Народный и бытовой эпос

      Была на свете одна деревня, где в лачужке жили старик да старуха, а у них дочка родилась. Померла как-то старуха, и женился старик на другой женщине…        Сколько лет прошло, да никто не знает; а живут в деревушке старой, лачужке ветхой старик, мачеха, падчерица да мачехина дочка. Каждый падчерица дела делала: встанет, оденется, обуется да за работёнку примется — то печку вытопить, то за водой сходить, то бельё постирать, то тесто вымесить. А мачехина дочка всё спит-спит, храпит-храпит, ничего не делает — только сладостями обжирается и от этого становится ещё более жирной и уродливой. Мачеха любила свою дочку: потакала ей во всех прихотях, кормила досыта, поила допьяна (от этого мачехина дочка становилась всё ленивей и ленивей); а падчерицу ненавидела: не поила, не кормила, только била. А старик наоборот уважал свою родную девочку.        Вот и утро наступило. — Ку-ка-ре-ку! — прокричал петух.        Падчерица встала только, набросилась на неё мачеха: — Ах ты, ленивая тварь! А ну-ка, иди за водой! Нечего делать — взяла вёдра и пошла на реку; наполнила вёдра и пошла назад, только вот заблудилась. Шла, шла, шла и пришла — видит избушку на курьих ножках, на крыше орёл чёрный сидит; окна тени сторожат; ходит у избушки шестиногое, шестирукое, шестиглазое чудо-юдо. Увидал орёл девушка, да закричит как. Дверь избушки отворилась и появилась на пороге Баба–Яга. — Что, красная дéвица, пришла? — Бабушка–Яга, приюти меня, я заблудилась! — Ну, хорошо.        Напоила, накормила Баба–Яга девушку и стала расспрашивать: — Что, красная дéвица, дело пытаешь иль от дела лытаешь? — Дело пытаю, бабушка! — Что ж ты хочешь, а? — Хочу, чтоб ты матушку мою вернула! — Эх, нельзя, прости, не могу я это сделать; но я тебе подарю кусок золота волшебного — как посмотришь ты в него, матушку свою увидишь!        Стала капаться Баба–Яга и нашла кусок-то не простой, а золотой. Взяла его падчерица: — Благодарю, — кричит, — бабушка!        И пришла домой. Увидела мачехина дочка кусок золота волшебного и стала завидовать падчерице.        Наутро пошла мачехина дочка в лес, да заблудилась. Шла, шла, шла и пришла — видит избушку на курьих ножках, на крыше орёл чёрный сидит; окна тени сторожат; ходит у избушки шестиногое, шестирукое, шестиглазое чудо-юдо. Увидал орёл девушка, да закричит как. Дверь избушки отворилась и появилась на пороге Баба–Яга. — Что, красная дéвица, пришла? — Бабка, приюти-ка меня, я заблудилась! — Ну, хорошо.        Напоила, накормила Баба–Яга мачехину дочку и стала расспрашивать: — Что, красная дéвица, дело пытаешь иль от дела лытаешь? — Дело пытаю, бабка! — Что ж ты хочешь, а? — Хочу, чтоб ты дала мне кусок золота волшебного! — Извиняй, красная дéвица, ни слитка единого не осталось… — Ах ты, ведьма старая! Ах ты, гадина-жадина! Ни одного куска паршивого у тебя не осталось!        Рассердилась Баба–Яга, стукнула железным сапогом; мачехина дочка тот час исчезла.        Поутру встала мачеха и видит — дочки-то её нету! Обозлилась мачеха и пошла по лесу гулять — дочь искать. Искала, искала, искала, да не нашла! Вернулась домой, просит у старика и падчерицы прощения: — Простите меня! Буду всех кормить хорошо, поить на славу! Ну, простите! Ну, пожалуйста! — Нет, — молвят ей старик и падчерица. — Жестокая ты, неискренняя; уходи-ка лучше в лес дремучий!        Прогнали они мачеху в лес дремучий — её там волки серые по дороге съели; с той поры жили старик и дочка хорошо.