Want to remember you like this

— Инсин, подожди! Ты хихикаешь, еле успевая угнаться за Инсином, тянущим тебя за руку. Его шаги слегка шаткие, но он продолжает уверенно идти в сторону кузницы, держа тебя за руку и утягивая за собой. Ты можешь видеть только его широкую спину, но, если бы ты могла сейчас видеть его лицо, ты бы могла заметить, как его слегка затуманенные глаза сверкают, а уголки губ приподняты в легкой улыбке. Двери распахиваются с неприятным скрипом, и ты почти спотыкаешься о порог, вынужденно спешно забегая в небольшую пристройку во дворе вашего дома. Инсин отпускает твою руку и бросается разгребать груды металла и прочих принадлежностей, названий которых ты даже не знаешь, в поисках, очевидно, чего-то конкретного, что он так сильно хотел тебе показать. — К чему была такая спешка? Ты всегда такой суетной, когда выпьешь. Так и знала, что мне стоило пойти с тобой. Было бы проще, если бы ты просто засыпал, как Цзин Юань, — ты наигранно недовольно ворчишь, упираясь кулаками в бока. — Что ты ищешь? — Смотри… Я закончил его сегодня утром, — Инсин разворачивается, держа на ладонях изящный меч. Толстое лезвие переливается темно-синим и бордовым оттенками, а изысканная узорчатая рукоять поблескивает в лунном свете, пробивающемся в окно пристройки, как и пепельные пряди Инсина, небрежно выбившиеся из заколотого пучка волос, ниспадающие на черную ткань его плаща. — Вау, — ты неуверенно протягиваешь руки, но сразу отстраняешься. Этот клинок кажется неземным, чем-то особенным, к чему ты недостойна прикасаться. Ты завороженно наблюдаешь за тем, как Инсин обхватывает рукоять, ворочая меч в руке. Его губы растянуты в мягкой улыбке, а пурпурные глаза с гордостью смотрят на творение его рук сквозь тяжелые веки и длинные пряди челки, обрамляющие изящные черты лица. — Я думаю, Цзинлю понравится. — Ты сделал такой прекрасный клинок, чтобы отдать? Я думала, ты оставишь его себе. — М? Зачем? — Инсин такой милый, когда поворачивает голову, глядя на тебя искренне озадаченным взглядом, который не может не вызывать у тебя улыбку. — Забудь. Просто хотела сказать, что это одно из наипрекраснейших творений самого искусного кузнеца на всем Лофу, — ты кладешь ладонь на его руку, держащую клинок, опуская оружие вниз, прежде чем приподняться на носочки и оставить на щеке Инсина нежный поцелуй. Как только твои губы приближаются к коже его лица, ты можешь чувствовать исходящий от Инсина легкий запах алкоголя, смешанный с его природным сладким ароматом, который заставляет тебя задержаться на уровне его затуманенных глаз, когда выражение его лица смягчается. Ты не можешь оторвать от своего возлюбленного глаз, слыша, как металл небрежно ударяется о стол, когда Инсин откладывает меч, теперь перемещая свою ладонь к твоему подбородку. — Ты правда так думаешь? — его голос затихает до хрипловатого шепота. — Конечно. Ты сомневаешься в моей объективности, потому что я твоя будущая жена? — Нет, что ты. На самом деле, я всегда доверяю только твоему мнению, потому что только оно для меня важно. Ты закатываешь глаза, изображая наигранное раздражение, прежде чем тихо рассмеяться, склоняясь к касанию его руки. — Я уже говорила, что ты становишься слишком милым, когда выпьешь? — Хм, дай подумать… Это будет уже третий раз за сегодняшний вечер? Хотя до этого ты описывала меня другим эпитетом. — Так ты еще в состоянии считать? Это весьма похвально. — Ты ранишь меня подобными словами. Я в состоянии даже сковать еще один такой же клинок прямо сейчас, если пожелаешь. — М-м, не думаю, что это то, чего я хочу, — ты мягко улыбаешься, прижимаясь ладонью к щеке Инсина. Тишину заполняет мягкий шелест листьев сакуры, срывающихся и танцующих на вечернем ветру. Ты чувствуешь теплое, такое родное и знакомое дыхание Инсина на коже своего лица, когда его ладони обхватывают твои щеки, завлекая тебя в поцелуй с тонким привкусом алкоголя, кружащегося на ваших языках. И это было действительно то единственное, что тебе всегда было, есть и будет нужно. Вот так просто ощущать тепло его кожи на своей, запускать пальцы в его пепельные мягкие волосы, цепляясь за заколку, едва удерживающую закрученные локоны, прежде чем они рассыплются по его спине и широким плечам, чувствовать вкус его губ, прижиматься своей грудью к его и ощущать вибрации учащенного сердцебиения, синхронизирующегося с твоим. Никто из вас двоих не замечает, как пальцы Инсина цепляются за легкую ткань твоего ханьфу*, как ты спешно, но аккуратно распутываешь пуговицу за пуговицей из петлей на его плаще, нетерпеливо прикасаясь к разгоряченной коже его груди, пока большие ладони скользят по твоим бедрам, мягко отрывая твою миниатюрную фигуру от пола, позволяя обхватить ногами талию Инсина, пока он смахивает со стола куски металла и инструменты. Ты вздрагиваешь и тихо усмехаешься, не отрываясь от поцелуя, когда все вещи с его стола с глухим грохотом сталкиваются с деревянной поверхностью пола. Нежное касание мозолистых пальцев к твоей груди, пробравшихся под запáх ханьфу, тихие звуки тяжелого дыхания, когда его губы отрываются от твоих только для того, чтобы мягко прижаться к твоей шее, едва уловимые вибрации приглушенных твоей кожей стонов Инсина, твои пальцы, массирующие кожу его головы, тепло, которое разливается в груди и оседает где-то внизу живота, когда его берда вжимаются между твоих ног — все это сопровождается ярким лунным светом, освещающим фигуры двух людей, потерявшихся в моменте, который надолго отпечатается в сознании Инсина даже через десятки лет. Он не может перестать восхищаться хрупкостью твоего тела, приятным цветочным ароматом, исходящим от твоей кожи, теплом твоего дыхания, овевающего его растрепанные волосы, когда ты прижимаешь его еще ближе к своей шее, заставляя задыхаться, но продолжать посылать эту восхитительную дрожь, пробегающую по твоему позвоночнику всякий раз, когда он нежно покусывает и осыпает поцелуями твою разгоряченную кожу и прижимается губами к пульсирующей в такт твоему колотящемуся в груди сердцу вене. Такие моменты всегда заставляют уголки твоих губ растягиваться в мягкой улыбке, прежде чем твое сознание затуманит удовольствие, в котором ты хочешь раствориться до остатка, не упуская звука спешно расстегивающихся брюк, трепета в твоей груди, ноющего чувства внизу твоего живота и предвкушения, пускающего корни по твоим венам, когда ты чувствуешь прикосновение разгоряченной пульсирующей плоти между своих ног. Казалось, сознание Инсина прояснилось всего на мгновение от алкоголя, затуманивающего рассудок только для того, чтобы в ту же секунду его сразило опьянение от тепла, окутывающего его член, медленно погружающийся в твои приятно влажные внутренности. Горячее дыхание от стона, вырвавшегося из его горла, обжигает кожу твоей шеи, когда дюйм за дюймом его твердой плоти исчезает внутри тебя, пока его бедра не прижмутся к твоим. Ты можешь чувствовать, как набухшие вены, тянущиеся вдоль его длины, пульсируют в твоих стенках, так идеально обволакивающих его член. Инсин поднимает голову, наблюдая за тем, как ты смотришь на него из-под тяжелых век и длинных ресниц, скрывающих от него твой взгляд, полный обожания и желания, на которых выгравировано его имя. Его длинные пальцы цепляют непослушные пряди, ниспадающие на твое лицо, ласкают кожу твоей щеки, пока его лоб не прижмется к твоему. Каждый раз, когда он остается внутри неподвижным так, как сейчас, тебя разрывает от желания попросить его просто остаться вот так еще ненадолго, и от непреодолимой жажды заставить его двигаться. Инсин тяжело выдыхает воздух из легких, просто наслаждаясь тем, как его член идеально заполняет твои внутренности, прежде чем его бедра отстранятся, чтобы снова мягко встретиться с твоими, заставляя сжиматься вокруг его горячего органа каждый раз, когда он покидает твои теплые стенки, не желая отпускать его ни на секунду. — Такая красивая… — Инсин шепчет бархатным хрипловатым голосом, прежде чем его пальцы сожмут твой подбородок, чтобы приподнять твое лицо для очередного поцелуя, от которого у тебя перехватывает дыхание. — Ты говоришь так каждый раз, Инсин, — ты мягко улыбаешься, прерывая поцелуй, обвиваясь руками вокруг его шеи. — Ничего не могу с собой поделать, никак не могу привыкнуть к тому, что мне принадлежит такая прекрасная женщина, как ты. — И это говоришь ты? — ты снова заставляешь его губы встретиться с твоими, приглушая стон, зародившийся в твоей груди от медленных, мягких толчков его члена, раз за разом задевающих все самые чувствительные места в твоих внутренностях. — Прекрасная женщина может принадлежать только прекрасному мужчине, которого я полюбила. Ты шепчешь ему в губы, чувствуя, как Инсин улыбается после твоих слов, обхватывая свободной ладонью твою талию, чтобы прижать тебя ближе к своему телу. Его движения не ускоряются, но становятся более настойчивыми и глубокими, заставляя стол под тобой шататься, с глухим стуком ударяясь о дерево стены каждый раз, когда бедра Инсина прижимаются к твоим. Сильные пальцы мягко вжимаются в твою выгибающуюся ему навстречу спину, комкая тонкую ткань платья, небрежно спадающего с твоих плеч. Каждое движение Инсина так отчаянно, так аккуратно и нежно, словно он запечатлевает в своей памяти каждый звук, срывающийся с твоих губ, каждый сладкий шепот его имени, таящий в поцелуе, разделенном на двоих, каждое сокращение мышц твоей спины и бедер, пока ты сжимаешься вокруг его члена всякий раз, когда он входит в тебя до предела, заставляя дрожать в его руках. Ты отчаянно цепляешься за ткань его плаща, распахнутого на тяжело вздымающейся груди Инсина, чувствуя, как закипает жар внизу твоего живота. Его томные движения подобны сладостной муке, которая постепенно подводит тебя к краю, сводя с ума тем удовольствием, которое она причиняет твоему телу, желающему получить больше. Пятки твоих ног крепче вжимаются в спину Инсина каждый раз, когда его бедра отстраняются, чтобы заставить его член врезаться в твои внутренности быстрее по мере того, как узел в твоем животе начинает затягиваться все туже. Ты задыхаешься, отрываясь от его губ и зарываясь лицом в изгиб его шеи, когда чувствуешь, как Инсин начинает двигаться быстрее, ощущая то, как сильно ты сжимаешься вокруг него. Ты всегда такая нуждающаяся и такая уязвимая, когда он доводит тебя до состояния, в котором единственное слово, которое кружится на твоем языке — это его имя, и это так заразительно. Словно следуя зову твоей нужды в нем, Инсин чувствует, как его охватывает то же наслаждение, что разлилось по твоим венам. Ты опьяняешь сильнее любого алкоголя. Ты прекраснее любого клинка, который могли бы выковать руки искусного кузнеца. Ты стоишь любых сражений, в которых Инсин проливает кровь только за то, чтобы, вернувшись домой, снова увидеть твою улыбку. И у него нет нужды произносить это вслух. Ты можешь чувствовать, как невысказанные слова любви и заботы сочатся из каждого прикосновения, из каждого вздоха и стона, сливающимися со звуком шелеста листьев за окном. Ты можешь чувствовать их тогда, когда вас обоих охватывает такое знакомое, манящее чувство, которому ни один из вас не способен и не желает сопротивляться. Ты хочешь ощутить его вкус, почувствовать вкус губ Инсина в тот момент, когда теплая липкая жидкость заполнит твои внутренности, поэтому ты поднимаешь голову, чтобы вовлечь его в поцелуй, который скажет ему гораздо больше, чем любые слова, хаотично кружащиеся в твоей голове. «Я горжусь тобой» «Я переживаю за тебя» «Я скучаю по тебе» «Я люблю тебя» Эти слова сладкие, но терпкие на вкус, и Инсин примет каждое из них, кружась своим языком вместе с твоим в танце, свидетелем которого станет только луна, озаряющая своим холодным светом безлюдные улицы Лофу и маленький домик в уголке корабля, словно намеренно спрятанного от посторонних глаз. — Хочешь принять ванную вместе? — из тумана удовольствия, захлестнувшего твое тело и рассудок, тебя вырывает родной низкий голос, отдающийся приятными вибрациями на твоей коже, когда Инсин запечатлевает последний поцелуй на твоей шее. — Только если мой будущий муж будет в состоянии понести меня на руках, — ты хихикаешь, заботливо смахивая непослушные пряди серебряной челки, ниспадающей на его пурпурные глаза. Губы Инсина растягиваются в теплой улыбке, прежде чем он отстранится, аккуратно опуская подол твоего платья, затем наспех приводя себя в порядок. Пока ты поправляешь запах своего ханьфу, твой взгляд падает на клинок, лежащий на другом конце стола. Его лезвие переливается угрожающим красным оттенком в холодном свете, освещающем маленькую комнату. Почему-то тебя пронзает внезапная грусть и тревога, а на языке кружится мерзкий металлический привкус, но ты отмахиваешься от нахлынувших неприятных чувств, осторожно опуская ноги на прохладный деревянный пол. «Этот клинок однажды причинит много боли и страданий», — подумала ты про себя, прежде чем снова встретиться глазами с усталым, но нежным взглядом Инсина, протягивающего тебе руку. *Ханьфу - традиционный китайский наряд, в данном случае в виде платья.