Ты даже не сможешь сказать

Весной, когда в чавкающей грязи тонет настроение целой Казани, происходит чудо. Чудо — это маленький беззубый Маратка. Вова отзывает их после очередной стрелы к себе домой. Ни Вахида, ни Валеры там быть не должно было. Володя, поглощённый чувством вины, тащит их зализывать раны и поесть чак-чака. Твёрдого, как сухари. Припасённого ещё с осени. Парни немного охуевают. Вернее, охуевают много. Присвистывают. Дырок в носке стесняются даже, хотя куда им до стыда? Квартира красивая и светлая, богато обставленная. Валера стыдливо снимает шапку и подворачивает пальцы так, чтобы спрятать дырявый нос носка. Им сразу показывают кухню и накладывают наваристый токмач. С мясом! На фоне играет что-то знакомое из забугорного магнитофона. Валера не знает, где слышал эту мелодию, но знает, что точно где-то в другой, совершенно ему не принадлежайшей жизни. Пацанская беседа идёт своим чередом, прерываеммая лишь чавканьем лапши (Вахид просит добавки дважды), когда её прерывают чьи-то босые шажочки. Именно шажочки, не шаги. На кухню из-за двери заглядывает тёмная моська. — Вова? Вахид сначала не понимает. Он видел батю Адидаса. Маленький пацан, похожий на обезьянку, не вписывается в представление о семье Суворовых. — Маратка, ты же спать ещё должен, — вздыхает. — Это мы тебя разбудили? Зима впервые слышит в голосе Адидаса такие нежные ноты. Узнаёт их, как мелодию. Вообще-то, со своими мелкими он тоже так разговаривает, но без перебора. Надо — крикнуть может, приложить даже, если ситуация располагает. Но обращение к этому Маратке — сплошное обожание, слепая любовь и вера в лучшее, что в их замызганных краях редкость. Пацан ловко подбегает к Адидасу. Забирается к нему на колени и доверительно жмётся, будто пытаясь вплавиться в старшего подростка. Малыш поднимает тёмные омуты, и в его глазах потеряться можно. В них столько осознанности и интеллекта, что Вахид сразу понимает, что мелкий — братишка их Вовы. — Здравствуйте. Я Адидас. Младший. Он тянет тонкую руку парням, но от брата не отлипает. — Здарова, а я Зима, — он кивает в сторону Валеры, — Турбо. — Так, Марат, я же просил не надо такое людям говорить. Суворов мгновенно хмурится и пытается не дать брату пожать руку группировщикам. Не успевает. Зима держит чужую ладонь, но магии не происходит. Происходит она, когда Валера крепко жмёт и улыбается. Между ними вспыхивают искры, что сожгут Марату будущее. Одно рукопожатие, кто бы мог подумать? Будущее, что отец семейства Суворовых так упорно прокладывает сыновьям, превращается в труху, смешивается с ещё не пролитой кровью и слезами. С чавкающей рыжей глиной под подошвой. Но сейчас они этого не знают. Сейчас только детский визгливый смех, когда Вова, знатно заебавшийся, подкидывает брата на бердо скрывается глубже в квартире. Видно, как Адидасы друг другом дорожат. Даже если сейчас это ребячливое обожание старшего брата, то все равно понятно, что в будущем оно станет только крепче и прочнее. Валера такое испытывал только с одним человеком. Если бы он знал, что слово «комфорт» означает не только сытую, обеспеченную жизнь, но ещё и внутреннее спокойствие на пару с бесконечным желанием держаться ближе, то может и сказал бы это Вахиду. Пацанские понятия Турбо почему-то очень удобно имели свойство заканчиваться на границе его с Зимой отношениях. Он бы в жизни не думал больше двух секунд, чтобы разделить с ним сигарету, стакан, бинты, еду, одежду и место. Потому что вы не понимайте, это другое. Ближе, роднее и важнее. Но такие думы слишком тягостные, вязкие, как болото. Туркин лишь доедает лапшу и игнорирует чужой пристальный взгляд. Кому другому уже бы фары проткнул. Но Вахиду, как всегда, можно. Тот правда неожиданно вслух говорит: — У нас так же будет. Валера не особо догоняет. Это он про крутую хату или про близкие отношения? Да оно и не важно. В их случае это все вместе. И улыбается в пустую тарелку. Губы блестят от токмача. Было вкусно.

***

Вова перед уходом задумчивый. Видимо, всю печаль за него впитал тогда Кащей. Лидер смотрел стеклянными глазами сквозь всё и хлебал водку, не морщась и не закусывая. Запивал иногда водой. Адидас уже должен начать ползти домой. Но, знатно подвыпивший, прижал к себе Турбо и Зиму. — Пацаны, пожалуйста, приглядите за Мараткой. И эта просьба меняет в Валере всю сущность. Вахид по лицу чужому читает, у Турбо, может, с причинно-следственными не очень, но он выстраивает простую цепочку. Самое важное в жизни Вовы — Марат. Вова доверяет Валере самое ценное. Валере теперь костями ляжет за пацана. Кащей отрывает Адидаса от них. Шипит, что он пьянь мерзкая, хотя казалось бы, но обида в чужом голосе глубже. Вахид между строчек читает: «Как ты, сука, можешь нас бросить?» — слова складываются в песню. Вопрос даже о не Марате, что стоит немного дальше и с детской наивностью готов ловить ненадёжную конструкцию в лице брата. Смешно семенит за главными и даже не понимает, что решение Вовы уйти в Афган зацепит всех. Зацепит, переломает и выплюнет. Зима впервые не согласен с Адидасом. Для него Вова казался добрым и светлым человеком, что никогда своих не подставит. Но его последняя просьба незаметно меняет привычный ритм Валеры. А это меняет жизнь Вахида. Ну что за блядство?

***

Он снова задаётся этим вопросом, когда стоит в родной коробке. Снег сыпет с неба почти наказанием. Только сейчас кровь не на асфальте, а плавит собой снег. Марат сплёвывает и отправляет Кирилла на землю. Удар он держать умеет. Официально пришивается. Турбо аж светится от гордости, совсем не скрывая радости. Кащей подпирает бортик. Курит, выдыхает дым и выглядит так, будто сам хочет отхреначить Маратку. На его лице вселенская борьба и взгляд полный такой ненависти. Но всего на секунду. Потом отмирает, кивает Универсаму и просто кидает на прощание Зиме и Турбо: — Теперь он Адидас-младший. Ладно. Его так все равно никто не окликает. Кроме Валеры, естественно. Кащей плюётся ядовитым «Маратка», даже когда не через сжатые зубы. Даже когда улыбается. Скалится. Эт.

***

Возможность сверкнуть новой кличкой находится слишком быстро. Вахид ловит новоиспечённого скорлупу около своего подъезда. Марат выглядит забавно с бритой башкой и весь светится от счастья. Көчек. — Зима! Зима, ты про это говорил? Зималетдинов внепонятках смотрит на шкета. Тот, даже толком не поздоровавшись, и не ждёт, что ему протянут руку, лишь вытаскивает что-то из внутреннего кармана, будто собирается каким-то волшебным способом достать оттуда новую Волгу — не меньше. Из кармана виднеется чёрно-белая пачка «Золотое Руно». Хорошие сигареты, а фильтр у них отдаёт какими-то фруктами. Пачка стоила копеек восемьдесят. Нихуёво. Это 33 стакана с газировкой — сироп, какой хочешь. Маратке бы хлестать, а не таскать папиросы пацанам. Адидасы и их царские замашки. Вахит даже теряется. Ему что прикажете делать? Наорать на Марата за то, что он без ведома старших надыбал где-то сиги? Подождать ответа? К чему это всё? Не зря всё-таки Адидас-младший смышленый парень. Он быстро прячет пачку обратно к себе и начинает тараторить: — Ну, помнишь, я у тебя спрашивал, какие сигареты нравятся Турбо? Ты тогда пошутил, что он, как девчонка, курит сладкие и со вкусами. Маме на работе какой-то ухажёр подогнал целый блок таких. А папа ему ебало разбил, сигареты заставил выкинуть. Ну я достал, пока никто не видит. Себе оставим, лишние, что ли? И Валере заодно подгон сделаю, ну, он меня тренировал перед тем, как пришиться. Пиздец. Марату стоило бы знать, что Валера правда иногда как девчонка, особенно если во время их ссоры Вахид не прикладывает его кулаком, а нежно убирает чёлку со лба. Турбо багровеет уже не от ярости, а от смущения, но проглатывает язык и ничего не говорит. Даже не бьёт в своей истеричной манере. Или что не стоит Турбо звать Валерой при универсамовских, пацаны могут подумать, что у суперов есть любимчики. Они были, конечно. Но никто не должен знать. — Ты ему предлагаешь сигареты с параши? Марат тушуется, начинает головой качать, но Зима прерывает ещё не начавшийся поток оправданий. — Тогда надо самим их покурить. Умеешь? Опять отрицательное покачивание. — Пошли. Сейчас расскажу прикол про «аптеку». Валера их найдёт через десять минут. Смешно закашливающегося Маратку и Вахида, который скалится, как ненормальный. Если бы он только знал, что такое комфорт, то так бы он и выглядел в его представлении мира. Но Валера не знал. Вахид сунул ему обсосанный фильтр между губ с наполовину выкуренной сигаретой. Сладко.