли не в припрыжку к себе в комнату. Этот день он запомнит навсегда. Это его день. Его самый счастливый день в жизни. Он его отпразднует хорошенько и порадует других. Всех кого знает и знал. В том числе и свою лучшую подругу... Баронессу Джинн Гуннхильдр. Как только в комнату забежал Рагнвиндр, Джинн сразу же всё поняла. Если этот до жути холодный и безэмоциональный юноша чему-то и рад, то наверняка это связано с каэнрийским Наследником. Ни с кем и ни чем другим. Джинн Дилюка знала прекрасно, знала даже лучше чем сама фрейлина Аделинда, которого та с первых его дней воспитывала. Джинн знала его с детства и хранила в себе чуть ли не все личные тайны Дилюка. Она молода и прекрасна, она мила и заботлива. Ей безумно повезло по жизни, по крайней мере так считали многие, правда не она сама. Её все любят, за счёт её трудолюбия и добродушности. Она каждому прийдёт на помощь, дав отличный совет или попробовав помочь делом. Но как бы столь не была прекрасна молодая баронесса, какой бы красотой не обладала и кто бы не пытался сводить их, Джинн не смогла стать кем-то большим для Кронпринца. Она была ему лишь лучшей подругой, но никак не той, которая стала бы его супругой, а тем более будущей Королевой. Нет... Хотя очень много кто её видел в этой роли. Мила, добра, ответственна, её любят в народе, её любят аристократы, её любит Королевская семья. Да и чего греха таить, её собственные родители всячески пытались выставить возлюбленной Кронпринца. Все в это верили и понятное дело не только в собственной стране. К ней порой даже обращались по титулу “Кронпринцесса”. А что же до балов, где Наследник мондштадтского престола танцевал с ней, а не с тогда ещё просто Великим Князем Кэйей? Ну, всё очень даже просто. Кронпринц банально боялся. Боялся реакции семьи, реакции всех аристократов и присутствующих, а главное реакции семьи Кэйи... Он много чего боялся и скорее уходил танцевать с подругой, оставляя бедного Альбериха одиноким и раненным. Дилюка Гуннхильдр конечно же потом очень ругала. Из-за собственных страхов, он совершал куда более ужасные ошибки. Дилюк по отношению к Кэйе либо пытался отдалиться, либо же очень перебарщивал, виной тому конечно же был этот наплыв эмоций подростковой влюблённости. Баронесса своему очень резкому другу конечно же всячески пыталась помочь, давая советы даже не из личного опыта, а просто как банальный зритель и любитель любовных романов. Всё в этой истории якобы “любовного треугольника” очень банально просто. Весь безумно счастливый юноша сел за маленький столик, сразу же выпил весь свой чай, выдохнул и повернулся к подруге. — Ты не представляешь, что сейчас произошло... — Начал Дилюк, запинаясь чуть ли не на каждом слове от этого бесконечного потока эмоций. — Я... Я.. Там отец такое... Прям такое! — Тише-тише... Что-то твой отец придумал связанное с Наследником каэнрийского престола? — Спросила та, утешая постепенно эмоциональные порывы друга. — Да! Союз с Каэнри'ах, только... Не простой военный, а прям основанный на браке! Это получается я буду с Кэйей и... И... —... Вот как... Я очень рада за тебя, но ты помни, что сейчас совершенно никто не знает касательно его чувств по отношению к тебе. — Она уж было хотела закончить свою мысль, но увидев как постепенно столь счастливый Дилюк начинает теряться и разочаровываться, добавила.— Но ты можешь их понять и узнать на ближайшем балу в Фонтейне. — Бал в Фонтейне...? — Да. Где-то через неделю будет в Версале, будут все монаршие семьи, в том числе и Альберихи. Ну и другие семьи аристократов... В общем, ты на нём можешь объявить всем о своей помолвке с Кэйей, ну и поговорить с ним касательно взаимности чувств. — А как же другие... Что они подумают о тебе? А твои родители? — Тихо и не очень уверенно спросил Дилюк, всё теряя и теряя былой пыл и задор. — Всё решено и никто с ними считаться не будет. Пусть думают и делают, что хотят. Подумай лучше о Кэйе с его чувствами. А ещё быть может ты с ним потанцуешь, только попробуй опять убежать ко мне, оставив его одного. Договорились? — Договорились... — Кажется он действительно успокоился. Ему просто следует действовать по советам лучшей подруги и всё будет чудесно, ведь так? ***15 августа 1894 года. Царское Село. Каэнрийская Империя.
Царское Село — это столь чудесное и родное место для всех Альберихов. Это исторический центр Каэнсбурга, находящийся где-то неподалёку от него самого. Он включает в себя кучу дворцов в стиле классицизма и его множественных подвидов, а так-же огромные парки с садами и с величественными фонтанами и статуями. Тут твориться своя семейная история, далеко от политической и замкнутой, как в Зимнем Дворце. Тут Альберихи именно, что Альберихи. Они тут все какие есть, без всяких определённых преукрас, правил, протоколов и прочей скучной белиберды. Они тут настоящие. Династия расцветает именно тут. Кэйа в Царском Селе родился и спокойно рос до страшного цареубийства своего деда. Воспоминания до столь страшного момента были как-то особенно светлы. Ни забот, ни хлопот, простое детство, где тебя никто не трогает, ни дёргает. Хотелось бы конечно вернуться в столь беззаботное время, окунуться в нём и насладиться им, но подобное возможно лишь в сладком сне. Но сейчас совсем не до снов. Сейчас действительно важные дела. Кэйа, как и сейчас, исправно готовился к роли будущего правителя огромной Империи. Ему преподавали лучшие лектора, профессора и генералы родной страны. Он всех внимательно слушал, всё запоминая и строя в голове, то что хотел бы сделать в собственной стране, какую политику брать за основу, а главное как именно управлять. Ему подобные уроки были намного интересней, тех, которые преподавали ему до трагедии с братом. Сейчас что-то особое и явно более важное. Только вот он сейчас не за столом сидел, исправно слушая лекции, а опять на учениях время проводил, постепенно зарабатывая престиж в армии. Сегодня он встречался с местными полками, где вновь все ему были безумно рады. Считалось, что приезд Цесаревича Кэйи Яновича всегда на какую-либо удачу. Ему были все столь милы и добры... Его так любили. Его не любить было ведь невозможно. А как же не любить Кэйю? Его любили все. Все хотели быть с ним рядом. Все как-то помешались на нём. Он мог вдохновить, он мог предложить что-то нечто новое и столь правильное в это время стремительного изменения всего мира. Он будто всё и всех понимал. Он был так интеллигентен. Пожалуй новый Наследник не хуже старого. Все постепенно вообще стали забывать про Андраса, даже несмотря на траур. И всë из-за простого внимания и влечения к новому Наследнику. Такой харизматичный юноша со столь удивительной внешностью будет им вскоре новым Царём, отцом, Государем, Императором... Он умел зацепить. Да, его любят и есть за что любить. И сейчас Кэйа радостно проводил с ними время, наблюдая, как удивительно особо все сразу выполняли приказы, радуя своей точной дисциплиной. Все старались ради него и он это ценил. Своим солдатам он дарил взамен удачу на будущее и всю ту же милую улыбку, растапливающую сердца. Обмен впечатлениями и эмоциями от них был такой равный. Он бы подарил эту улыбку Кронпринцу ещё тогда на балконе или на первых учениях, но не позволяла та обида и злость на ситуации с балами. Альберих вроде как всё более-менее отпустил, но... Ему так за месяц ничего и не рассказали. Он всё так же в неизвестности с этими отношениями Баронессы и Кронпринца. Ему вновь становиться как-то дико обидно от всей этой скрытности. Разве там всё так серьёзно? В чëм проблема всё рассказать и выслать сразу? А может просто сама Гуннхильдр не позволяет? Ох, всё так сложно и странно. Эта вся ситуация не даёт и разобраться в собственных чувствах. Кэйа всё постепенно начинал осознавать, что любовь есть к Рагнвиндру, но всё перекрывает эта та самая обида. Кэйе нравится наблюдать за эмоциями человека, пытающегося быть таким чопорным и холодным. Ему нравятся его подарки, те же цветы у него стояли пока уже сама Императрица не начала молить того их выкинуть из-за того, что те все подавно завяли. Ему хотелось как-то понять Дилюка, узнать о нём больше. Узнать о нём настоящем. А Дилюк банально трус. Кэйа очень много думал о любви. Непозволительно много. Он и смог всё более-менее осознать, смотря на отношения родителей. Они то самый лучший пример! Другие Альберихи как-то не особо показывали и проявляли любовь к супругам, в отличие конечно же от отца Кэйи. Он умел спокойно проявить свои нежные чувства к супруге даже на публике, вызывая не какое-то отторжение, а самый настоящий восторг. Его родители хороший пример подражания. Кэйа наверное и желал этой смелости от Дилюка. Ни скрываясь, ни где-то дабы поставить других на место, ни просто наедине. Что-то вроде смешанное. Кэйа желал правды. Кэйа желал открытости. Просто каэнрийского было мало. Язык всё-таки очень сложный и Дилюк его вряд-ли за короткий срок осилит. С другой стороны, потребовав большего Кронпринц может попросту отказаться от всякого рода любви к Цесаревичу. А это как-то напрягало и пугало. Будучи раньше одиноким человеком, вряд-ли можно так просто отказаться от подобного внимания. Цесаревич ещё долго проводил время с любимыми местными полками, пока не увидел в окне кабинета Александровского дворца своего отца. Ю-Янг кажется звал Кэйю к себе непонятно зачем и почему. Но раз зовёт посредине рабочего дня, то наверняка там что-то нечто государственно важное. Наследник аккуратно подвёл к концу учения, дабы никого не обидеть и объяснив всем ситуацию, пожав руки офицерам и генералам, он скорее направился в родной дворец на любимом коне Его поджидали уже на входе пара слуг дабы как раз-таки позвать Государева Наследника на аудиенцию с Императором. На вопрос к чему она в данный момент и что же случилось, ему ничего не ответили ибо они тоже совсем ничего не знали про это. Дали указание позвать — позвали. Других деталей не раскрывали. Взглотнув, Цесаревич продолжил свой путь к кабинету отца, не смотря вовсе на все картины и фотографии, висящие на стенах. Он и так каждую наизусть знает и видел прекрасно да и времени совсем не было раз уж всё так срочно. По пути в брата влетела Великая Княжна Сесилия, чем вызвала диалог, который был совсем не к месту. — Ох, Ники! Ты опять какой-то занятой, таранишь идëшь всех! Пфх! — Воскликнула та, внезапно запрыгнув на братца. — Сесилия, лучше слезай и иди играй! Мне срочно нужно идти, а ты... — Недовольно произнёс Кэйа, пытаясь пройти дальше. — Ну-ну! Идти ему нужно срочно... Тебе срочно нужно поиграть со мной в “Дочки-матери”! И точка-а-а! — Да какие “Дочки-матери”?! Мне правда срочно нужно идти. Отец на важный разговор зовёт! — Ой, да какие разговоры могут идти на тему твоего замужества на Димке?! — Воскликнула Сесилия, рассекретив совершенно внезапно то самое, о чëм хотел поговорить Император Ю-Янг III со своим сыном. А про какого “Димку” шла речь, Кэйа быстро понял, ведь это было прозвище данное Кронпринцу Дилюку, самой Сесилией. После этих слов, Цесаревич отцепил от себя Сесилию и скорее побежал к отцу в кабинет. Он попросту поверить не мог, что такое вообще возможно. Да ну, нет... Это невозможно! Сесилия просто врёт дабы получить свою дозу веселья! Хотя как можно шутить на подобную тему? Да и сестре можно было ведь доверять. Она как никак любимица отца и всё раньше всех от него узнавала. В кабинет Императора Кэйа буквально влетел, даже не поклонившись и не поприветствовавшись с отцом. Он остановился посреди комнаты, весь растерянный и красный. Он просто поверить не мог... Это как-то всё слишком странно и ведь невозможно. Чуть ли не задыхаясь, Кэйа лишь спросил: — Это что... Всё правда, да...? — Он так тяжело дышал, так был... Напуган и потерян. На него без жалости было невозможно смотреть. Особенно в его покрасневшие глаза. Ю-Янг потерев больную спину, повернулся к сыну и медленно подошёл, опираясь на стол. Со временем он стал хуже передвигаться по странным причинам. Кажется ему и самому было очень плохо в этот момент. Он был жутко пьян и болен. Что в душе, что физически будто умирал. Ему так стыдно перед Кэйей. Ему и самому нужна была та самая правда. Она на самом деле была нужна всем, но им особенно. Им нужна была надежда на счастье. Простая гарантия что всё будет хорошо. Государь Император усадил своего мальчишку на стул, положив тому на плечо свою тяжёлую медвежью ладонь. Он протянул Кэйе сигарету и позволил тому закурить, хотя сам и запрещал тому подобное до совершеннолетия. Хотя омегам в принципе не позволительно было курить. Его сын действительно закурил, неуверенно, неумело и покашливая. Кашель сбивался лёгкими хлопками по спине от отца. —... Дурак я у тебя, мой маленький Ники... Прости меня грешника больного. Сейчас эти псины заграничные, как свернут всё в свою сторону, а нас как обычно предадут. Особенно этот Кронпринц. Вот я ему вот на балу устрою взбучку как только явиться. — Хрипел Государь, смотря на иконы и держась за сына. Кэйа в этот момент невероятно дрожал и курил. Он не рад был и не грустен. Да, он всё-таки любит Дилюка. Любит. Любит. Действительно любит. Но и боится. Пред ним одновременно проноситься картина будущей идеальной жизни, но и те самые моменты на этих самах чёртовых балах. Он боится, что с ним такое провернут и на свадьбе. Оставят вновь одного совершенно униженным, ещё и в лицо посмеются. Но, а если нет? Цесаревич повернулся к тем же самым иконам. Появилось желание умолиться до смерти на будущее благо. Он шмыгнул носом и провернув в голове слова отца, тихо спросил его: — Что ещё за бал...? — В скором времени. В Версале будет костюмированный... И все там будут и объявление там будет... И танцы-шманцы. Если вот он провернëт против тебя что-то подобное, как и раньше вновь ты только скажи, хорошо? Я то быстро прибегу и помогу, ты только скажи Ники... Не бойся и не молчи. — Просил и молил сына Государь. — Нет, папа... Я сам. За меня мстить не нужно. Я всё сам решу и поговорю. Я обязательно приеду и поговорю с ним, папа. — Всё проговаривал Кэйа, шмыгая носом. Он не счастлив и не грустен. Просто жутко потерян.