май тай

Влажный горячий воздух обволакивает Лёшу сразу, как только он выходит из самолёта. Все тело ломит: спинки кресел не откидывались, заблокировали из-за поломки, еда была так себе, воду приносили с привкусом половой тряпки.  Посреди полёта Ванёк ему сказал: — Надеюсь, по пути не потеряем «нужные» детали.  Лёша устало рассмеялся, отпихнул его в бок. Чужое дыхание щекотало ухо. Сейчас он смотрит на ванину широкую спину на паспортном контроле, как на него внимательно смотрит пограничник в кепке. Мысли в голове у Лёши беспокойно мечутся. А что если тормознут на въезде? Заставят несколько часов сидеть в душной комнате между Таиландом и остальным миром, а после вернут в холодные объятия ненаглядной и бескрайней Родины. Лёша редко себя накручивает, всё плохое случится и без его пессимизма, но именно сейчас, когда они наконец-то выбрались в отпуск вдвоём, его не отпускает чувство приближающегося пиздеца. Словно ничего не может пойти по плану.  Ванина спина скрывается за поворотом к отделению с багажом. Пограничник подзывает Лёшу к себе. От волнения он даже не чувствует как пот стекает по спине, стеклянными глазами смотрит пограничнику в лицо, смотрит на инструкцию на тачпаде с отпечатками пальцев, смотрит в маленькую камеру. Чувства возвращаются только когда он слышит щелчок печати в паспорте. В себя Лёша приходит когда Ваня просит у него зажигалку: они стоят с чемоданами на улице и ждут, когда их автобус полностью загрузится.  — А ловко мы, а? — спрашивает Ваня.  — Чё?  — Ну, типа контроль быстро прошли. Димас говорил, они тут три часа стояли.  Лёша пожимает плечами, передавая гиду Алёне бумажку с ваучером. За покупку путёвок отвечал он, за информацию по развлечениям на месте — Ваня, так что он особо и не вникал, только выбрал даты и закинул деньги (офис у агентства находился внизу салатовой ветки и Лёша десять раз проклял Веру с её советами и сомнительными контактами тур-агентов).  — Наверное, — отвечает Лёша, глядя как Ваня тушит сигарету в землю. — Вообще похер, что там у Димаса, он же вечно преувеличивает. На два дели, короче.  — Длиннее, — Ваня фыркает от смеха, укатывает их чемоданы к багажнику.  Лёша закатывает глаза.  Отпуск начался без депортации.  Хороший знак.    До отеля добираются только через полтора часа: по городу пробки, а по пути до их конечного пункта — ещё несколько отелей. Гид Алёна грузит туристов информацией: далеко не ходите, шмаль не курите, лучше сидите весь отпуск в номере и смотрите в стену. Лёше хочется её стукнуть посильнее или выбежать из автобуса, лишь бы не слушать чужой бубнёж про жизнь в другой стране и изменения после ковида. Ваня доверительно шепчет: — Я обоссу автобус, если мы не приедем через пять минут.  — Лучше обоссы Алёну.  Они приезжают через четыре минуты. В туровом автобусе остаются только они вдвоём, не считая гидов. Ваня не дожидается чемоданов, летит мимо ресепшена к указателю WC. Гид Алёна говорит Лёше напоследок: — Ну, вы не ждите, что вас быстро заселят. Международный стандарт — два часа.  Времени — ещё двенадцати нет.  Автобус с Алёной уезжает и Лёша еле сдерживается от того, чтобы не плюнуть им в след. Как будто ей больше некого кошмарить в жизни, что она решила поднасрать им с самого утра. К стойке регистрации Лёша подходит раздражённый и заранее усталый, Ваня подскакивает к нему ещё через минуту.  — Успел, — отчитывается он.  — Но лучше бы обоссал Алёну.  Они смеются, передавая паспорта и ваучеры парню с ресепшена. Подключаются к вай-фаю: Ваня записывает маме голосовое в вотсапе, параллельно ноет Лёше, что хочется пить и шоколадку. Лёша отправляет отцу сообщение:  «Долетел. Заселился»,  а через секунду телефон вырубается. За павербанком в рюкзак лезть неохота, к тому же им протягивают ключ от номера — один на двоих — и отправляют на второй этаж. Чемоданы просят оставить на первом, завезут позже. Ваня сразу же выкручивает кондиционер на максимум, Лёша устало валится на кровать: девять часов в самолёте и почти полтора часа в автобусе сказываются на больной спине и общей усталости. — Хочу лежать так ещё тысячу лет, — говорит он. Ваня ответить не успевает, в дверь стучат.  Лёша устало прикрывает глаза, ванина возня с чемоданами и шум кондиционера убаюкивают. Впервые за несколько часов ему не жарко, спина не ноет и у него есть все шансы выжить до конца дня.  Он открывает глаза только когда Ваня пытается уместиться рядом: в номере две односпалки, не слишком узкие для одного, но не особо широкие для двоих. Он заезжает локтем Лёше по боку, задевает коленом бедро.  — Надо было просить одну кровать, — задумчиво говорит Лёша.  — Ага. Чтобы они всем Таем потом делали таргетинг: у нас безопасно для рашн стонеров и рашн пидоров. Ваня перестаёт вошкаться: его ноги не помещаются на кровати, но лицо на одном уровне с лёшиным. На одной кровати вдвоём неудобно, звёздочкой не ляжешь. От чужого тела рядом жарко. Лёша утыкается Ване носом в шею.  — Да уж, конечно.    Меняют деньги в обменнике через дорогу уже после заселения. В обмен на одну бумажку с Франклином им отдают почти три с половиной тысячи. Дима Гаврилов пишет в чат:  «пиздец вы где нашли такой охуевший курс» Лёша отвечает с телефона Вани: «Рама девятый подсказал. Мой братан, кстати, светлая ему память, пусть земля пухом будет».  Ваню удаляют из общего чата через двенадцать секунд и вернуть обратно ещё через семь. Вера пишет: «Передай Лёше, что кэтфишинг это восьмой смертный грех, мне так в церкви сказали».  Ваня спрашивает, что такое кэтфишинг, пока они валяются на пляже с манго и двумя литровыми бутылками воды. Лёша без понятия, что это.  — Это когда кошка идёт на рыбалку, но вместо того, чтобы ловит рыбу, она решает всеми кошками просто водкой нахуяриться, а рыбу можно будет и потом купить, — невозмутимо отвечает он, глядя на своё отражение в ваниных очках.  Ваня хмурится. Протягивает ладонь к его лбу — она немного влажная, на тыльной стороне застыли песчинки после моря.  — Ты подхватил ваняльинизм. Это не лечится. Поздравляю. — Спасибо. Всегда мечтал.    Лёша не особо хотел ехать на экскурсию. Вообще-то ему нравилось как у них всё шло первые два дня: они не пересекались с другими русскими в отеле, откисали на пляже, по вечерам пили пиво и ели шашлычки из макашниц у дороги, курили на балконе с видом на крышу соседнего дома и кусочек моря. А потом Ваня сказал, что они типичные туристы-пенсионеры из анекдотов, а ведь они из юмора, какие тут анекдоты.  — Надо на экскурсию, — говорит Ваня, когда они сидят за завтраком перед морем. Уголки рта у него перепачканы в джеме, по тарелке растёкся желток от яичницы.  Лёша отвлекается от своих шоколадных хлопьев с молоком.  — Чтобы стать ещё более типичными туристами?  Ваня закатывает глаза.  — Во-первых, это познавательно. Новые знания — новые темы для стендапа.  — Мы с тобой уже напознавались позавчера вечером, когда смешали соджу с пивом, — Лёша прячет ворчание в чашке кофе. Ваня закатывает глаза.  — Это была рубрика эксперименты. Те китайцы с соседнего столика так мешали и ничё.  — С чего ты взял, что это были китайцы? — устало спрашивает Лёша.  — Они пшекали. Ну типа. Пше-чше-ше. Вся хуйня.  Женщина в панамке с широкими полями злобно сверкает на них взглядом через два столика. Мимо неё проходит девочка, громко говорит ей «се се», женщина в ответ резко пшешекает, почти как Ваня секундой ранее. Лёше немного стыдно, вдруг они случайно призвали демона сонного паралича, но скорее всего просто получилось слишком похоже.  — Так, — наконец отвечает он. — А во-вторых? — Гарик посоветовал. Гарик обычно не советует хуйню. И я уже купил билеты.  День в итоге проходит сумбурно: у Вани сгорают плечи на солнце, у Лёши кровь идёт носом от переизбытка кофеина в крови. К четырём часам оба чувствуют себя больше усталыми. Лёша пытается наколдовать жуткий ливень, понос экскурсоводу и возврат денег. Ваня говорит, что нужно смириться со своей судьбой.  — К тому же, автобус уже приехал.  Их отель оказывается предпоследним в списке, они заезжают ещё в один на Пратамнаке и только после этого начинают поездку в гору. Гид большую часть времени общается с людьми с первых рядов, у Лёши до сих пор немного кружится голова, но кондиционер и вода немного успокаивают. Хочется ещё, чтобы Ваня взъерошил волосы у него на затылке, положил ладонь на коленку, но это палево — не в автобусе, полном соотечественников. Через проход от них садится грузный мужик: первые двадцать минут от поездки он ворчит на жару, на кондиционер и всю свою жизнь, а после решает докопаться до Ванька.  — Вы, молодёжь, ничего вообще не знаете. Вот какая столица Югославии? — Я точно знаю, что нет такого государства. А вы знаете песню про авокадо? Аве Цезарь, Аве Кадо? Мужик застывает в ступоре, а автобус останавливается около храма Большого Будды. Лёша успевает вытащить Ваню на улицу до того, как мужик придёт в себя. — Назад с ним не поедем, — безапелляционно говорит Лёша. Ваня только плечами пожимает, как скажешь, только не пизди ссаными тряпками.  Гид говорит, что у них есть около получаса на прогулку: на то, чтобы забраться к Будде наверх, чтобы посмотреть на город сверху, чтобы купить себе желания у монаха.  — Загадывать можно только нематериальные желания: здоровья, мира и всё в таком духе, — рассказывает им гид. — Спиной к Будде становиться нельзя, это оскорбительно. В отдельные помещения можно заходить только с босыми ногами, обувь необходимо будет снимать.  Инструктаж Лёшу так же не впечатляет, он больше глазеет по сторонам. С горы на него смотрит золотая голова Будды: не то с улыбкой, не то с осуждением. Он просит у него по-братски чтобы не болела голова, но просит видимо хреново — к молитвам золотое изваяние холодно.  Ваня тащит его наверх, смотреть на город сверху. Другие туристы из автобуса бегут писать желания на металлических листьях и вешать их на металлические деревья, мужик, который сидел рядом с ними, пытается прибиться к чужой компании, но ему не особо рады.  — Нихуя, — говорит Ваня, разглядывая виднеющееся вдалеке море.  — В храмах не матерятся, — шепотом говорит ему Лёша.  — И к Будде жопой не стоят. Надеюсь, нас за это не продадут в рабство.  Они ещё несколько минут смотрят на горизонт. Золотой час накрывает южную часть Паттайи невесомой тюлью: бледно-жёлтый диск медленно спускается к воде, редкие высотки покрываются золотой плёнкой, едва заметной на обшарпанных малоэтажках. Лёша вспоминает вид с крыши одного из зданий в Москва-Сити, с которого весь город как на ладони.  Москва с той высотки казалась бесконечной и пугающе-реальной, а Паттайа с этой горы — всего лишь очередным городом, городом-сказкой, городом-наваждением.  Слов, чтобы произнести это вслух у Лёши не находится, он тянет Ваню за рукав футболки дальше, вниз по лестнице. Ваня щёлкает камерой телефона: горизонт, статуи Будды по дням недели, лёшина спина и лестница вниз.  Они собираются спрятаться в брюхе автобуса с кондиционером, но гид ловит их за руки, говорит, что нужно почистить карму за двадцать бат и загадать желания. Когда ещё такой шанс выпадет? — К тому же, мы скоро поедем, а живёте вы далеко отсюда, вряд ли сами поедете.  Ваня не спрашивает разрешения, суёт одному из монахов две бумажки по двадцатке и тороплива скидывает шлёпки. Лёша немного оторопело смотрит на конверт в чужих руках, а потом на такой же — в своих.  Слова гида про нематериальные желания звенят где-то на переферии, когда он садится на колени в душноватом зале. Монах завязывает ему плетённый браслет на запястье. Лёша усиленно думает о здоровье бабушки, но мысли то и дело соскальзывают на холодные капли на лице, а потом и вовсе — на лёгкий удар венчиком от монаха. Лёша встаёт с колен немного в прострации. Думает — если он хлопнет монаха по макушке, тот тоже будет молиться от него ещё неделю или так работает только с женщинами? У гида этот вопрос решает не уточнять, мало ли в какую дурку его сдадут по прилёту на родину.  В какую дурку сдадут Ванька? Вопрос интересный.  — Что загадал? — Ваня склоняет голову на бок, когда спрашивает. Около его ног крутятся собаки с облезлыми боками и высунутыми языками. Лёша жалостливо хмурится, погладить очень хочется, а вылавливать у себя блох — нет.  — Нельзя говорить, а то не сбудется.  — А я мир во всём мире, — он приподнимает сжатый кулак над головой.  Едва ли это сработает, думает Лёша, но не говорит — гид зовёт их обратно в автобус.  У них заканчивается время.    Следующий день проходит лениво: просыпаются они поздно, завтракают вчерашним ананасом и растворимым кофе, плавятся на пляже до часу дня. Жару пережидают в одном из торговых центров на набережной. Ваня записывает кружок в телеграм для Сони и Гарика, Лёша фотографирует морской горизонт с кучей катеров. Выставляет в сторис для близких друзей, через десять минут ему прилетает сообщение от Димы Гаврилова: ссылка на древнюю статью про цунами. Лёша игнорирует, но в чате рассказывает всем, как вчера они ездили на кабаре-шоу трансвеститов на Джомтьене.  Ваня тем временем вываливается из примерочной в жуткой фиолетовой рубашке с горой Фудзи и в такой же жуткой кепке. Говорит, что на сегодня он выбирает стиль аниме-скейтера. Лёша обещает сдать его в дурку сразу после майских праздников и украдкой фотографирует артикул и стоимость рубашки. За ней он, может, ещё вернётся.  К четырём снова приходят на море: почти полтора часа не вылезают из воды. Солнце ласковое, а вода тёплая, как молоко из детства.  — Я бы и не вылезал отсюда, — говорит Ваня, лёжа в воде звёздочкой.  — А надо. Сюда доставку пива оформить не получится.  Ваня тяжело вздыхает, скрываясь под водой с головой. Лёша прячется в воде по плечи. Солнце почти утонуло в море, а в кафешках на набережной начинают распеваться кавер-группы. Застыть бы в этом моменту, проносится в голове у Лёши, когда Ваня выплывает из под воды у него за спиной, обхватывает руками поперёк груди. Лёша на всякий случай оглядывается по сторонам, но никого вокруг не обнаруживает.  — Жрать охота, — говорит он Ване, обернувшись через плечо. Глаза у того красные от морской соли. — Наберём шашлычков рядом? И по пиву из Фэмили Марта.  — Нормально, — Ваня укладывает подбородок ему на плечо, когда солнце окончательно тонет в море позади них.    Дни идут неторопливо, но проходят быстро. От отпуска остаётся меньше половины времени, когда Лёша звонит бабушке: тратит минуты с тайской симки, чтобы послушать сплетни про всех соседей и отчитаться о солнечных ожогах на плечах (про кровь носом решает не говорить — ни к чему это).  — Да и вообще, у нас всё круто, — лениво отвечает Лёша бабушке по телефону. — Вчера на экскурсию ездили по городу, креветок поели. Прикольно.  — Ну слава богу. А то с этими перелётами, всегда когда ты на самолёте мне прям плохо становится, — выдыхает бабушка ему в трубку. — А как Ванечка? Не ругаетесь там? Лёша прислушивается к шуму за стенкой: Ваня выходит из душа и снова матерится на порожек рядом с дверью.  — Лучше всех. Мы же как всегда, ба. Душа в душу.  В этот момент Ваня выплывает из-за угла и резко валится на Лёшу сверху, прячет лицо в чужой шее, а ладони — под лёшиной футболкой.  — Ну слава богу. Я рада, что у вас всё хорошо. Ладно, Лёшенька, не мешаю, хорошо вас отдохнуть, бабулю свою не забывай.  Лёша невнятно бубнит что-то в ответ и отключается. Телефон летит на соседнюю кровать. Ваня тихо смеётся ему в шею.  — Лёшенька.  — Ты реально собирался меня трахнуть при бабушке? — Нет. Только немного подразнить.  Ваня стаскивает с него футболку, отбрасывает в сторону соседней кровати. Лёша представляет, как с утра будет материться из-за того, что вещи мятые, а им тут тусоваться ещё целых четыре дня. Ваня наверняка потупит взгляд, почешет затылок и неловко извинится, вызовется гладить все лёшины вещи до скончания веков (до конца апреля), а потом потащит его на завтрак поскорее.  Но до всего этого так далеко, дальше чем до самолёта в Москву, дальше чем новые съёмки и созвон с Овечкиным по зуму. Ваня приподнимается на локтях, смотрит Лёше в лицо. Зрачки у него такие широкие, словно они накурились шмали из магазина за углом — иногда кажется, что запах оттуда идёт за ними шлейфом, а может это из-за того, что шмаль продают через каждые пять метров.  Лёша убирает чёлку у него со лба, притягивает его к себе за шею. Жарко и душно, кровать будто перенесли на улицу. Лёша тонет в Ване, вязнет как во влажном воздухе. Будто они здесь уже не неделю, а несколько часов. Будто Лёша всё никак не привыкнет.  — Лёш, — от чужого голоса мурашки вдоль позвоночника.  Лёша в который раз за последнюю неделю загадывает желание: подольше остаться в этом самом моменте. (желательно навсегда)   Может, Будда услышит его хотя бы в этот раз.