О ритуалах и магии

Она помнила боль. Яркую, как солнце, и холодную, как далекие звезды. Боль разрывала на части душу, перемалывала в пыль кости и выжигала кровь вместе с венами изнутри. Она копилась, нарастала подобно цунами, медленно и неотвратимо. Крик раскаленным железом застыл на подступе в горле, впиваясь острыми краями в плоть, не позволяя издать ни звука. Оставалось лишь тонуть, тонуть, тонуть в этом леденящем мареве и молиться о том, чтобы когда-нибудь всплыть на поверхность. Так уж был устроен этот мир. За любую магию, особенно настолько черную, приходилось платить. Боль не трогала лишь сердце. Половина магической Британии вполне обосновано поспорила бы, что на месте ее сердца был истлевший кусок угля. Вторая половина была уверена, что сердца этого не было и вовсе. Потому что так всем было намного проще, удобнее. В конце концов, от бесчувственных темных ведьм не ожидали ничего хорошего и старались лишний раз не беспокоить, даже когда дела становились совсем плохи. И спустя всего десяток лет уже никто не помнил правду о том, что сердце у ведьмы все-таки было, просто оно умерло, давным-давно. Она похоронила его рядом с теми немногими, кого любила в этой жизни. Чьи смерти наблюдала, одну за другой, не в силах что-либо изменить. Кого, возможно, сама же и погубила. Вслед за ними начал угасать и некогда великий род, медленно вырождалась магия, пока стены неприступной крепости, в которой она заперла себя от внешнего мира, не остались единственным, что все еще поддерживало в ней искру. Болезненный ритуал должен был стать последним, что она совершит в этой жизни, но, возможно, у нее будет следующая. У них всех будет. На подготовку ушли годы. Но что еще у нее осталось кроме времени? Так начались ее поиски утерянных заклинаний друидов и мертвых языков магических рас, месяцы кропотливых расчетов и древних карт звездного неба, череда магических ожогов от зелий и споров с портретами предков, литры чужой и собственной крови… И даже тогда, начиная ритуал, она не была до конца уверена, что он сработает. Но время ее было на исходе, а потому, черкнув ножом по худым бледным запястьям и щедро проливая густую кровь на родовой камень, она запела катрены на языках прошлого в надежде обрести новое будущее. После нескольких лет пустоты и оцепенения, боль, выжигающая разноцветные круги под сомкнутыми веками, стала желанным гостем. Орион. Верный спутник ее жизни. Она пыталась вспомнить черты его лица, редкий изгиб тонких губ и громовой голос заклинаний, которыми он истреблял врагов. Но мысли обрывались, путались, бились загнанными птицами о клетку ускользающего сознания. В ушах звенело от сконцентрировавшейся магии, и весь мир постепенно отходил на второй план. Регулус. Ее отрада и гордость. Когда его имя погасло на семейном древе спустя месяцы тревоги и неизвестности, она оплакивала его пока не закончились слезы, а вмести с ними и все остальные эмоции. Кончики пальцев начало покалывать. Холод заструился вверх по рукам, леденящей змеей сворачиваясь в груди, а затем невыносимый жар разлился по всему телу. Сириус. Ее величайшее разочарование. Против воли она до последнего надеялась, что он одумается, вернется домой, но вместо этого он получил клеймо предателя даже среди своих и место в Азкабане. Слабый и охрипший, словно чужой голос закончил читать заклинание ритуала, кровь впиталась в начерченные мелом пентаграммы, свечи вспыхнули черным пламенем, а тело Вальбурги Блэк, лишенное души, замертво рухнуло на каменный пол.

***

Жива. Промелькнула первая мысль в голове по пробуждении. И почти сразу же — сработало. Потому что, влив всю свою кровь и магию в ритуал до последней капли, шансы на то, что она выжила в своем прежнем теле, равнялись нулю. А значит, у нее получилось! Однако открыв глаза, она оказалась в крохотной и несуразно обставленной комнате. Пожелтевшие обои в мелкий цветочек, полупрозрачные шторы персикового цвета, сквозь которые пробивалось яркое солнце, и заваленные хламом и одеждой предметы мебели — одним словом, определенно не Блэк-хаус. Как она здесь оказалась? И где это «здесь»? Это даже кладовой нельзя было назвать: слишком мало пыли, и слишком много механизмов и приспособлений, которых совершенно точно не могло быть в магическом особняке. Не будь Вальбурга абсолютно уверена в том, что это невозможно, то предположила бы, что находится в одном из жалких маггловских обиталищ, о которых она когда-то слышала по рассказам магглолюбивого Альфарда. Прибывая в недоумении, но старательно отгоняя неладные чувства — потому что ритуал все-таки сработал, она жива, ей выпал шанс все исправить — Вальбурга приподнялась на локтях, садясь на постели, машинально опустила взгляд на собственные руки… и застыла. Это были не ее руки. Не ее пальцы. Не ее кожа. Судорожный вдох. Несколько бесконечно долгих секунд ее разум отказывался принимать увиденное. Ей это все мерещилось после болезненного и сложного ритуала. Воспаленное воображение играло с ней в злую шутку или Блэковское безумие настигло наконец и ее. Этого просто не могло происходить на самом деле, по вполне обоснованным причинам и законам магии. Она закрыла глаза, мысленно повторяя про себя девиз собственного рода — Чистота Крови Навек — пока не смогла обрести подобие внутреннего равновесия. Она Вальбурга Блэк, Мастер Ритуалистики и Ментальных Искусств, дочь древнейшего и благороднейшего из родов, матриарх главной ветви семейного клана. «Чистота Крови Навек», — повторила она в последний раз и, с намерением очнуться от этого кошмара, вновь открыла глаза. Ее кожа была по-прежнему темной. В этот раз ей не удалось сдержать панику, затопившую сознание, и взгляд, заметавшийся по комнате в попытке найти опровержение происходящему. Справа, на прикроватной тумбе обнаружилось устройство, на котором проецировались цифры «9:17». Кажется, Альфард как-то упоминал, что у магглов был свой аналог темпуса, работающий не на магии, а на электричестве, но она тогда ему не поверила. Рядом лежал полупрозрачный пузырек с круглыми желтыми капсулами внутри и какой-то плоский прямоугольный черный предмет, от которого тянулся вниз подсоединенный шнур. У стены стоял некогда приличный рельефный комод с закругленными ножками, но облупившаяся белая краска и выцветшие цветочные узоры говорили лишь о ветхости этого предмета мебели. Не спасала его и расположившаяся на столешнице коллекция бус и серег, чей фальшивый блеск Вальбурга распознала даже отсюда. Но больше всего беспорядка вносила разбросанная повсюду одежда, какие-то несуразные рюши и дешевые кардиганы, а также ненавистная синяя плотная ткань, которую она бы узнала из тысячи — Сириус месяцами изводил все семейство, разгуливая в непотребных тряпках, гордо именуемых джинсой. Где она? Что это за Мордредово место? Наконец, взгляд зацепился за зеркало в противоположном углу комнаты. Откинув одеяло, под которым обнаружилось еще больше темной кожи в неприлично короткой одежде — о, Мерлин, что за вульгарщина — она неуклюже добралась до зеркала и с трудом подавила истеричный то ли смех, то ли крик. По крайней мере, она подтвердила свою теорию о том, что она оказалась в чужом теле. Подобная магия была не распространенной, но вполне известной в определенных темных кругах, в библиотеке Блэков можно было найти с полдюжины разных способов провернуть подобный обмен тел. Проблема была в том, что ритуал, проведенный Вальбургой, не являлся одним из них. Она должна была стать самой собой, точнее более юной версией самой себя, переместившись на десятилетия в прошлое, но вопреки ожиданиям из зеркала на нее смотрели темные карие глаза с паклей черных, иссушенных в солому волос и кожей цвета земляной пыли. Физически тело было молодо, не старше семнадцати, но это являлось единственным плюсом, который в силу сложившейся ситуации не вызывал положительных эмоций. Она попала в тело низкосортной ведьмы. Словно одна из тех чужеземных магов, которым было не место на Альбионе. Без родословной, социального статуса и чистой крови, уж это было понятно по обилию маггловских вещей и состоянию комнаты. «Выкормлеш рабов из дальних колоний», — брезгливо подумала она. Что пошло не так? Она ведь все рассчитала, задала все нужные параметры ритуала, который должен был либо сработать на все сто процентов, либо навсегда уничтожить ее душу без шанса на посмертный покой или перерождение. Но настолько искаженный результат был невозможен в принципе! А затем, с замиранием сердца она подумала: что еще могло пойти не так? Постаравшись очистить разум и сосредоточиться, Вальбурга потянулась к своему магическому ядру и… ничего. Ни единого отклика. Страх начал затапливать ее изнутри, судорогой прошедшись по телу и утягивая за собой вниз. Закрыв глаза, она снова попробовала почувствовать магию в крови, разогнать ее по артериям и венам, высечь хоть искорку магии, но… Там, где когда-то теплилась родная, привычная сила, теперь было холодно и пусто. Отчаянный, полузадушенный крик, который она все это время давила в горле, вырвался наружу, и она с силой ударила кулаком по ненавистному лицу незнакомки в отражении. Она отказывалась в это верить. Она не могла потратить последние остатки своей силы, чтобы стать жалкой никчемной магглой! Насекомым с кровью рабов, пылью под ногами сильных мира сего. Зеркало жалобно звякнуло под ее рукой от удара, пошло круговыми трещинами, впиваясь мелкими осколками в тонкую кожу, и боль от порезов слегка ее отрезвила. Кровь. Она пролила свою кровь на родовой камень, она умерла и оказалась в новом месте, в чужом теле. Этого бы не случилось, если бы ритуал не сработал вообще. Значит, как-то каким-то образом что-то пошло не так. Вдох. Выдох. Один из первых навыков, которым обучали будущих Мастеров Менталистики, это контроль над мыслями и эмоциями. Вальбурга давно не прибегала к таким простым основам, как дыхательные упражнения и медитация, научившись сохранять трезвый ум и хладнокровие в повседневной жизни. Выстроенные за годы щиты могли пошатнуться или дать трещину, но еще никогда не обваливались до основания, оставляя ее настолько уязвимой для возможной атаки. Беззащитной. Привыкшая к немалой силе и контролю, это новое чувство желчью оседало внутри и нервно скреблось на подкорке сознания. Может все дело в новом теле или ритуале, но вероятнее всего в самом ее разуме, что преодолел грань пространства и времени, жизни и смерти. На то, чтобы восстановить прежнюю ментальную защиту уйдут месяцы, так что на ближайшее будущее придется ограничиться хлипкими щитами, которые лишь временно приглушат хаотичные мысли и эмоции, и позволят сфокусироваться на настоящем. Сейчас было не время поддаваться темпераменту Блэков, и всему этому должно было найтись логическое объяснение. Итак, ритуал состоял из двух компонентов: рунной пентаграммы и заговорных катренов. Вместе они олицетворяли собой четыре направления — личность, время, место, причина — и задавали желаемые векторы для исхода ритуала. Вся остальная арифмантика была лишь способом рассчитать благоприятное время, а кровные жертвы — методом активации и подпитки ритуала. Больше всего времени у Вальбурги ушло на то, чтобы найти походящие рунические символы и составить правильные ключевые слова. И теперь она снова и снова прокручивала их в голове, гадая, как именно Магия интерпретировала ее призыв. Руны возрождения и черной магии, чтобы снова стать ведьмой рода Блэк. Руны времени и цикличности, чтобы перенести ее в начало конца. Руны неизведанности и раскаяния, чтобы в новом мире исправить ошибки прошлого. Руны первенства и крови, чтобы вновь обрести единственную и родную семью. И вот тут, с самого первого вектора и начинались сложности, потому что она не то, что собой, но и любой другой ведьмой рода Блэк явно не стала. «Ведьмой рода Блэк», повторяла она про себя, «рода Блэк». Что-то мелькало на периферии сознания, но она не могла ухватиться за эту мысль. Ведьма рода Блэк, черного рода… Осознание настигло ее внезапно, словно невербальный Петрификус, брошенный в яром пылу сражения. Чернорожденная. Черно-мать-ее-рожденная. Еще совсем новые ментальные щиты затряслись под лавиной мыслей, которую породило это открытие. Она облокотилась обеими руками о гардеробную, опершись опущенной головой о зеркало и глубоко дыша. Вдох, выдох. Непонимание, злость, отчаяние, боль, страх, все это смешалось и закрутилось в едином вихре, который грозил унести за собой остатки ее здравого смысла. Вдох, выдо… Мерлина, Моргану и Мордреда им всем в задницу! Чтоб их всех драконья оспа пожрала, этих духов, сущностей и высшие силы, которые откликаются на подобные ритуалы и коверкают все катрены и руны! Какой был смысл взывать к Магии и ставить свою бессмертную душу на кон, если никто не собирался внимать ее просьбе?! Равный обмен так не работает, Салазара им в печенку! В ушах звенело от напряжения и на блаженные несколько секунд в ее голове стало тихо и пусто. Вдох, выдох. Реальность возвращалась постепенно, а вместе с ней и прежнее подобие хладнокровия. «Поистерили и хватит, Вальбурга», — приказала она самой себе. — «Никто кроме тебя проблемы решать не будет, так что соберись и вперед на баррикады. Блэкам не впервой». Вновь прокручивая в голове слова ритуала, Вальбурга обратила внимание на одну деталь. В первом векторе также присутствовали руна магии и слово «ведьма». Учитывая, что другие два условия сработали, пусть и не так как она хотела, то ритуал не мог просто проигнорировать их. Значит либо у нее все же есть какая-то форма магии, которой почему-то до сих пор в ней не проснулась, либо и тут что-то дало сбой, и она стала обычной магглой в магическом мире. О вероятности последнего она старалась не… Внезапный стук в дверь прервал ее мысли. Вальбурга резко вскинула голову и замерла в неподвижности. Она была так поглощена тем, кто она и кем стала, что совсем позабыла о том, что все еще не имеет ни малейшего представления, где она. И что теперь делать? Кто бы сейчас ни стоял за дверью, быстро поймет, что она не прежняя владелица тела. Что с ней сделают, когда узнают о подмене? Волшебники бы пленили на месте, может еще и попытали на предмет ценной информации, но что предпримут магглы перед лицом неизведанного? История знала ответ на этот вопрос — костры инквизиции и гонения церкви. Закон о колдовстве Великобритании от 1735 приводился в действие чаще, чем можно было себе представить, и последней такой казнью стало повешение «Адской» Хелен Дункан* в 1944 в Шотландии. Это вызвало массовые протесты и панику в магическом мире, учитывая как близко произошедшее касалось Хогвартса, где обитали юные маги, все еще не умеющие контролировать и скрывать свою силу. Так что Вальбурга не обманывалась насчет своей возможной участи, а без доступа к магии ей даже нечем было себя защитить. Словно беспомощное дитя, и перед кем, перед примитивными дикарями?! Ну уж нет. Схватив со стола первый относительно острый предмет, попавшийся под руку, которым оказалась длинная металлическая шпилька для волос, Вальбурга развернулась всем телом к двери, тихим шагом пересекла комнату, притаившись у входа, и приготовилась давать отпор. Блэки так просто не сдаются, и по крайней мере одного из них она заберет с собой. Снова раздался стук в дверь, а затем послышался голос: — Бони, дорогая, у тебя все хорошо? Голос был глубоким и женским, явно принадлежащим кому-то в возрасте, а не ровеснику данного тела. Было в нем что-то еще, что-то странное… Но додумать она не успела, потому что в этот момент дверная ручка начала опускаться вниз, Вальбурга крепче сжала шпильку в посеревших от напряжения пальцах, дверь дернулась под напором силы с противоположной стороны, один раз, другой, и… осталась закрытой. Дверь была заперта. Вальбурга выпустила облегченный выдох, не заметив даже как задержала дыхание. — Милая, не стоит так расстраиваться из-за вчерашнего. Они показали свое истинное лицо, и лучше узнать об этом сейчас, чем значительно позже. Вальбурга не имела и малейшего понятия, о чем шла речь, но это было неважно. Она наконец поняла, что именно смущало ее в этом голосе: акцент. Почему у женщины был американский акцент? И что насчет изначальной владелицы этого тела? Она не британка? Или — предчувствие тяжелым камнем осело в желудке — она больше не в Британии? — Спускайся вниз, как проголодаешься, хорошо? — продолжал тем временем голос. — Я приготовила твое любимое рагу и ягодный пирог. Усилием воли Вальбурга прогнала прочь мысли о своем возможном местонахождении и сосредоточилась на словах неизвестной. Похоже, к ней пока не собирались вламываться и не требовали ее незамедлительного присутствия. Эта отсрочка давала ей шанс, чтобы разобраться, чтобы выжить. И прежде всего для этого ей нужно было время. Что стоило в таком случае ответить? Какая реакция вызовет меньше всего подозрений? — Я в порядке. И я не голодна, — Вальбурга постаралась сымитировать чужой акцент, но не рискнула говорить длинными фразами. Ее голос звучал странно, ниже, чем она привыкла, и связки в гортани ощутимо напрягались, проталкивая непривычные звуки. Немного подумав, она добавила: — Спасибо. Физически передернувшись от мысли, что приходится благодарить какую-то магглу — и вряд ли это было последним актом плебейства, что ей придется совершить в этой ситуации — Вальбурга услышала тихий вздох по другую сторону двери и медленно удаляющиеся шаги. Выждав для верности еще минуту и так и не услышав ничего подозрительного, она обессилено опустилась на пол, все еще крепко держа шпильку в руках на манер волшебной палочки. Но сплав металла мертвым грузом лежал в ее ладони — ни тепла, ни искр, ни прежней жизни. Осознание произошедшего накатило на нее в полной мере лишь сейчас. Она больше не Вальбурга — Бонни, так назвал ее голос, и большего оскорбления, чем это имя, было не придумать. Она даже не Блэк. Как именно она должна изменить ход истории своей семьи, если не является ее частью? Будь она ведьмой, она могла бы пробиться в волшебном мире, нарастить влияние, как-то заставить потомственных чистокровных волшебников выслушать грязнокровку. Принести клятву, поделиться воспоминаниями, да даже простая игра из-за кулис была лучше, чем ничего. Но она маггла. Проход в волшебный мир для нее навеки закрыт. Годы планирования и исследований, все впустую. Ее семья снова умрет, и она будет жить с этим знание следующие десятки лет, без возможности увидеть, без шанса спасти. При одной лишь мысли об этом сердце, которого не было, разрывалось на части в ее груди. Снова держать в объятиях безжизненное тело мужа, до потери голоса зачитывать ритуалы поиски Регулуса, и собственными руками выжигать с гобелена имя Сириуса. Снова хоронить надежду. Нет. Она не сможет пережить это снова. Должен был быть способ как-то повлиять на магический мир даже будучи магглой. Если бы только она могла наладить с кем-нибудь контакт, но с кем? Чистокровные не выходили за пределы собственного мира, не видели в этом смысла, и с пренебрежением относились к тем, кто… Альфард! О Мерлин, она могла найти Альфарда! Вальбурга с небывалой легкостью вскочила на ноги, меря шагами комнату и обдумывая внезапную идею. С братом у нее всегда были непростые отношения из-за его безразличия к чистокровным традициям и чрезмерной терпимостью к грязнокровкам. Они перестали общаться, после того как магглолюбивые идеи Альфарда заразили ее старшего сына, который, к стыду всех прошлых Блэков, поступил на факультет Гриффиндора. Она подозревала, что Сириус втайне продолжал общаться с дядей, хотя так и не смогла уличить их в этом до самой смерти брата, теперь же на него была вся надежда — от Вальбурги не ускользнула ирония ситуации. Она запнулась ногой о брошенную на пол кипу одежды и не без удовольствия пинком отшвырнула ее в сторону. Она помнила, что у него когда-то был дом в Годриковой Лощине, возможно он еще — уже — там жил. Каким способом она собиралась убедить брата помочь семье, из которой сама же его и выжгла, она пока не представляла, но сосредоточилась на решении одной проблемы за раз. А именно, понять, где она оказалась и как добраться до полу-магической деревушки под Лондоном. Мерлин, насколько же проще было бы просто аппарировать! Подойдя к окну, она ощутила жар солнца, сильнее обычного, увидела ясное небо и сочную зелень. По всему выходило, что это не Шотландия. И определенно не Лондон, если судить по слишком широким и выбеленным домам напротив. Может Кардифф? Людей на улице практически не было, только пара человек в маггловских тряпках выгуливала собак через дорогу, но они были слишком далеко, чтобы разобрать слова или опознать акцент. Воспоминания о голосе за дверью не придавали уверенности. Нет, ей нужен был точный адрес, чтобы убедиться. Так что Вальбурга начала поиски пустых конвертов, письменной корреспонденции, чего-угодно — и ничего. Пусто! Как та, кто с четырнадцати лет вела официальную переписку с контрактниками по поддержанию дома и светские записи с другими благородными родами, Вальбурга решительно не понимала отсутствие каких-либо документов в личных комнатах ее нового тела. Должно же у этой магглы быть хоть что-то! Наконец, на нижней полке прикроватной тумбы обнаружился блокнот в тканевом переплете лавандового цвета, упаси Мерлин. В надежде обрести толику так необходимой ей информации, она открыла блокнот на первой странице, где размашисто-неровным почерком были выведены слова: «Дорогой дневник…»