***
Девочка пялилась в окно, наблюдая за грязью, которую перемешали колеса многочисленных машин, за качающимися от сильного ветра тонкими стволами молодых деревьев. Время близилось к полудню. В стенах этого здания всегда было шумно, и не всегда взрослые могли усмирить буйных или гипперактивных детей, от чего нередко устраивали марш с ремнем по коридорам. Девчонка сильнее сжалась на подоконнике, поправляя растянутый воротник водолазки, чтобы спрятать следы от ожогов. Они уже не настолько страшные, как были лет семь назад, но комплекс от этого никуда не делся. Еще пол часа, и можно будет покинуть здание, выбраться на свежий воздух. И, возможно, удрать с компашкой ради наживы. Дверь в комнату открылась, но она даже не шелохнулась, подумав что зашла кто-то из соседок. Когда тяжелые шаги наполнили комнату, а два крупных тела замерли возле нее, девчушке пришлось перевести недовольный взгляд с окна на пришедших. Эти взрослые смотрели на нее как на товар, а не ребенка. — Привет, — зрелый мужчина улыбается, от чего его наполовину седые усы приподнялись. — Мы захотели с тобой познакомиться, у тебя впечатляющее досье. «Воспитатели впечатляюще врут», — едко подумала она, но промолчала, сверля пару взглядом исподлобья. Женщина смотрела на нее без тени улыбки, прищурив свои глаза. С придирчивостью рассматривала замызганные старые вещи на худом мелком теле и грязные волосы, заплетенные в толстую косичку. Приюту было не важно, каким людям сбагривать своих воспитанников. Поэтому нередко случалось такое, что дети попадали в банальную эксплуатацию труда в «новом доме», или в руки барыг черного рынка. Органы человека стоили хорошо, а в нынешних тяжелых реалиях деньги были необходимостью. Непонятно откуда взявшийся Альянс усугублял положение, отбирая у людей работу, вынуждая идти на крайние меры. К тому же, за детей государство неплохо выплачивало пособие. По крайней мере это еще не отменили, хотя стоило бы из-за перенаселения планеты. Она так и не поздоровалась, замечая нервозность на лице мужчины и хмурую складку на лбу у женщины. — Тяжело тебе тут, — продолжал он тихо вещать, улыбка теперь была откровенно фальшивой — все чувствовали напряжение, повисшее в воздухе. — Мы можем обеспечить тебя хорошей жизнью… — Мне она не нравится, — уверенно заявляет женщина, привлекая внимание мужчины на себя. — Пойдем других посмотрим. — Валите, — тихо говорит девочка, отворачиваясь обратно к окну. — Мне не нужна такая семья. Скандальный визг, казалось, сотряс все стены приюта.***
— Ну ты там провалилась что ли? — шипит парень, то и дело оглядываясь в темноте комнаты, прислушиваясь к посторонним звукам. — Не каркай, — шипит девочка в ответ, сдувая упавшие на лицо выбившиеся из косы слегка вьющиеся пряди. Механизм внутри скрипит, тихо щелкает в звенящей тишине. Окружающая свора детей постарше напрягаются, как пружины, вот-вот готовые сорваться с места. Девочка облегченно вздыхает, вытаскивая отмычки и пряча их в потрепанную сумку на поясе. Разочарование накрывает их быстрой и неотвратимой волной, когда внутри они находят лишь ружье и какие-то документы о земельном участке. — Мусор, — с разочарованием вздыхает худой и высокий парнишка. Девочка захлопывает сейф обратно, но не успевает защелкнуть механизм — хлопает входная дверь, в коридоре загорается свет. Дети шумной кучей бросаются к окну, вываливаясь на влажную траву у дома. Она оказывается одной из первых вылезших, и несется в присядь к кустам у дороги, игнорируя возмущенное и испуганное шипение старших ребят с приюта. Ныкается в темноте среди колючих веток, и смотрит на приоткрытое окно, в котором тоже загорается свет. Внутри что-то шевелится, но она отгоняет эти мысли. На приют надежды нет, а жить на что-то нужно. Это необходимость, и не более.***
Визг сирен бил по ушам, выбивал почву из-под ног. Девочка смотрела на паникующих воспитателей, что даже не удосуживались ответственнее подходить к своим обязанностям. Огромные фургоны и автобусы забили всю поляну вокруг приюта, грузили каждого воспитанника. Она же замерла в уличной подсобке, выглядывая через щель с безумно колотящимся в груди сердцем. Шанс оторваться от вечного надзирательства. Попытка зажить нормальной жизнью. Война из-за поющих унитазов? Серьезно? Девочка незаметно для самой себя слегка задремала, прислонившись лбом к деревянной дверце. Пока холодный воздух не проникает в и без того холодную подсобку, и мужской прокуренный голос не раздается до страшного близко. — А ты почему здесь? — звучит он не то удивленно, не то раздраженно. Девочка смотрит на него сонным испугом. — Эй, парни! А возле перевалочного пункта есть лагерь? Она не слышит, что ему отвечают: мужчина в военной униформе прислонил пальцы к виску, просто кивая головой — слушал через наушники. А после он аккуратно хватает ее за щуплую руку, вытаскивая на темнеющую улицу. Девочка боится и открывает рот, чтобы огрызнуться и послать их всех куда подальше. — Не бойся, — мужчина был в возрасте, лицо покрывали мелкие морщинки, из-под каски виднелся проблеск седины на висках. — Хоть тебя и придется доставить в другое место, но я найду, кого попросить о тебе позаботиться. Девочка молчит, поджимает губы, но послушно плетется за военным в фургон. И уже из окна, когда транспорт пришел в движение, она замечает, как по улице расхаживают мужчины в официальных костюмах, со странной формой головы.***
— Я Ноа Пелед! — под конец истории это прозвучало горько, она словно пережевала и выплюнула это имя изо рта. — Я всю свою жизнь до войны была сиротой! И люди, приходящие поглазеть на товар, чтобы выбрать себе прислугу, были хуже, чем эти твари в унитазах! — Единица вытирает слезы с лица, захлебываясь в рыданиях, от чего речь была ломаной и невнятной, но ТВмен прекрасно разбирал что она говорила. — Я была чьей-то случайностью, ошибкой! И эти люди даже не позаботились о моем будущем, оставив меня в худшем приюте, который только можно было найти. Вот почему я умею взламывать замки — моим уделом было воровство, чтобы я могла хотя бы поесть, потому что в том «доме» на детей было плевать! Меня облили еще в младенчестве кипятком по оплошности пьяной няньки, оставив на теле эти едва заметные, но мерзкие шрамы! Странная деформация кожи и пятна получили свое объяснение, ТВ-1313 не помнил, чтобы в файле была об этом информация. Он просто смотрел на девушку, и без этого уже все зная. К-0085 нашел буквально почти все. Даже дату, когда она перестала числиться в приюте и обозначилась как без вести пропавшая в разгар войны. А на самом деле сбежавшая прочь, затерявшаяся в другом лагере, скрывая свое имя. ТВмен наблюдает, как речь Единицы становится все более сбивчивой и не структурированной. Потому решает привлечь ее внимание другим вопросом: — Айбет лайнирп но он. Аймес ыв умечоп? — голос агента глухой, но девушка его слышит, и еще сильнее всплескивает руками. Боль в ладони помогала ненадолго прийти в себя. — Я не знаю, почему он оставил такую, как я, возле себя! Не знаю, почему он взял меня под опеку, может быть сжалился над моим нытьем, а может быть у него что-то перемкнуло! Папа всегда был внимателен ко мне, и хотя я не знала, каково это — быть семьей, — я все равно доверилась ему, потому что он вытащил меня из того горящего бесконечного кошмара! ТВ-1313 молчит, а после склоняет телевизор на бок, сложив руки на груди в человеческом жесте. Откуда он в нем взялся — телевизионщик решил не заморачиваться. — Еолшорп ан тавелп Уснайла. Единица неопределенно качает головой, судорожно всхлипнув и совсем не слушая его доводы. Это злило и огорчало. Неужели у нее было настолько ужасное поведение, что сейчас человека сжирал бесполезный стыд? Система услужливо подкидывает новую информацию, предлагая оптимальное решение проблемы, и он по какой-то неведомой самому себе причине подчиняется. Единица вздрагивает и взвизгивает хрипло, когда он буквально в пару шагов оказывается возле нее, грубо хватая за локоть. Девушка болезненно впечатывается в жесткий корпус робота, и одежда не помогает смягчить столкновение, из легких резко и со свистом вылетает воздух. Испугаться или возмутиться она не успевает. ТВ-1313 аккуратно и неуклюже обнимает ее, зарываясь пальцами в взъерошенные короткие волосы, тихо шипя помехами над ее головой. Единица расслабляется, а после просовывает ладони под чужое пальто, обхватывая крепкий торс и позволяя себе просто выплакаться без слов — и так уже вывернула себя всю наизнанку. Стандартная реакция: дают — бери, бьют — беги. ТВмен чувствует всем корпусом, как вздрагивают мелкие плечи, какое теплое человеческое тело. Бурлящее внутри раздражение и непонимание угасают, уступая место спокойной собранности и умиротворению. Хрупкая жизнь в его чудовищно сильных руках заставляла вспомнить о том, что он должен защищать эту самую жизнь. Приоритет приказа руководства болезненно вспыхнул на периферии процессора и заглох, уступая место более выполнимым на данный момент задачам. Он на пробу ведет ладонью вдоль спины поступательно возвратными движениями, от лопаток до поясницы, с непонятным удовлетворением замечая, как девушка перестает рыдать и трястись. — Аон ай умечоп? — глухо спрашивает он, устремив взгляд в окно. Ливень все еще лил, гром гремел где-то далеко. Гроза предпочла уйти в сторону, задев их только краем. Единица шмыгает, чувствуя себя даже неловко в объятиях. Но это навевало воспоминания об Альянсе, когда К-0085 не противился уделять ей внимание. — Тебе это имя подходит больше… — она хрипло шепчет, телевизионщик слегка наклоняет экран вниз, чтобы лучше слышать бубнящего в ткань человека. — Правда, оно женское… Единица устало смеется — защитная реакция организма, лишь бы вновь не свалиться в бесконечный цикл прошлого и настоящего, где и там и там плохо. ТВмену, в сущности, плевать какое ему имя дали, оно ему и не нужно вовсе. Агентам достаточно кода и серии выпуска. Но такое стечение обстоятельств находит забавным. Система предлагает варианты для сглаживания ситуации, ТВ-1313 не нравится ни один из них — все слишком нелогичные и опирающиеся на чувства. Но опять следует непонятному порыву, игнорируя уведомление о дисбалансе эмоционального блока. — Оге итйан угомоп ай, — звучит практически в никуда, смешиваясь с шипением помех, его руки неуверенно застывают на месте. Следовало уже отпустить человека, пик истерики прошел и смысла в физической поддержке он больше не видел. Но девичьи руки чуть крепче обхватывают его — Единица слышит все до последнего звука, прижимается ухом к груди, успокаиваясь под мерное гудение внутренних систем телевизионщика. ТВмен, вопреки своему здравому смыслу, тоже прижимает ее крепче к себе. Он подумает о иррациональности своего поведения и абсурдности ситуации в целом. Только позже.