Потанцуем

      — Иди сюда, — Намджун похлопал по коленям. — Не реви. Подумаешь, девственник — это дело легко поправимое. Просто я не люблю возиться. Да не реви ты.       Джун достал чистый носовой платок, стал вытирать слёзы с пухлых щечек Хосока и остановился, залюбовавшись. Хосок был красив. Нет, его нельзя было назвать миленьким. Таких, как он, называли породистыми. Аристократичная внешность: узкое лицо, острые скулы, прямой нос. Он и одевался всегда недорого, но элегантно. Вкус чувствовался во всём, особенно в манере двигаться. Танец был не пошлым, но завораживал с первых па. Плавность линий и отточенность движений не давали отвести взгляд. Намджун каждый раз словно проваливался в другую реальность. И парень явно стоил денег, заплаченных за него. И было столько предвкушения, но кто ж знал, что за прекрасным лебедем скрывается перепуганный птенчик.       Он обнял омежку за плечи, прижал к себе и стал гладить по голове, восхищаясь, какие у того красивые густые волосы. Альфа в нём кричал, что пора бы уже кого-то трахнуть, а не сопли тут вытирать, но разум говорил, что если трахнуть сейчас этого лягушонка, то удовольствия будет ноль, а искать срочно кого-то на замену было лень.       Плечи Хосока всё ещё подрагивали, но всхлипывать он уже перестал. А начал принюхиваться. Нос уткнулся в пульсирующую на шее венку. Он впервые был так близко к альфе. И впервые ощутил его запах. Он пах дымом костра и печёной картошкой. Это было так удивительно. Такой большой грозный альфа пах их с папой зимним домиком. После смерти папы, он ни разу там не был, но воспоминания о тепле и уюте начали наполнять его.       Внезапно смешно засопевший и щекочущий дыханием его шею омега отвлёк Джуна от мыслей и планов на ночь. Что происходит? Вино так сильно ударило лягушонку в голову?       — Ты что там делаешь? — он взял Хосока за плечи, отстранил от себя и посмотрел в глаза.       Хосок поёрзал, устраиваясь поудобнее на коленях.       — Эй! — он не стул, на нём по-другому скакать нужно. — Передумал?       Хосок словно очнулся и непонимающе посмотрел на Джуна.       — Просто ты вкусно пахнешь домом. Очень вкусно.       — Мне говорили с боксёрами не связываться, их по голове часто бьют, но что у танцоров те же проблемы… — Джун уже подумывал, как по-тихому избавится от этой обузы, но Хосок прильнул к нему, крепко обнял и опять смешно задышал в шею.       — Пожалуй, выпить нужно мне, — Намджун потянулся за бокалом с виски.       Лёд уже растаял, но альфе было всё равно. Машинально перебирая пальцами волосы омеги, он понял, что напряжение отпускает. Последний месяц был забит переговорами, которые чуть не сорвались, но сегодня сделка была заключена. Её они и праздновали. Но несмотря на отличное завершение долгой работы, выпитый алкоголь и царившее вокруг веселье, тело было напряжено, а мышцы словно забетонировались. И только сейчас он почувствовал, как они стали расслабляться, напряжение сползало с него, как кожа с удава.       Он расслабился и удобнее устроился в кресле. Ну что же, так тоже хорошо. Может, этот омега и не так уж бесполезен. Хоть ёрзать перестал.       Хосок, удобно устроившись, совсем успокоился. Вино тоже давало о себе знать. День был тяжёлый, глаза сами собой закрылись.       — Сопит, — констатировал Намджун. — Уснул, что ли? — вопрос остался без ответа.       А ведь он пахнет мятой. И свежескошенной травой. Как раньше Джун этого не замечал? Наверное, парень сидел на подавителях, а сейчас время их действия вышло. Мята — его любимый запах. Интересно, а каков он на вкус? Вдруг его губы тоже мятные? Он наклонился и аккуратно коснулся губ спящего омеги. Тот мурлыкнул в ответ. Ощущение было странным. Губы оказались тёплыми и мягкими. И от поцелуя что-то тёплое разлилось в душе.       Вся жизнь альфы была на грани. Он всегда жил на пределе душевных и физических сил. Рискуя и не всегда выигрывая, но всегда упорно добиваясь своего. И секс всегда был быстрым, ярким, грубым. На грани.       Впервые Джуну не хотелось спешить. Не хотелось хватать, подчинять и ломать. Доверчивый лягушонок, пахнущий скошенной травой и мятой, дарил ощущения тепла и спокойствия. Он обнял Хосока крепче, встал и понёс в спальню. Сегодня у них двоих будет крепкий сон, а завтра он поймёт, что никому и никогда не отдаст этого родного омегу и никогда его не обидит. А будет только баловать, купаясь в широкой искренней улыбке. А Хосок поймёт, что ещё никогда не был так счастлив.