Guilty

Если кто-то попросит парней Хёнджина описать того одним словом, то они все, как один, ответят «неугомонный». Это выражалось во всём: от излишней драматичности в простых бытовых ситуациях и чрезмерной эмоциональности, довольно часто переключающей его в режим гиперактивного хорька, и вплоть до изредка раздражающей нетерпеливости, не дающей Хёнджину отыграть роль послушного саба. И не то чтобы он был неудовлетворён в постели или его возлюбленные недовольны складывающимися ситуациями, но временами он специально нарывался на нечто более серьезное, чем обычная сессия. По итогу все приняли это в виде новой роли, отыгрыш которой и их особенностью стал, и сексуальную жизнь разнообразил. Нынешний день – не исключение, отчего в который раз принимающий это парень досконально знает что и как делать, дабы «отработать» и доставить удовольствие им всем. Хёнджин наказан и он сам это прекрасно понимает. И также всем очевидно, что он этого и добивался. Любая приготовленная парнями «участь» пришлась бы ему по душе, но не могло не радовать, что те решили всё же послушать Чонина, свободно используя Хёнджина весь день, а не Минхо, предлагавшего провести тому почти все сутки в крошечной, по отношению к человеческому телу, клетке для животных. Это, бесспорно, тоже соответствовало его предпочтениям, но было менее увлекательным, ибо он практически ни с кем не мог взаимодействовать. А изводить парней ему нравилось не меньше, чем когда изводили его. Именно поэтому сегодня Хёнджина весь день любезно дерут на всех поверхностях в доме, используют как подставку для ног во время просмотра фильма и испытывают на нём немаленькую коллекцию секс-игрушек, смотря на работу новых и проверяя исправность старых. Казалось бы – после сопровождающих всё это пяти или шести оргазмов, соображать любой другой человек уже бы не мог, но не Хёнджин. Он просил большего, каждый раз любезно открывая рот, когда кто-либо собирался кончить ему на лицо, и ластясь к каждому прикосновению, словно это и не наказание было вовсе. За рамки никто выходить не собирался, но и спускать всё Хёнджину с рук не хотелось, поэтому в общем чате – к которому тот не имел сегодня доступ – было принято коллективное решение наконец-то по полной проучить непослушного хорька, к всеобщему сожалению удивлению всё равно ловящему кайф и с порки, и с унижений, и с лёгкого удушья, что, впрочем, и как наказание никогда не использовалось. Но по итогу смирившись, остаток дня парни решили провести с пользой. — Уже вечер, но я так и не наигрался, — честно сказал Чонин, откидываясь на спинку дивана. Хёнджин сидел у его ног, положив голову ему на колени и отыгрывая его ручного пёсика – даже хвостик прилагался, то и дело заставляющий парня недовольно лаять, то ли от неожиданных смещений внутри, то ли оттого, что этого было до грустного мало. — Может, сыграем в «угадывание»? — Внезапно предложил Чанбин, не ожидая, что его идею вообще одобрят, что, впрочем, и произошло – все приняли предложение положительно, ведь последнее связанное с этим времяпрепровождение было относительно давненько. Но больше всего рад, безусловно, был сам Хёнджин, ведь всё внимание сегодня было сосредоточено на нём и, соответственно, играть должен был тоже он. А уж с тем, чтобы угадать кого-либо из своих парней по члену, он почти всегда справлялся на «ура». И вот: его посадили посреди комнаты, предварительно завязав глаза и покрутив пару раз – достаточно для того, чтобы Хёнджин не мог понять направление, в которое он повёрнут, но не так сильно, чтобы закружилась голова. Парни во время этого даже поменялись местами, чтобы ничто, кроме их членов, не давало ему какой-либо информации об окружении и человеке, которого он должен был угадать. Хотя, на деле это было не совсем так – он мог трогать также бёдра и, что было ещё более читерски, живот того, кто сидел перед ним. Хёнджину не хотелось, чтобы последняя возможность как-либо влияла на его выбор, поэтому специально старался не касаться чего-либо, выше лобка. Безусловно, и это нельзя было назвать чистой игрой, ведь обхват бёдер мог сказать ему довольно весомую часть информации, но, как минимум, это давало ему повод не быть настолько явным в намеренных ошибках, когда ему хотелось бо́льшего. Хёнджин всё ещё думает над тем, чтобы сделать так и сегодня. И к окончательному решению он приходит аккурат тогда, когда кто-то, мягко надавливая на челюсть, заставляет его приоткрыть рот, чтобы тот, кого должен назвать Хёнджин, смог дать ему свой член. Ребята даже старались не касаться его руками напрямую, дабы никак не портить игру чем-либо вспомогательным. Всем им нравилось думать о том, что Хёнджин был их шлюхой, способной угадать всех их, лишь взяв чей-либо стояк в рот. И ему самому нравилось так думать больше всех. Минхо угадать довольно легко ещё даже не начав толком – его бёдра были крупнее, чем у большинства парней, но при этом мягче, чем у Чана и Чанбина, что намного чаще него посещали зал. И всё же, Хёнджин идёт дальше, не без чужой помощи беря его член глубже, дабы убедиться наверняка. Ну и, возможно, ещё из-за того, что не получивший и малейшего удовольствия Минхо обязательно отплатит ему за это в будущем и, вероятно, не самым приятным способом: во время «желанного дня» будет загадывать самые сложные задания или специально игнорируя и одновременно не давая кончить в те моменты, когда Хёнджин будет нуждаться в этом больше всего. И младший, в общем-то, любил грубость, специально выводя парней из себя исключительно ради жёсткости по отношению к нему, но именно Минхо делал это ближе всего к тому, чтобы наказание действительно считалось наказанием, пускай и напоминал о цветовой системе перед началом каждой сессии и никогда не переходит грань. Хёнджину это нравилось, но он не был уверен, что, после сегодняшнего, выдержит нечто подобное в ближайшие дни. — Минхо, — звучит с хрипотцой из-за того, что парень практически сутки молчал, с утра до вечера исключительно стоня и хныча от всего того, что с ним делали. И всё же, ответ слышно отчётливо, отчего его принимают сразу, а сам Минхо даже треплет Хёнджина по голове в качестве небольшой похвалы. Как бы им обоим ни хотелось продолжить вдвоём – Хёнджин, по собственным меркам, непозволительно долго не держал ничего во рту, в то время как Минхо просто хотел насладиться восхитительным минетом в его исполнении – это приходится отложить на потом, дабы остальные ребята также смогли поучаствовать, а сама игра не растягивалась до утра. На этот раз Хёнджина медленно подводят к следующему парню – по всей видимости, некоторые из ребят уже сели на диване в порядке угадывания – в большей степени таща за волосы и лишь слегка придерживая за плечо. Это было ещё одним его кинком, не таким явным, как остальные, но ему было приятно, что Чан, чья хватка была весьма узнаваема, помнил об этом, используя грубость в меру и аккурат тогда, когда она была необходима больше всего. Положив руки на чужие бёдра, в попытке удержать равновесие, Хёнджин смог понять, что их обхват уже исключает старших, также помогая ему с ответом. Сам член был не из тех, что он ощущал часто, а значит это был кто-то из ребят, что не отдавали предпочтение минету. В голову первым делом приходят Джисон и Феликс, отчего парень теперь сомневается. С завязанными глазами их было довольно легко спутать, поэтому требовалось немало времени, дабы сосредоточиться в полной мере на малейших деталях. Конечно, Хёнджин думал над тем, чтобы специально проиграть сегодня, но он не хотел заканчивать всё так быстро – по крайней мере потому, что в данном случае в нём проснулся и хотелось, чтобы его ответ был искренним. Ну и, безусловно, ему хотелось хвастаться перед самим собой тем, что у него вышло разгадать такую сложную «головоломку». Вероятно, его раздумья занимают немногим больше времени, чем он предполагал изначально, отчего кто-то из парней окликает его больше с целью убедиться, что всё хорошо, чем поторапливая. Но Хёнджин слишком ушёл в себя, чтобы понять это сразу, поэтому неосознанно мычит, по привычке: таким образом ему всегда было удобнее отвечать в обыденном отраханном состоянии, что и сейчас не было исключением и, на самом деле, неожиданно помогает ему с решением вопроса. Казалось бы незначительное действие очень сильно влияет на ситуацию – сидящий перед ним парень хватает Хёнджина за волосы, словно в попытке толкнуться глубже, и шумно выдыхает, пускай и не выдавая голос, но тем не менее давая огромную подсказку. Феликс бы в этой ситуации прикрыл двумя руками рот, чтобы не шуметь, слегка смущённый неожиданными ощущениями. Джисон же бы попытался продлить приятное чувство, нисколько не стесняясь этого. — Джисон, — озвучивает на сто процентов уверенный в своём ответе Хёнджин. Тот сразу же выдаёт себя, недовольно бормоча что-то про то, что игра была нечестной, но всё равно быстро отходит в сторону, не желая заставлять парней ждать ещё дольше. Старший думает над тем, чтобы не забыть компенсировать это ему позже – Джисон не был особо обидчивым, но ему взаправду казалось, что ситуация была не совсем честной, пускай изначально установленных правил и не нарушала. А были ли у них вообще правила? Хёнджин никогда не приходил к этой мысли. На этот раз сидящий перед ним парень также не был Чаном или Чанбином – по всей видимости, они уже давно поняли, что угадать их проще простого, поэтому присоединяются исключительно под конец, если Хёнджину по каким-то причинам хотелось растянуть игру или действительно одержать в ней победу. Джисон и Минхо также отпадают, ибо, несмотря на отсутствие в правилах запрета на «второй заход», это было бы ещё очевиднее из-за его слюны на их членах, что вряд ли абсолютно полностью высохла к третьей игре. Наконец-то взяв в рот чужой член, Хёнджин сразу же понимает, что это и не Феликс, что в «обхвате» ощутимо отличался от оставшихся Сынмина и Чонина. Самых младших можно было довольно легко различить по привычкам, которых, впрочем, нужно было дождаться – просто терпеливо греть кого-либо из них, изредка играясь языком с головкой и сглатывая накопившуюся слюну. Чонин уже через несколько минут начнёт медленно толкаться в чужой рот, ёрзать или просто отчаянно жестикулировать, в то время как Сынмин со своей нечеловеческой выдержкой так ничего и не сделает до тех пор, пока Хёнджин не ответит или игра не остановится по каким-либо другим причинам. На этом этапе игра знатно затянулась: спустя минуту сконцентрировавшегося на собственном дыхании парня отвлёк лишь стон кого-то из стоящих поодаль ребят, спустя ещё пару – кашель кого-то, кто был уже ближе, но определённо не того, чей член он сейчас грел. Спустя, по ощущениям, десять минут, Хёнджин уже знал ответ. Это абсолютно точно был Сынмин. — Чонин, — без сожалений в итоге говорит он, стараясь не подавать виду, что так и надо. Тишина вокруг совсем не нагнетает, несмотря на то, что продолжается она довольно долго, словно все обдумывали происходящее, и Хёнджин даже в какой-то момент начинает сомневаться в неправильности ответа. Но, благо, следующие слова опровергли возможную победу. — Что ж, ты ошибся, — чересчур спокойным голосом говорит Сынмин. И если подобный тон от любого другого из парней был обыденным, то в исполнении Сынмина он вызывал дрожь по всему телу и недосказанность происходящего. Хёнджин находил это весёлым. Ему хотелось размышлять над тем, к чему это приведёт. Может, ребята решат в ближайшее время устроить «желанный день», заставляя его выполнять то, о чём он даже подумать не мог? Чан мог бы попросить его быть своим средством от бессонницы, Чанбин же наоборот – использовал бы его в качестве какого-либо тренажёра, а Чонин приказал бы ему ходить весь день голым, не считая, конечно, каких-либо игрушек, цепей, наручников или других вещей, что остальные могли бы использовать на нём. Джисон, в свою очередь, настолько безумен, что однажды на пару с Сынмином использовал Хёнджина как своеобразную доску для дартса, где мишенью выступала его растянутая дырка, а дротиком – анальная пробка, почти всегда попадающая пусть и не в «яблочко», но всё же в довольно чувствительные места парня, что также засчитывалось в качестве дополнительных очков. И он был бы не против повторить. Одновременно с этим вспоминается то, как Феликс просил его нарисовать что-либо, держа внутри себя вибраторы разной мощности – мазки из-за этого выходили нечёткими, но в этом был свой шарм, в особенности учитывая способ написания картины, что в итоге была повешена в гостиной и напоминала всем им о том случае. Минхо же всегда доводил его до края во всех смыслах, умело используя как и свой фирменный паддл в виде кошачьей лапки, оставляющий красные следы по всему телу, так и похвалу, отправляющую в саб-спейс быстрее любой вещи, из-за чего никогда не было понятно что именно от него ожидать. Именно поэтому Хёнджин всегда с нетерпением ждал «желанный день». День, во время которого кто-либо из парней не мог никому отказать – небольшая традиция, вносящая разнообразие в их и без того яркую сексуальную жизнь. Безусловно, были исключения, не позволяющие кому-то одному забрать себе «исполнителя» на весь день, и все они знали рамки дозволенного друг друга, а также могли воспользоваться стоп-словом, если в этом была необходимость, но, как правило, прерывание процесса практически никогда не происходило. А для Хёнджина это в принципе было раем, исполняющим все его самые кинковые мечты, отчего он и просился немного чаще других. Ну, может, чуточку больше, чем «немного». — Похоже, наказание нашей принцессы придётся растянуть на более долгий срок, — в голосе Чана явно слышалась усмешка и знание того, что так и будет. Все они знали, что Хёнджин захочет специально ответить неправильно, но делали вид, что это не так – то ли находили забавным разыгрывать этот спектакль, то ли взаправду не хотели говорить своему парню об этом, оставляя его в неведении. Зачем – непонятно, но оттого не менее весело. — Неудивительно. Он настолько глуп, когда внутри него член, что я вообще удивляюсь тому, как он хоть кого-то угадал, — присоединяется к обсуждению Минхо. Все они говорили это так, словно Хёнджин каждый раз проигрывал в первом же раунде, что было далеко не так, но, тем не менее, ему нравились эти слова. В отличии от Джисона и Феликса, что были явными поклонниками кинка на похвалу, ему во время прелюдий больше удовольствия приносили подобные фразы, в реальности не имеющие к нему никакого отношения. Глаза слезятся от непривычно яркого света в гостиной, когда Хёнджину наконец-то снимают повязку с глаз, вновь давая понять, что перед ним всё это время сидел именно Сынмин. Было очевидно, что остаток вечера они проведут вместе, и, будь искусственный хвост Хёнджина настоящим, он бы уже с первых секунд выдал с его помощью свою радость, безудержно виляя им из стороны в сторону. Остальные, по всей видимости, решили их не беспокоить, и тихо ушли приводить себя в порядок – все они знали, что после сессий, в которых главным доминирующим был Сынмин, сабу требовалось довольно много времени для того, чтобы прийти в себя, что уж говорить о Хёнджине, который сегодня был весь день на ногах. Хотя точнее было бы сказать «на коленях». — Я изначально хотел засунуть тебя в клетку с не дающим кончить кольцом, как предлагал Минхо, — честно говорит Сынмин, когда они остаются одни. Отчего-то наедине его слова действовали намного сильнее, чем когда у них был наблюдатель – по всей видимости это восприятие старшего было настолько сломано, ибо с Сынмином по-другому никак. — Но мне сейчас лень доставать её из кладовки, так что сегодня без этого. Отчасти это радовало. Хёнджин помнит то, как его оставили так на пару часов ещё и с трахающей его секс-машиной впридачу, но, несмотря на то, что ему понравилось, сейчас ему хотелось больше контакта с кем-либо и без разницы – будь то физического или эмоционального, которыми Сынмин вполне мог его обеспечить. И всё-таки от этих воспоминаний он заметно возбудился, прикусив губу и совершенно не стесняясь яркого румянца на щеках. Также Хёнджин совершенно не стеснялся открыто показывать своё желание, нарываясь на чужой гнев ещё сильнее, но не имея возможности ничего с собой поделать: его тело жаждало если не ласки, то хотя бы разрядки, избавляющей от каменного стояка и напряжения. — Блять, если тебе так хочется кончить, то просто трахни себя моим членом. Хёнджин не совсем понимает, приказ ли это, но когда Сынмин полностью снимает с себя домашние штаны, ему становится ясно, что это было сказано всерьёз. В то же мгновение он слушается и, перебравшись на диван, седлает чужие бёдра сразу же, как только младший избавляется и от белья. Игрушка внутри больше дразнит, чем заполняет, поэтому парень не может не ёрзать всё то время, что ему ещё приходится ждать. По итогу Сынмин, которому это надоело, безжалостно выдёргивает пробку за прикреплённый к ней хвост, практически не беспокоясь о сохранности этой неугомонной задницы – Хёнджин достаточно растянут и смазан для того, чтобы быть с ним менее нежным, как они оба и обожали. Именно поэтому он лишь наносит на свой член немного заранее спрятанной в подушках дивана смазки – та была разбросана по всему дому в самых неожиданных, но удобных местах – и тут же входит, не желая оттягивать этот момент ещё больше. А Хёнджину до закатывающихся глаз охуенно. Небольшая, по сравнению со всей их коллекцией секс-игрушек, металлическая пробка абсолютно во всём уступала настоящему члену, что прямо сейчас так идеально и до предела заполнял его, делая и так уставшие ноги ещё слабее, а дыхание – сбившимся уже на первом толчке. Сынмин, как и обещал, совершенно не двигается, заставляя старшего делать всю работу. Не то, чтобы тот был против, поэтому с радостью приступает к процессу, шумно выдыхая каждый раз, когда головка задевает чувствительные места внутри него. Хёнджину каждый такой момент крышу сносит, отчего трущаяся о поверхность дивана кожа совершенно не переключает на себя и часть его внимания, полностью сосредоточенного на удовольствии и его получении. Когда ему удается наконец-то установить что-то более-менее похожее на размеренный темп, голова уже кружится, а уложенные на чужих плечах руки отказываются слушаться, но Хёнджину всё равно – он теряется в ощущениях и, в первую очередь, наслаждении, с каждым движением проявляющемся в виде тока на кончиках пальцев. Забыться во времени слишком легко, а происходящее этому способствует столь замечательно, насколько вообще возможно. То, как Сынмин ударяет его по заднице, а после сжимает бёдра, всё ещё не направляя, и то, как он смотрит, заставляя кожу покрываться мурашками, а всё тело – мелко дрожать, с каждым движением всё стремительнее направляясь к оргазму. Хёнджин чувствует всё это, не зная куда себя деть. И ему хорошо. Настолько, что он вновь сбивается, утыкаясь в чужое плечо и тихо скуля от отсутствия сил – оргазм так близко, но одновременно так далеко, что хотелось плакать от собственной беспомощности. При других обстоятельствах ему бы удалось дважды кончить в этой позе, но после всего того, что произошло с ним за день, конечности попросту отказывались слушаться, а мышцы приятно пекли, ничуть не сглаживая ситуацию. В это время Сынмин никак не реагирует, словно, как минимум, собственное возбуждение его никак не беспокоит, а чужое хныканье не раздражает его любящую тишину натуру. Его выдержке поражались все, ведь это могло продолжаться часами – ровно до тех пор, пока его прямо не станут умолять продолжить, чего он, впрочем, и добивался. И Хёнджин об этом прекрасно знает, признавая и так очевидное с самого начала поражение. — Пожалуйста... — Он не переставал преданно двигать бёдрами, ощущая то, как чужой член исчезал в его жадной дырке, но это был его предел. Оргазм то и дело ускользал от него, а «ещё чуть-чуть» всё не переставало мелькать в голове, давая лишь небольшой стимул к продолжению этой своеобразной пытки. Хёнджин нуждался в действиях Сынмина. Но тот ответил на его влажный взгляд лишь ухмылкой и весьма логичным вопросом. — Разве вещи имеют право просить о чём-либо? Да, Хёнджин забыл о главном: сегодня он лишь их вещь, не имеющая права на мнение. И, пускай это была лишь игра, ему не хотелось прекращать это каким-нибудь там стоп-словом, если у него была возможность получить один из самых ярких оргазмов в своей жизни. Он знал, что нужно было просто попросить. — Нет, но... — Хёнджин на грани. То ли оргазма, то ли истерики, то ли впадения в саб-спейс – он сам толком не понимал, пускай и доверял Сынмину, что лишь оттягивал что-то, наблюдая за эмоциями на чужом лице. — Прошу, можно мне кончить? — А ведь вчера ты вёл себя совершенно иначе, — Хёнджин уже плохо соображает насчёт того, что ему говорят. Скорее всего, Сынмин корит его за то, как вчера он дразнил всех, желая получить сегодня нечто необычное в качестве искупления своих грехов. Но даже вспомнить об этом парень сейчас не в состоянии – его движения уже чисто механические, а руки сами тянулись за объятьями, давая ясный звоночек на проявления саб-спейса и того, что следовало поторопиться. В какой-то момент Хёнджин, будучи на грани того, чтобы провалиться куда-то за край сознания, чувствует, как Сынмин всё же помогает ему, ускоряя темп и двигаясь навстречу. Дабы прийти к финалу требуется всего пару толчков, но и это казалось вечностью – в ушах звон, во всём теле напряжение, а на ресницах слёзы оттого, насколько всё сейчас прекрасно. Разомлевшему и находящемуся в трансе Хёнджину даже на мгновение кажется, что ему тепло и он парит над землёй, но на деле Сынмин просто продолжает начатое, приходя к собственному оргазму и кончая внутрь парня – своеобразная отместка за то, что тот «посмел» кончить на него, испачкав, хотя больше это всё-таки было делом привычки. И не привычкой это стать не могло, учитывая то, насколько часто Хёнджин изводил их всех, добиваясь желаемого в виде отбывания наказания и последующих ласк, дающих всем им эмоциональную разрядку. Именно за это они все его и любили, продолжая потакать и делать вид, что никто не ожидает от него такого поведения. Так было вчера, сегодня и так определённо точно будет и завтра.