Шутка про...

— Раскрой для меня свой невинный бутон и мы сольёмся в страстном танце несоизмеримой похоти!       Джейсон, впрочем, не рассчитывал на нормальный ответ, а вот это порождение нелепого эротического романа любого озабоченного писателя — уже край любых ненормальностей.       Кенди по-лисьи коварно сузил глаза, растягивая губы в почти кошачьей улыбке. Лисы по природе своей коварны и хитры, кошки до невообразимого умны, а Поп — просто невероятный придурок с деструктивными наклонностями, для которого любая чернуха — потеха из потех. Вот и всё.       Мастер демонстративно протяжно вдохнул и выдохнул, напоминая своё отношение к подобным шуткам (раз так в трёхсотый, если посчитать). Хитрая улыбка Кенди на миг дрогнула, преобразовываясь в плотоядный оскал. — Да брось, милый, — делает интригующую паузу, отворачивается, продолжая тщательно вырисовывать контур губ своей излюбленной фиолетовой помадой, — быть девственником — не стыдно. Стыдно хотеть, но бояться взять.       Стыдно-то? Он, Кенди Поп, кошмар и ужас местных смертных (в основном — заядлых и туповатых выпивох да неосмотрительных детей, обожающих опасные ночные прогулки по здешнему тёмному лесу), ему о стыде рассказывает?       Джейсон махнул рукой, мол «отвянь, сам понимаю», пытаясь сделать максимально незаинтересованный вид. Вот только глаз у Кошмара намётан не только на чужие достоинства и криво нарисованные стрелки. Якобы незаинтересованный, но явно сконфуженный и слегка смущённый вид мастера кристально чисто отражается и в зеркале.       Тот, докрасив губы, снисходительно усмехается и поворачивается к другу с самым что ни на есть невинным выражением лица: ни плотоядной улыбки, ни коварно суженных глаз, ни даже сардонической щепотки иронии во взгляде. — Дорогой, если ты желаешь просвета в определённых сексуальных темах, то так и скажи. К чему кодироваться? — и на забавно суженные глаза от бессильной злости уже от Джейсона Поп заговорщически добавляет: — Тем более очевидно, что твоя человеческая жизнь была несметно скучной. Никаких развлечений и радостей. Тем более, что дорогому, — с удовольствием растягивает гласные, делая издевательский акцент, — своему милому другу в такой маленькой просьбе я не откажу. — Беспорядочные половые связи и заигрывание с отбитыми наркоманами — вот это весёлая жизнь, да? — надсадно фыркает, но заметно, что в силе собственного аргумента сам не шибко уверен.       Поп в свою очередь не торопит: такие неженки в вопросах близости крайне пугливы и один неверный взор способны воспринять в штыки. Удивительно, что замечательный и великолепный Джейсон-Тоймейкер, превративший бессчисленное количество беспокойных душ живых детей в фарфоровые бездушные куклы, убивший не одну сотню не вовремя и не в том месте случайно оказавшихся путников, неудачников, обычных людей, выходит таким типичным-девственником-с-влажными-мечтами-но-неуверенным-в-себе. Спасибо, что хоть не мямлит, но слова из этого пришибленного вытягивать — как от его летящих ножичков уворачиваться!       Мастер задумчиво проводит пальцами по волосам в своей привычной вдумчивой манере (за которой Кошмар обожает наблюдать по неведомым для себя причинам), явно размышляя о том, либо как сказать что-нибудь остроумное побольнее, либо как продолжить это забавное признание в менее нелепом ключе.       Снова выдыхает: — На что-то большее я пока не согласен.       А вот и про первоначальный предмет разговора вспомнили, с которого и посыпались шутки про «девственно чистые бутоны».       Спасибо, что без упоминания заместительных «питон» и «щёлка», которыми пестрят многие любовные романы, иначе бы Кенди слишком уж глупо рассмеялся (словно бы эти низкосортные шутки ему действительно смешны), а Джейсон — испарился бы вмиг.       Кошмар закатывает глаза: не «я пока не согласен», а «я пока не готов». Плюс бал к сговорчивости прибавляет чисто за фильтрацию речи, однако тут же этот бал убавляет — за нечестивую ложь.       Кенди принимает нейтральное положение, дабы опять-таки не спугнуть, и приветственно разводит руками в стороны, кивком подзывая к себе.       Оба сидят на диване в мастерской: Поп — ближе к стоявшему на подлокотнике зеркальцу, так и не закончив макияж, мастер — чуть поодаль. Джейсон пододвигается немного ближе, заметно ещё не до конца решившийся на столь несвойственный себе шаг, и Кошмар достаточно спокойно спрашивает, обхватывая ладонями его щёки: — Уверен, милый? — он по-птичьи склоняет голову, вновь улыбаясь: — Я, мой хороший, насильником не являюсь и в наших с тобой отношениях себя им не намерен позиционировать. Всё же — я довольно нежная натура. Как и ты.       Да, довольно нежная — просто за толстым слоем косметики да крови на руках и лице это разглядеть несколько проблематично. Тем более всяким левым отщепенцам. Джейсону позволено это видеть и знать.       Кивок. Джейсон ещё чуть тушуется (становясь таким непохожим на себя, что невольно задаёшься вопросом о том, как он свой подростковый возраст пережил), но кивает, стараясь скрыть нервозность. Кажется, смысл сказанного он даже не переварил, но это — ничего, ведь у них будет ещё достаточно времени, чтобы поговорить о ласке, всяких нежностях и прочем, которое так любят женщины.       Кенди неспешно наклоняется вперёд и всё также нежно накрывает чужие губы своими. Ласково, неторопливо смакует их, перемещая ведущую руку Джейсону на подбородок. Поцелуй недолгий, но в особом смысле чувственный, явственно показывающий особый уровень их взаимоотношений, а не просто «друзья с привилегиями».       Кенди проводит языком по нижней губе, прося открыть рот, что мастер с некоторым опозданием делает, неумело, но очень-очень мило пытаясь ответить на все неизвестные доселе нежности. Кошмар склоняет его голову чуть ниже (удивительно покорного), проникает внутрь, имитируя некое подобие французского поцелуя.       Поп берёт всю инициативу на себя: сплетает их языки вместе, гладит подушечкой большого пальца по подбородку, имея ввиду «молодец, продолжай». Джейсон послушно следует, явно не против подобных методов.       Всё действо длится не больше пятнадцати секунд и вот — игрушечник мягко отстраняется. До нельзя сексуально облизывает губы и опять задумчиво вплетает пальцы в волосы. — Только посмей сказать, что не понравилось, — Кошмар возвращает себе свой плотоядный оскал, лицо снова приобретает те самые выразительные черты без намёка на мягкость, нежность и прочее людское, — иначе обижусь и чёрта с два ты опять добьёшься от меня таких экспериментов.       Джейсон терпеливо молчит, опять, видимо, метаясь между «сказать что-нибудь обидное» или «наконец признать поражение».       И вновь, дамы и господа, невероятнейшим образом побеждает второй вариант! Второй раз подряд! — Да нет, кхм, — ерошит собственные волосы, криво ухмыляется, не сумев изобразить невозмутимость, — понравилось. Спасибо. — Когда следующий раз?       И снова Джейсон строит такое лицо, будто лимон проглотил. — Эксперимент любопытный в каком-то смысле, — пытается отшутиться, но говорит серьёзно, — но для меня хватит. На этой неделе так точно.       Кенди пожимает плечами и, отворачиваясь, победно хихикает, замечая то, как выразительно отпечаталась его помада на губах Джейсона. Повезёт же, если заметит, а если нет — вопросов будет уйма. Мастер-то никогда помадой не пользовался. Особенно той самой тёмно-фиолетовой, которую так любит Кошмар.