Скелеты в шкафу

      Блестевшее на пальце Долорес колечко ввергло дом семьи Мадригаль в безумие и хаос. Абуэла, словно скинув с плеч с десяток лет, вместе с tía Пепой, Долорес и доньей Гузман планировали свадьбу, стараясь учесть все-все-все мелочи, и журнальный столик в гостиной постоянно был завален свадебными журналами и каталогами.       Мирабель, впервые увидев, как взрослые, в принципе, люди могут насмерть переругаться из-за цвета лент на бокалах для молодоженов, перекрестилась и решила не выходить замуж лет до двадцати пяти, а то и дольше. В любом случае, в списке самых важных дел на первом месте у нее стояло добиться оправдательного приговора для tío Бруно, на втором — получить юридическое образование, а на третьем — не сойти с ума, пытаясь выполнить предыдущие пункты.       Ужины теперь напоминали совещания в армейском штабе, где командовала абуэла, раздавая указания подчиненным, и этот вечер не стал исключением:       — Феликс, вы с Камило отвечаете за цветы, это должны быть белые лилии, не алые, не тигровые, а именно белые, — сурово сказала абуэла, постукивая рукоятью вилки по столу, и tío Феликс покладисто кивнул. Камило, даже не пытаясь изобразить энтузиазм, с тоской уставился на абуэлу.       — Свадьба в конце сентября! Сейчас только первая неделя мая. Зачем так рано готовить цветы?       — Чтобы в день свадьбы не оказалось, что их нет, — терпеливо ответила Долорес, мечтательно глядя в стену, словно там висел портрет Мариано. — Нам будет нужно… три сотни.       — Сколько?! Три сотни лилий?!       — Букетов, — поправила его Долорес. — А сколько, по-твоему, их потребуется на украшение церкви и банкетного зала?! Они по десять штук, и по двадцать пять, вот я думаю, может, нужно четыре сотни заказать?..       — Господи, я никогда не женюсь! — клятвенно пообещал Камило и схлопотал сразу два подзатыльника — от мамы и от сестры. Потирая затылок, он пробурчал себе под нос: «Одно кольцо, чтоб править всеми…» — и смолк, заметив испепеляющий взгляд абуэлы. Убедившись, что возражений и лишних споров уже не будет, абуэла повернулась к Хульете и Агустину.       — Хулита, на тебе договор с рестораном… Рассчитывайте на сотню гостей, мы еще уточним это с Лолой.       — Конечно, мама. Может, мы займемся этим завтра, как раз когда съездим с Мирабель в университет?       Мирабель, очнувшись от мыслей, вздрогнула, непонимающе глядя на свою маму.       — Университет?       Агустин кивнул, с гордым видом глядя на нее.       — Да. Мы с твоей мамой подумали и решили, что раз уж ты хочешь и дальше заниматься костюмами в театре, то лучше это делать с высшим образованием!       — Да, mi vida, мы узнали — в университете УТадео есть факультет моды и дизайна, там прекрасные преподаватели, сильная программа. Тебе там понравится, ты ведь так это любишь. Только представь новые прекрасные платья, которые ты создашь своими руками! — радостно сказала мама, и абуэла благосклонно кивнула.       — Мама…       — Я понимаю, ты волнуешься, но ничего страшного, мы уже связались с сеньорой Диас из приемной комиссии, она…       Мирабель потрясенно моргнула, а затем, прочистив горло, нерешительно возразила:       — Но, я на самом деле хотела поступить в Национальный Университет. Или в Университет Росарио, на юриспруденцию.       Ответом ей была гробовая тишина. Оглядевшись, Мирабель заметила ошарашенные взгляды семьи, скрестившиеся на ней, и поежилась.       — Я уже сама съездила и все узнала, — еще тише сказала она. — Там нужно сдать английский, обществознание, историю…       — Ты сама съездила, — холодно произнесла абуэла, постукивая кончиком пальца по столу. — Сама все узнала. Даже не посоветовавшись с родителями?       — Я просто…       — Ты просто. Мирабель, как тебе это вообще в голову взбрело? — раздраженно процедила абуэла. — Это все влияние этого твоего Хоакина, да? Я так и знала, что он не доведет тебя до добра… Вчера ты хотела быть модельером, сегодня — юристом, а завтра, что, ты решишь стать археологом? Посмотри на свою сестру — Луиза уже с пятнадцати лет знала, куда поступит, и чем будет заниматься, а ты?       Луиза, услышав свое имя, вздрогнула, испуганно переводя взгляд с абуэлы на Мирабель и обратно.       — Хоакин тут ни при чем, это мое решение и мой выбор, — сердито заявила Мирабель, сжимая в руке вилку. — Я стану адвокатом по уголовному праву!       — Замечательно. Этого нам еще только не хватало, — абуэла скорбно взглянула на Хульету. — Это все твое воспитание, Хулита. Мало того, что она не ценит всего, что вы для нее делаете, так теперь еще твоя дочь хочет защищать убийц и бандитов.       — Я не хочу защищать убийц, я хочу помогать тем, кто оказался в тюрьме случайно! — Мирабель стиснула вилку с такой силой, что у нее заболела ладонь. — Тюрьмы переполнены невинно-осужденными, наше правосудие слепоглухонемое и абсолютно беспомощное…       — И ты хочешь стать его частью.       — Я хочу его изменить!       Абуэла хмыкнула, отворачиваясь от нее. Мама неуверенно покачала головой.       — Мира, я понимаю, что ты хочешь быть… хорошим адвокатом и помогать хорошим людям, но тебе придется работать с настоящими преступниками, — осторожно сказала она. — Ты будешь защищать их на суде от справедливого наказания, ты ведь понимаешь это?       — И все это — за грязные деньги, заработанные на чужом горе, ты этого хочешь? — мрачно предрек папа. — В самом начале карьеры ты будешь никем, а решишь вместо защиты пойти в обвинение и стать прокурором — тебе начнут предлагать взятки, и ты превратишься в очередного нечистого на руку юриста, которых уже сотни в нашей стране. А если попытаешься быть упрямой и честной, то с тобой поступят так же, как с министром Ларой.       — Я же не собираюсь развязывать войну с наркокартелями! — вспылила Мирабель.       — Вот именно, ты станешь их защищать, — сухо произнесла абуэла. — Убийц твоего абуэло, благодаря стараниям адвокатов, выпустили из тюрьмы раньше срока. Блестящее будущее, Мирабель. Блестящее.       Мирабель отбросила вилку, чувствуя, как ладонь пульсирует болью. Злость поднималась изнутри, раздирая горло колючими, злыми словами, которые нельзя было произносить — но которые рвались наружу.       — В тюрьме есть те, кому нужна помощь, — прошипела она сквозь зубы. — Те, кто попал за решетку из-за таких лживых, продажных, мерзких полицейских, как этот проклятый ублюдок, майор Ортега. Таких, кому абуэло Педро бы даже руки не подал!       Абуэла, медленно выдохнув, спокойно посмотрела сквозь нее.       — Следи за языком, ты, пока еще, не с бандитами разговариваешь. Завтра ты поедешь в УТадео вместе с родителями, узнаешь, какие предметы нужно сдавать и начнешь готовиться. Запишешься на курсы. Если не поступишь — не беда, мы найдем швейный колледж.       Мирабель, ничего не ответив, встала из-за стола и остановилась, услышав негромкое папино: «Мирабу».       — Извините, мне стало плохо. Можно я пойду в свою комнату? — не оборачиваясь спросила Мирабель, прикусив губу почти до крови.       — Ступай, — послышался голос абуэлы, и Мирабель, кивнув, вышла из столовой и пулей взлетела по лестнице, ныряя в свою комнату и борясь с желанием хлопнуть дверью.       Это что, шутка? Или они не верят в нее, считая желание стать адвокатом очередной подростковой блажью?! Мирабель ходила из угла в угол, ероша волосы и кипя от злости. И все-таки… Мирабель остановилась в центре комнаты, обхватив себя за плечи. Она ведь и правда не советовалась с родителями, оттягивая этот разговор, и до прошлого года понятия не имела, чем хочет заниматься. Конечно, с точки зрения абуэлы, это все выглядит несерьезным, но… но ведь она могла бы хоть попытаться понять, а не отмахиваться от ее слов?!       Мирабель глухо зарычала и плюхнулась на кровать. Сама виновата. Нечего было разводить столько таинственности, надо было еще после разговора с сеньором Херманом на юбилее tío Феликса, сказать родителям, что ее заинтересовала юриспруденция, они бы уже смирились, нашли в этом плюсы и поддержали бы ее.       — Вечно я все только порчу, — выдохнула Мирабель, смаргивая навернувшиеся слезы. Шмыгнув носом, она пересела за стол, в очередной раз мысленно возблагодарив всех святых, что теперь ей не надо ждать ночи, чтобы закрыться в ванной, и остановилась в нерешительности, занеся ручку над тетрадным листом. Нет, она не будет жаловаться tío Бруно, не сейчас, когда он поверил в нее — единственный из всей их семьи. Мирабель неуверенно прикусила кончик ручки. Может, все-таки рассказать о сегодняшнем разговоре? В общих чертах…              «Привет, tío Бруно! Как твои дела?       У нас в доме полный хаос. Мы все готовимся к свадьбе — да, представляешь, Мариано наконец-то сделал нашей Лоле предложение, ура! И так романтично, знаешь: он спел для нее песню, которую сам написал, опустился на одно колено, попросил стать его женой… Это было так мило и трогательно! Лола просто летает от счастья и не может дождаться конца сентября. Я раньше никогда не задумывалась, зачем такая долгая подготовка, а, оказывается, чтобы все-все успеть. Нужно заказать три сотни букетов для украшения ресторана и церкви. Три сотни! С ума сойти. А Камило, кажется, точно свихнется — это ему поручили заниматься цветами. И это я не говорю о салфетках, приглашениях, нарядах и, конечно, Самом Лучшем Свадебном Платье… Через неделю уже придет портниха, потому что абуэла не собирается покупать готовое. Странно, но когда речь шла о свадьбе Исабелы и Мариано, такого безумия не было.       А еще я, кажется, развязала Тысячедневную войну с абуэлой. Случайно. Я сказала, что хочу быть адвокатом, когда мои родители уже решили, что я поступлю в УТадео. Но, я уже все придумала. Я узнавала, и там и там есть льготные программы, так что, если я окончу школу с высокими баллами и хорошо покажу себя на курсах, то у меня все получится. Но если нет, когда мне исполнится восемнадцать, я смогу устроиться на полный рабочий день, буду целый год копить деньги, ходить на курсы, а потом все-таки поступлю в Росарио… или в Национальный университет? Ты как думаешь, tío? Подскажешь?       Я, как и партизаны в лесах, не сдаюсь, ты не думай!       С любовью, Мирабель»              Она кивнула сама себе, перечитав письмо. Все по делу, никаких сомнений и жалоб. В дверь осторожно стукнули, и Мирабель торопливо засунула письмо в учебник по алгебре.       — К тебе можно? — деликатно поинтересовалась мама, и, дождавшись ответа, зашла в спальню. — Мира…       — Я знаю. Надо было вам сказать, посоветоваться, — мрачно произнесла Мирабель, и мама, вздохнув, подошла к ней, ласково обнимая.       — Это, действительно, было слишком неожиданно. Мы даже не догадывались, что тебя интересует юриспруденция.       — Просто сеньор Херман так увлекательно рассказывал про своих «авокадо», что они мне запали в голову, — слегка покривив душой, ответила Мирабель, и мама с улыбкой кивнула.       — Я понимаю. Но, mija, в основном, это очень грязная и опасная работа, особенно с уголовным правом. На одного честного человека, попавшего в беду, приходится десяток-другой настоящих преступников, которые, в большинстве своем, останутся безнаказанными. Твой папа прав: вдруг тебя попытаются втянуть во что-то грязное, или начнут шантажировать? Угрожать? Похитят?! Святая Дева, спаси и сохрани! — мама торопливо перекрестилась. — Тебе понравится в УТадео. Там есть музей искусств, своя радиостанция, и знаешь что? Там даже учился Карлос Вивес!       Мирабель слабо улыбнулась. То, что ей нравились его песни, не означало, что она сломя голову помчится в УТадео, теша себя мыслью, что за этим самым столом сидел ее кумир.       — Поедем завтра? Просто ты… посмотришь, может, поймешь, что это твое место… — спросила мама, и Мирабель кивнула.       На следующий день, сразу после школы, папа отвез их к зданию университета. Университет Хорхе Тадео Лосано сам по себе выглядел произведением искусства — начиная с внушительной тройной каменной арки перед входом, и заканчивая высоким, стремящимся в небо учебным корпусом. Мирабель почтительно притихла, заходя вместе с мамой внутрь, и разглядывая гулкое, просторное, словно в храме, помещение холла.       На стене, возле флага Колумбии и гимна, висел портрет самого виконта Лосано — симпатичного представительного мужчины с роскошными бакенбардами — вместе с небольшой биографической справкой, и Мирабель подошла ближе. Быстро пробежав глазами по строчкам, Мирабель удивленно хмыкнула — оказывается, бывший президент Хулио Турбай был не первым колумбийским политиком, женившимся на племяннице. Кожу снова обожгло воспоминанием о пальцах tío Бруно, и Мирабель нервно потерла щеку, пытаясь сосредоточиться. Мысль сразу перескочила на погибшую Диану Турбай, с нее — на Эскобара, и на то, сколько боли и горя он причинил всей стране… и их семье. Мирабель прищурилась, упрямо стискивая зубы. Она поможет tío Бруно очистить свое имя от мерзкой клеветы, даже если это значит, что они с абуэлой навсегда перестанут разговаривать!       — Тут не только мода и дизайн, но еще и факультет лингвистики есть, литературы и философии, — вполголоса сказала мама, подходя ближе. — Между прочим, в 60-е годы он считался лучшим университетом для женщин.       Мирабель рассеянно кивнула, разглядывая строчку из биографии виконта Лосано: он учился в университете дель Росарио. Если ей и требовался указующий знак от высших сил, то она его получила.       — В следующем году мы откроем кафедру юриспруденции, — осчастливил их представительного вида мужчина, подойдя ближе. — Ректор УТадео, Оскар Рамирес, чем-то могу помочь?       Мама бросила на него скорбный взгляд, а Мирабель, заинтересовавшись, вытянулась в струнку.       — Здесь будут изучать уголовное право? — с надеждой спросила она, и ректор покачал головой.       — Нет, наш университет сосредоточен на более глобальных проблемах, в первую очередь касающихся защиты окружающей среды и интеллектуальной собственности, — заученно повторил он строчку из рекламного проспекта, и Мирабель огорченно кивнула. Мама, разом ободрившись, тут же начала уточнять детали поступления и проходной балл, а Мирабель молча стояла рядом с ней, чувствуя себя такой же маленькой, словно в детстве.       — В августе у нас начинаются подготовительные курсы: этика, обществознание, английский, черчение, в конце — блок из проверочных работ. Результаты, конечно, пойдут в общую сумму со школьным аттестатом и вступительными экзаменами, — охотно сообщил дон Рамирес, и мама обернулась к ней с ярким блеском в глазах.       — Мира, у тебя ведь отличные оценки по этим предметам!       Мирабель кивнула, растягивая губы в неискренней улыбке. Попрощавшись с ректором УТадео, они отправились в ресторан — бронировать столик для грядущей свадьбы, а Мирабель пыталась избавиться от ощущения, что она стала невидимкой.       Единственным местом, кроме своей комнаты, где можно было выпустить пар, оказалась школа — и компания друзей. После того, как все теленовелльные страсти между ней и Хоакином утихли, именно здесь Мирабель было легче всего быть собой. Выплеснув все бушующие внутри чувства, Мирабель устало выдохнула, складывая руки на груди, и Моника сочувственно покачала головой.       — Да… это как я и медицинский. Слава Господу, мама и абуэла прислушались, я попробую в UNIANDES, на педагогику. Хотя, мне бы куда угодно — лишь бы там не было крови и внутренностей!       — И что теперь делать будешь? — поинтересовался Хоакин, упираясь подбородком в скрещенные руки, и Мирабель мрачно хмыкнула.       — Буду ходить на курсы. Только не в УТадео, а в Росарио. Там они тоже в августе начинаются, предметы почти те же…       Мигель присвистнул, а Хоакин негромко рассмеялся.       — Ты точно чокнутая, Мирабель. Ну, я это в самом лучшем смысле. Пойдешь против родителей?!       — А какие еще варианты? — огрызнулась она. — Ждать, пока с неба свалится адвокат, работающий за пять песо в день?       — Дону Бруно с тобой очень повезло, — задумчиво сказал Хоакин и еле заметно вздохнул. Мирабель устало пожала плечами — ей и самой было тошно от мысли, что придется снова врать семье. Через пару дней пришел ответ от tío Бруно, который пролился целительным бальзамом, успокоив сердце.              «Привет, малыш.       У меня все хорошо, не волнуйся ты так. Я искренне рад за нашу Лолу, и желаю ей счастья в семейной жизни! А что до предсвадебного безумия — твою абуэлу можно понять. У нее за последние несколько лет было не так много поводов, чтобы порадоваться, и первая свадьба в вашем поколении для нее — это символ того, что все возвращается на круги своя.       Она очень не любит, когда что-то идет не по плану, поэтому и на тебя рассердилась. Если тебя это утешит, мой выбор она тоже не одобряла. Мама мечтала, что я стану полицейским, как и мой отец, или военным, как мой дед, и продолжу славную семейную традицию, а я взял и пошел в журналистику. Правда, через год она уже смирилась и считала, что это было ее решение, которое она всецело одобрила — должен же кто-то приглядывать за Пепитой… но, все равно, порой упрекала, что я не поступил в полицейскую академию.       По поводу твоего вопроса: я от своего приятеля (того, кто улетел в Испанию, адвокат по имущественным правам), слышал много хорошего об университете Росарио. Правда, в основном это касалось студенческих пьянок… но, я тебе этого не говорил! Никаких безумных вечеринок вместо учебы, хорошо? А что касается оплаты… За год всякое может случиться. Не расстраивайся раньше времени, малыш. И не взваливай на себя слишком много.       С любовью, tío Бруно»              Мирабель невольно улыбнулась — то, что его слова в пользу Росарио, совпали с ее собственными мыслями, согревало душу. А еще, абуэла, оказывается, мечтала, чтобы он стал полицейским… Мирабель представила tío Бруно в форме, как у абуэло Педро на фотографии, и, смутившись, растерянно потерла затылок. Он бы выглядел… отлично.       Даже очень.       Весь май пролетел в бесконечных спорах из-за свадебных мелочей, и Мирабель научилась мастерски игнорировать семейные беседы за ужином. Это было довольно просто, учитывая, что абуэла так и продолжала смотреть сквозь нее, и обращалась лишь в самых крайних случаях. Даже семилетие Антонио отпраздновали в скромном семейном кругу, и это был единственный вечер за весь месяц, где ни разу не произнесли слова «свадьба».       Июнь для Мирабель начался с новости об аресте самого «Шахматиста» — Хильберто Орехуэла. Не веря своим глазам, она перечитала статью в газете и скептически хмыкнула, зацепившись взглядом за комментарий президента Сампера: «Когда я услышал эту новость, я почувствовал себя так, как будто с меня упал рояль…»       — Довольно иронично, если учесть, что именно на деньги от «джентльменов из Кали» прошла его предвыборная кампания, — пробормотал папа, заглядывая ей через плечо.       — Это же «не доказано», — ответила Мирабель, изобразив воздушные кавычки, и папа тут же, спохватившись, насмешливо закивал.       — Верно, верно. Как можно возводить поклеп на нашего президента?..       Они с улыбками переглянулись и тут же смолкли, услышав многозначительное покашливание абуэлы.       — Между прочим, у этого вашего Хильберто тоже есть адвокат, — бесстрастно произнесла Альма. — Ты такого будущего для себя хочешь, Мирабель?       — Нет, абуэла, — буркнула она, передавая газету папе. — Я мечтаю шить идеальные платья для моей идеальной старшей сестры. Хотя, кажется, она скоро замотается в тюль и так и будет ходить, — добавила она, закатив глаза.       Ее сестра снялась в очередной рекламе, на этот раз, шампуня с экстрактом базилика. Выглядело это очень даже стильно, отсылая к известной картине Уильяма Ханта, вот только ночная рубашка у Исабелы была практически прозрачной, а горшок с базиликом она обнимала с такой страстью, словно хотела его раздавить вместе с головой неудачливого жениха.       — Кстати, Исабела приедет на свадьбу? — быстро спросила Луиза, заметив как абуэла поджала губы, и та расстроено покачала головой.       — Чабелита сказала, что у нее как раз начинаются съемки со следующей недели, каждый день до февраля расписан по минутам.       Мирабель тихо фыркнула, глядя в сторону. Ее сестра не показывалась дома уже почти три года, вечно отговариваясь работой, и, с точки зрения Мирабель, это было настоящим свинством. Неужели она так занята, что не может прилететь домой хоть на один день? Три часа на самолете — это ведь не три дня на поезде…       К концу июня Мирабель пришлось отказаться почти от всех подработок, чтобы выдержать учебную нагрузку, и денег в ее «тюремном кошельке» было совсем мало. Камило, напротив, спасаясь от свадебного безумия, полностью погрузился в актерское искусство, стремясь расширить репертуар своих ролей и выйти за границы амплуа «мальчика-шутника». На все скорбные замечания своей мамы и абуэлы, он отшучивался, что в театре ему интегралы и логарифмы не понадобятся, а если он однажды решит стать актером на колумбийском ТВ, то главным его оружием все равно останутся речь, хорошая память на большие объемы текста и умение быстро читать с телесуфлера. Ну и идеальные, благодаря стараниям tía Хульеты, зубы, ведь не бывает актеров с кариесом!       Предсвадебная истерия вышла на новый уровень, когда выяснилось, что поставщика цветов посадили в тюрьму — оказалось, что выращивал он не только розы и лилии, хоть этот товар любили нюхать больше, чем цветы, и семье пришлось срочно искать нового. Затем Долорес неожиданно разонравился фасон свадебного платья и она почти неделю плакала, что выглядит в нем так, словно находится на девятом месяце и вот-вот родит. Швея, которая уже видела сотни таких истерик, быстро набросала еще три варианта, один из которых Долорес одобрила.       Мариано приходил к ним почти каждый день, поддерживая свою невесту и не давая ей окончательно извести себя страхами и паникой. Они вместе уходили на катехизацию к падре Флоресу, откуда кузина возвращалась в умиротворенном и радостном настроении, хоть ненадолго расставшись с волнениями. Глядя на то, как на пороге дома Мариано целомудренно целует Долорес в переносицу, Мирабель порой ощущала странное, смутное чувство зависти, которое так и не удавалось стереть окончательно. Она понимала, что видит новый этап в их истории любви, ведущий к чему-то такому, как у ее родителей, как у tía Пепы и tío Феликса — что-то незыблемое, искреннее и светлое, способное выдержать любые капризы судьбы и испытания.       Во всем этом хаосе, письма от tío Бруно стали для Мирабель спасательным кругом, удерживающим ее рассудок на плаву — раз уж не получалось увидеться. Он с удовольствием выдал ей парочку семейных свадебных тайн, которые, почему-то, не рассказывали младшему поколению: что ее папа умудрился вывихнуть мизинец на ноге во время первого танца жениха и невесты, и потом весь вечер страдал, сохраняя радостную улыбку на лице. Ее мама так разнервничалась, что сказала «да, согласна» когда священник только начал читать литургию. А tía Пепа за неделю до свадьбы хотела сбежать в Гватемалу, потому что была уверена, что не создана для семейной жизни. Мирабель тихо смеялась, читая его письма, и понимала, что все они: и ее родители, и tía Пепа с tío Феликсом, и даже сам Бруно, когда-то были одного возраста с ней.       В начале июля был арестован еще один главарь наркокартеля Кали. Хосе Сантакрус-Лондоньо взяли прямо в ресторане в Боготе, и об этом тут же раструбили и по радио, и по телевидению. Вся семья с ужасом смотрела на знакомую вывеску, понимая, что именно это место забронировали для свадебного банкета. Долорес опять ударилась в слезы, причитая, что ее свадьба проклята, и Хульета с непроницаемым выражением лица накапала ей успокоительного в стакан воды. Абуэла, решительно выдохнув, вытащила список отвергнутых ресторанов и телефонный справочник, и принялась за обзвон, пока Мариано убеждал свою невесту, что с ней он готов праздновать хоть в парке, хоть на автобусной остановке, ведь главное — что они будут вместе.        На фоне предсвадебной лихорадки, летние каникулы подкрались совсем незаметно, но вместо долгожданного отдыха Мирабель вместе с Луизой и Долорес отправились на поиски идеальных платьев для кузин невесты. Рассматривая яркие, красивые наряды, висевшие на манекенах и вешалках, Мирабель попыталась придушить скребущее чувство внутри — она бы могла сделать ничуть не хуже, а то и лучше, чем то, что здесь продают, но время, где бы взять время?       — Смотри, как тебе такое? — Долорес с горящими глазами выхватила со стойки светло-голубое платье и протянула ей. Мирабель пожала плечами, с сомнением глядя на него.       — Короткое…       — Мира, тебе что, десять лет? Хватит уже ходить в балахонах, как будто ты решила постричься в монахини, — фыркнула Долорес, настойчиво подталкивая ее к кабинке. — Давай, быстро, меряй!       Мирабель сдалась, вспомнив, что «чего желает невеста, того желает Бог». Конечно, вряд ли Господь желал, чтобы она надела платье до колен и с открытыми плечами, но мало ли… пути Его неисповедимы. Она с сомнением покрутилась у зеркала, подмечая недостатки — и бедра у нее слишком широкие, и ноги некрасивые, и вообще… И вообще — она не Исабела, и не Долорес. Мирабель вздохнула и потянулась к застежке. Шторка с шорохом отъехала в сторону, и Долорес бешено замахала руками.       — Ну вот, смотри, какая же ты милая! Луиза, скажи ей!       — Говорю. Очень здорово, Мира, правда, — согласилась сестра, одобрительно кивнув. — Тебе идет.       — Но у меня ноги, не как у Исы! — расстроено возразила Мирабель, и Долорес фыркнула.       — Ты удивишься, но во всем мире ноги, как у Исабелы, есть только у одного человека: у самой Исабелы! Прекращай дурью маяться, ты будешь в этом платье на моей свадьбе. Так, Лу, теперь ты, и нет, не вздумай опять влезть в брюки!       Платье для Луизы пришлось искать немного дольше, но, в конце концов, ее сестра нашла «лучшее из возможного». Платье, конечно, было строгого покроя и однотонного синего цвета, но Луиза пообещала, что сделает яркий макияж и прическу, а мама, обрадовавшись, что ее дочь наконец-то наденет что-то кроме брючных костюмов, пообещала ей отдать на вечер жемчужное ожерелье.        Словно выждав, когда они закончат с поиском нарядов для свадьбы, зарядили дожди, что было совсем неудивительно для середины июля в Боготе, но все равно огорчало. Мирабель пришлось распрощаться с мечтами о прогулках перед удвоенной, из-за подготовительных курсов, нагрузкой, но у нее, по крайней мере, было новое письмо от tío Бруно — ответ на ее послание, что она скоро точно сойдет с ума со всей этой свадебной суматохой.       В своей обычной манере он отшутился, что сохранил рассудок только благодаря тому, что расследовал темные делишки Ортиса, а в свадебном безумии варились абуэла и Рената, затягивая его только для примерки костюма и покупки колец. Мирабель ненадолго отвлеклась от письма, с сомнением глядя в окно, за которым лил дождь. Странно, что Рената ничего не заметила. Мариано улавливал любые тревоги Долорес, расспрашивая ее и поддерживая, а ведь они даже не живут вместе. А тут, неужели видя, как любимый мужчина ходит с мрачным лицом и чем-то встревожен, Рената ни разу не задала ему никаких вопросов? Tío Бруно ведь плохой лжец, он даже против нее самой долго не продержался… Мирабель виновато вздохнула и вернулась к чтению письма.              «…Я тогда еще думал, что все решится быстро и легко. Мог бы привыкнуть, что у меня быстро и легко не бывает, но куда там! Я думал после свадьбы полететь в Чили на пару недель, но Рената до смерти захотела в Барселону, там как раз Олимпийские игры прошли летом. Там тоже красиво, так что мы прикинули маршрут, забронировали отель… Но вот, не получилось.       А с другой стороны, у нас живописно и здесь. Из окон потрясающий вид, ты ведь помнишь. Есть только бесконечно-синее небо… ну, или скрытое тучами, и изумрудно-зеленые горы. А на рассвете солнце поднимается над ними, и облака горят золотом — ничуть не хуже, чем в Чили… Но тебе я этот курорт не рекомендую!       Возвращаясь к более приятным темам: с кем-то уже планируешь идти на свадьбу? Не то, чтобы я лез в твою жизнь, малыш, просто я скучный и любопытный дядюшка. И, надеюсь, ты не собираешься спасаться от подготовки к свадьбе, влезая в какое-нибудь опасное расследование по моему примеру — посмотри, куда это меня привело.       Обнимаю, Бруно»              Мирабель потянулась, прикрыв глаза. Чили… Наверное, там сейчас тоже дождливо, вот только ей упорно представлялся залитый солнцем пляж и синее море. Когда она была маленькой, они с родителями прилетали на Сан-Андрес, к папиной сестре — у крестника ее мужа там был туристический домик, и tía Катарина их туда приглашала, чтобы девочки поправили здоровье. Мирабель вздохнула — она почти и не помнила этого, все-таки, ей было слишком мало лет.       Снова взглянув за окно, Мирабель до зубовного скрежета захотелось оказаться где-нибудь возле моря, чтобы вытянуться на горячем песке, подставляя спину под лучи солнца, а потом с разбега нырнуть в прохладное море, резко пахнущее йодом и солью. Вздохнув и помотав головой, чтобы унять воображение, Мирабель выдернула чистый лист из отдельной тетради, которую купила специально для писем.              «Привет, Бруно!       Знаешь, это отличная мысль. Я запишусь добровольцем в Поисковый отряд и буду помогать им ловить оставшихся наркоторговцев. Трепещи, преступный мир, супер-Мирабель несет возмездие во имя Колумбии!       Если серьезно, то осталось уже немного, я надеюсь, до конца сентября ничего экстраординарного не случится, и мы отпразднуем свадьбу Лолы. А еще, только не смейся и не говори сразу: «Нет!», но у меня есть идея. Как насчет того, чтобы мы вместе полетели в Чили? Ну, когда тебя, разумеется, оправдают. Если не хочешь в Чили, можем отправиться на Сан-Андрес, или куда-нибудь еще к морю. Я просто так подумала… Одной слишком опасно, с родителями лететь уже как-то стыдно, Исабела, кажется, вообще нас видеть не хочет, Луиза вся в учебе. А с тобой и не страшно… ну, если ты, конечно, захочешь лететь куда-то со мной.       К твоему вопросу — нет, я вообще ни с кем не планирую идти на свадьбу, у тебя очень скучная племянница, мой дорогой tío Бруно. Я вообще после всего этого хаоса поняла, что замуж выйду только после двадцати пяти лет, а то и позже. И никаких торжеств не будет! Я не хочу три месяца выбирать цвет скатерти или волноваться из-за воздушных шаров. Хотя, мама, наверное, мой план не одобрит.       Обнимаю, Мирабель»              В начале августа стало известно о поимке Мигеля Родригеса Орехуэла — буквально на пороге потайного бункера в его же собственной квартире, и tío Феликс, посмеиваясь, заявил, что полиция Колумбии решила сделать подарок для его дочери и расправиться со всеми преступниками к ее свадьбе.       — Главное, чтоб в ресторане обошлось без трупов, а то мало ли… — бездумно ляпнул Камило, и тут же выскочил из-за стола, удирая от разъяренной Долорес, которая клялась, что единственным трупом на ее свадьбе будет ее брат за свое идиотское чувство юмора.       — Я вот не помню, чтобы мы так себя вели перед свадьбой, — вздохнула tía Пепа, и Мирабель пришлось почти уткнуться носом в тарелку, чтобы не рассмеяться — уж больно ярко tío Бруно описал, как его сестра собирала сумку и искала билеты до Гватемалы.       В середине августа начались подготовительные курсы в университете Росарио, который, к счастью, находился на том же автобусном маршруте, что и университет УТадео. Три раза в неделю, к пяти вечера, Мирабель, делая вид, что готовится к поступлению на модельера, приезжала в район Канделярия, к старинному зданию бывшего монастыря. В центре внутреннего дворика возвышалась статуя Основателя — Кристобаля де Торреса, священника-доминиканца, который в далеком 1653 году основал Colegio Mayor de Nuestra Señora del Rosario по приказу короля Испании Филипе IV. Несмотря на суровость облика, студенты любили Основателя, и лавочки возле статуи никогда не пустовали. Подготовительные курсы, хоть и повторяли школьную программу, все же гораздо глубже расширяли некоторые темы, в основном, конечно, связанные с государством и правом, и домой Мирабель возвращалась к восьми вечера, выжатая, как лимон, и с гудящей головой.       Абуэла, увидев, что строптивая внучка исправно посещает курсы перед университетом, слегка оттаяла, но Мирабель не обольщалась, понимая, что когда ее обман раскроется, их Тысячедневная война превратится во вторую волну Ла Виоленсии.       В школе началась подготовка к выпускным экзаменам, и Мирабель с тяжелым сердцем отказалась даже от подработки в театре, пообещав, что вернется сразу, как закончит учебу. К счастью, tío Бруно ее предложение о совместной поездке в Чили поддержал, так что они подбадривали друг друга обещанием однажды все-таки добраться до дома-музея Неруды.       Известие о том, что арестованного Хосе Лондоньо отправили дожидаться суда в Ла Пикоту, добавило ей поводов для переживаний. А что, если этот самый кровавый босс картеля Кали что-то сделает с Бруно?! Мирабель умом понимала, что это пустые страхи, но все равно каждый новый день встречала с холодком в груди. А еще это казалось несправедливым — всякие сволочи и мерзавцы, вроде Ортеги и Лондоньо, могли хоть каждый день видеть tío Бруно, а она уже почти полгода с ним не говорила вживую!       Накануне свадьбы, уже поздним вечером, в самый разгар вечера невесты, когда Мариано выводил очередную серенаду, не сводя с Долорес влюбленного и шального взгляда, раздался телефонный звонок. Трубку взял tío Феликс, и, судя по его лицу, произошла катастрофа мирового масштаба.       — Что случилось, Феликс? — tía Пепа тут вскочила с софы, где сидела в обнимку с сестрой.       — Это наш поставщик цветов, — отозвался tío Феликс. — Фургон задержали на блокпосте, решили, что там не лилии, а кока, и отказываются пропускать! Сейчас поеду, решим это… недоразумение.       — Я с вами! — тут же вызвался Мариано, а папа, хмыкнув, молча поднялся с дивана. Друзья Мариано, переглянувшись, заявили, что сейчас быстро сбегают за машиной, и цветы для невесты будут доставлены ровно в срок. Едва за мужчинами закрылась дверь, tía Пепа накрутила себя до слез, решив, что их одновременно похитят, ограбят и застрелят, следом за ней разревелась Долорес, и в доме словно начался ливень. Мирабель с восхищением смотрела на свою маму, которая невозмутимо принесла абуэле сердечные капли, Долорес — стопку агуардиенте, а своей сестре — стакан успокоительного, и ливень сменился редкой моросью. Луиза, потирая затылок, шепотом сообщила, что вообще замуж не выйдет, и Мирабель стукнулась с ней кулаками в знак поддержки.       — Да, кто бы думал, что цветочный бизнес в нашей стране такой опасный… Интересно, в нашей семье хоть что-то может пройти нормально? — мрачно поинтересовался Камило. Правда, вполголоса, чтоб не доводить и без того несчастную Долорес.       — Ну, день рождения Тонито обошелся без происшествий, прецедент есть, — заметила Мирабель, и Камило согласно кивнул.       Папа и tío Феликс вернулись уже ближе к двум часам ночи, посмеиваясь и шепотом перешучиваясь, и успокоили невесту, что лилии вызволены из плена и свадьба, конечно же, спасена.       Утро было пасмурным и хмурым, и tía Пепа, то и дело выглядывая из окна, шепотом молила всех святых, чтобы не пошел дождь.       — Только бы распогодилось, только бы чистое небо, — приговаривала она, теребя пышную рыжую косу, в которой до сих пор не было ни единого серого волоса.       — Пепи, mi amor, ты же не веришь, что это и правда на что-то влияет? — добродушно спросил tío Феликс, прикрывая зевок ладонью. — Ты вспомни, как на нашей свадьбе…       — Если бы мой брат не ляпнул, что прогноз погоды, как всегда, соврет, дождя бы не было! — прошипела tía Пепа, и Хульета, вздохнув, протянула ей стакан с водой, от которой пряно пахло валерьянкой. Мирабель заинтересованно взглянула на tía Пепу — Бруно, почему-то, ничего не говорил про дожди на свадьбе, да и в рассказах родственников об этом не упоминали… Долорес, уже надевшая свадебное платье, вышла из своей комнаты с робкой улыбкой на губах, и все споры и возмущения увяли на корню, сменившись умилением. К тому моменту, когда Мариано шагнул на порог их дома, чтобы получить благословение от родителей невесты, тучи окончательно развеялись, и в чистом небе засияло солнце.       Свадьба прошла идеально: от торжественного венчания в церкви, на котором даже Мирабель шмыгала носом от переполнявших ее чувств, до банкета, на котором, разумеется, обошлось без трупов, неожиданных полицейских облав и арестов посреди ресторана. Мирабель первое время было неуютно в своем новом платье, к тому же, краем глаза видя свое отражение в зеркале, она не могла избавиться от мысли, что по сравнению со своими сестрами и кузиной, она выглядит просто нелепо. Камило во время hora loca с рок-н-ролльными мотивами, вытащил Мирабель на танцпол и отплясывал с ней до тех пор, пока у нее не закружилась голова, и все дурные мысли не вылетели оттуда. В конце, по традиции, Долорес бросила букет незамужним девушкам, и ее подруги чуть не сломали ноги, пытаясь его поймать.       — Все, собираемся, собираемся! — папа замахал руками, указывая на фотографа, и Мирабель, попытавшуюся спрятаться во второй ряд, Луиза безжалостно вытолкнула вперед, поближе к Долорес и Мариано.       — Надеюсь, глаза у нас будут не красные, — пробормотал Камило ей на ухо. Мирабель сдавленно захихикала, и фотограф щелкнул камерой.