Забыть его.

***

      В комнате, которая не канула во мрак благодаря только одной зажжённой свече, смешались ароматы двух фруктов. Мандарины и спелые яблоки. Казалось, за дверью сейчас кто-то аккуратно очищал кислый плод от кожуры, и запах от кисло-сладкого сока пробирался даже через дверь. Запах других плодов исходил не от двери, а от обнажённого тела, лежавшего на кровати. Этот аромат, который не спутаешь ни с чем другим, пробирался под кожу другого мужчины, впитывался в плоть и кости, распалял пламя страсти всё сильнее. Два человека сплетались на постели, один желал стать единым целым с мужчиной под ним, а второй желал, чтобы все это поскорее закончилось, даже если было сном. Унижение и удовольствие, боль и наслаждение — всё сплетались, становясь единым целым. Эта небольшая комната стала для одного пыточной камерой, из которой не получилось бы сбежать, а для другого — местом, где он наконец смог добиться желаемого.       Хуа Бинань двигался медленно. С нескрываемым удовольствием он рассматривал того, кто сейчас был полностью обездвижен и лишён возможности говорить. Настоящим наслаждением для него было осознавать, что сейчас этот человек полностью в его руках. Хуа Бинань не был жесток. Он знал, что своими действиями окончательно заполучит Чу Ваньнина. И он сделает это одними только ласками, если другой мужчина примет ситуацию и перестанет сопротивляться. Но в иной ситуации, возможно, Хуа Бинань не обойдется без давления и боли. Но даже если он прибегнет к таким методам, всё равно будет лучше Тасянь-Цзюня. Хуа Бинань даже не сомневается в этом. Чу Ваньнин отчётливо чувствует, как при каждом движении Хуа Бинаня что-то внутри будто ломается. С каждым движением этого монстра он чувствует, как острое лезвие входит в его сердце, постепенно изрубая на ошметки. Юйхэн Ночного Неба не понимал, почему всё так обернулось. Разум его слишком был затуманен, все воспоминания смешались в кучу, и Чу Ваньнин не мог осознать, что здесь реальность, а в чем виновато его воображение. Сон это или реальность? Действительно ли комнатушка заполнилась ароматом мандаринов? Реальна ли эта боль, растёкшаяяся в нижней части живота, или фантомна? Как бы не пытался, Чу Ваньнин не мог разобраться и ответить на свои же вопросы. Если это всё глупое воображение, то ему мерзко от самого себя и таких мыслей. Если это реальность, то он не мог понять, когда совершил грубейшую ошибку в воспитании учеников.       — О чём таком ты думаешь, учитель? Мне казалось, твои мысли должны быть заняты только мной. — Хуа Бинань жалил бессовестно, как гадюка жалит человека, потревожевшего её. Мужчина не ждал ответа на вопрос от человека, лишённого возможности говорить, но с удовольствием упивался еще более побледневшим лицом. Хуа Бинань видел, как гнев плещется в глазах феникса, и это только сильнее подстёгивало. Хотелось увидеть, как из этих глаз исчезнет гнев и на его место придёт пелена вожделения. Он ведь не хуже Тасянь-Цзюня, так почему у него не получится добиться этого? Чушь! Он в тысячи раз лучше этой грубой псины. Почему же дорогой Ваньнин никак не признает это, продолжая сопротивляться? Как можно так сильно привязаться к этому сукиному сыну?       — Ваньнин, ну неужели этот садист куда лучше меня? — Хуа Бинань пересекается взглядами с глазами феникса. Он смотрит, как брови хмурятся, как отвращение всё яснее читается на лице Чу Ваньнина. А Юйхэн Ночного Неба и не чувствует резкой боли, когда дергает связанными руками. Его горло словно сдавливают невидимой хваткой, когда он слышит, как этот изверг обращается к нему по имени.       — Ну почему ты просто не отпустишь эту псину? Почему мне приходится связывать тебя и затыкать рот, чтобы доставить тебе удовольствие, которое никогда забудешь? — Вот только Чу Ваньнин не чувствует это обещанное удовольствие. Он чувствует лишь мерзость к этому человеку, который раньше был его учеником, мерзость к себе из-за какой-то ошибки, которая стала причиной того, кем вырасли двое его учеников. Он смутно ощущает боль, которая скапливается внизу, но не уменьшается. Мужчина просто хочет, чтобы это закончилось, и не важно, сон это или реальность.       Хуа Бинань немного, но расстроен. Расстроен упёртостью Юйхэна Ночного Неба. И он дает прочувствовать свою огорчённость и недовольство, вторгаясь в любимое тело быстрее. Мужчина покрывал поцелуями бока, но не оставил ни единой грязной метки, которая бы испортила бледную кожу. Он ведь не эта псина, не умеющая себя контролировать.       Хуа Бинань оставался всё таким же тихим, даже когда узел вожделения затянулся туже в нижней части живота. Он прижмётся к оголённому телу Чу Ваньнина, словно желая вплавиться в его тело, стать одним целым. Ваньнин против? Он не хочет? Он не может не хотеть. Он просто еще не распробовал. Сукин сын так затуманил разум Юйхэну Ночного Неба, что он не понимает, что есть настоящая любовь. Но ничего, Хуа Бинань откроет глаза драгоценному Ваньнину.       Но чем ближе будет пик наслаждения, тем меньше Бинань будет забивать мозг мыслями. Движения станут еще быстрее, но горечь неизбежно появится на языке. Чу Ваньнин не проявил никаких признаков возбуждения и наслаждения. Он что-то делает не так? Нет, невозможно. Нужно просто время, чтобы учитель наконец принял и понял, что с этой тупой собакой его ничего не ждёт… Да, нужно просто подождать. Со временем всё точно изменится.       Хуа Бинань успевает до оргазма покинуть тело любимого человека, не желая его пачкать. Он не грязное животное, которое будет портить свой трофей.       Вот только в момент, когда разум помутнится от огромной волны удовольствия, пальцы на ногах подожмутся и наступит долгожданная кульминация, дверь распахнётся. Распахнётся так, словно её собирались просто вынести с ноги.       — Мне тут бабочка нашептала, что ты не уяснил слова этого достопочтенного. — Окинув открывшуюся картину яростным взглядом, Тасянь-Цзюнь в упор посмотрит в прищуренные глаза Хуа Бинаня.