Дорогой дневник...

      Леа обмакивает перо в чернила и аккуратно выводит:       «Дорогой дневник…»       — И что ты там пишешь? — вдруг заглядывает ей через плечо Фэб. — О том, какой я замечательный?       Леа широко-широко улыбается и с хитрым прищуром отвечает:       — В том числе. Сразу после того, как хорошенько поругаюсь на разбитую тобой кружку.       Фэб тут же затевает шутливую перепалку и пытается доказать, что любимая кружка Леа упала сама, — они оба знают, что это не так, — а Леа в ответ просто смеётся.       Леа бессмертна. Леа это ненавидит. Леа знает, что Фэб состарится однажды и оставит её одну. Как и многие до него.       Леа знает, что однажды он, как и все, кого она когда-либо любила, останется лишь на страницах этого старенького, потрёпанного дневника. Леа не хочет потерять ни один момент рядом с ним. Поэтому Леа обязательно запишет всё-всё: его проказливые улыбки, коварные нападения с щекоткой, вечный беспорядок вместо нормальной причёски, самые ласковые глаза и самые тёплые на свете объятия.       Однажды Фэб её покинет. Однако он продолжит жить на страницах дневника. Как и все, кто был до него. А Леа будет бережно хранить каждое воспоминание о времени, проведённом вместе.       Она знает, что снова не сможет к кому-либо приблизиться ещё много-много лет после потери. Что будет жить на автомате, оживая лишь тогда, когда снова откроет страницы дневника, где всегда будет жить память о тех, кто согревал её сердце когда-то…       Она знает, что ей будет больно. Но она всё равно не может Фэба не любить.       — Почему ты пользуешься перьями, когда все давным-давно перешли на шариковые ручки? — ворчит Фэб, в который раз заводя эту шарманку.       — Это в знак памяти, — вздыхает Леа, решаясь хотя бы сейчас ответить на этот вопрос честно, не уводя всё в шутку, — о былых временах. Я так не хочу забывать… Но время беспощадно, и воспоминания не вечны. Поэтому, — жмёт она плечами, внимательно глядя на вмиг посерьёзневшего Фэба, — я и пользуюсь перьями. Что взять с сентиментальной старушки.       — Где ты там старушку разглядела? — фыркает Фэб, обняв её крепко-крепко и уткнувшись носом в макушку. — Тебе всего-то… А сколько, кстати?       — Шесть тысяч лет, — шесть тысяч лет бесконечных потерь и бесконечной любви.       — Пф, подумаешь, — Фэб на какое-то время замолкает, о чём-то задумавшись, и тихо-тихо спрашивает: — Тебе разве не больно? Терять любимых? Это нечестно: со мной-то моя любовь будет всю мою жизнь. А тебе потом нести эти чувства дальше… Я не представляю, каково это.       — Больно, конечно, — грустно улыбается Леа и стискивает его руку.       Фэб с непонятной эмоцией смотрит на её дневник, а потом, встряхнув головой, отстраняется и подхватывает не ожидавшую такого поворота Леа на руки.       — Куда ты меня несёшь?       — Создавать больше радостных воспоминаний, конечно же! Чтобы потом тебе было не так грустно вспоминать, — преувеличенно радостно заявляет Фэб. — Долой хандру, живи здесь и сейчас. А ещё я хочу быть тем, кто сделает тебя самой-самой счастливой.       Она широко улыбается и решает последовать совету Фэба. Жить здесь и сейчас.       Много лет спустя Леа, зябко кутаясь в шаль, хотя в комнате тепло-тепло, смотрит на портрет в чёрной рамке и чувствует, как что-то замерзает где-то там, в глубине грудной клетки. Там, где находится её бессмертное сердце.       — У тебя получилось… сделать меня самой-самой счастливой.       Она смахивает выступившие слёзы, обмакивает перо в чернила и аккуратно выводит:       «Дорогой дневник…»